Но вернемся к нашим тараканам, которые оказались не слаще. Во вторую ночь перед отбоем мне в голову пришла мысль: а не положить ли все находившиеся в кителе документы под подушку. Взял и убрал их под голову, даже ботинки, и спокойно заснул. Конечно, дальше продолжать смысла нет, всё и так понятно: я остался в одних шкаликах (нижнее белье), но хотя бы с родным военным билетом и берцами. Шакалы, солдаты подневольные забрали у всех всё: и военные билеты, и дорогие сердцу записные книжки. Вот уроды! Но лично у меня главное осталось: военник, записная книжка и берцы. Я сильно не расстроился. Накинул старенькую застиранную робу, которую мне дали во временное пользование, и пошёл назад в госпиталь. Благо, мой хороший товарищ ещё служил на посту и быстро вник в мою проблему. Он одел меня в маскхалат, а я с чувством полного удовлетворения вернулся в часть. Конечно, моё неожиданное переодевание поставило всех в штопор, но я стал вести себя более осмотрительно и жестче, посылая всех с наглой рожей на три буквы.
Где и в какой роте я служу, никто не знал, но новость о моем быстром переодевании в новый камуфляж разлетелась на всю часть. Ко мне стали приходить и разговаривать о моём камуфляже, о ботинках, спрашивать, где их можно достать. Мысль о краже была невозможной, так как я любого загрызу, вплоть до офицера. Разумеется, я спал во всем обмундировании, чем ввёл местных солдат в панику, ведь их дембель был не за горами. В один прекрасный день ко мне подходят двое крепких парней, примерно с меня ростом, и требуют отдать ботинки, иначе сами заберут. Честно говоря, я уже был готов к такому разговору. Тут же резким ударом самому крепкому из них я бью в нижнюю часть подбородка, и он валится всем прикладом. Второй опешил, и, не предполагая такого поворота событий, попытался отнести в сторону обмякшее тело товарища. Находясь в нервном потрясении, я взял себя в руки и попытался стремительно предугадать дальнейшие события, чем может закончиться этот кипиш, кто прибежит, и сколько их будет. Но они оказались переговорщиками и не стали лезть на рожон, а просто вызвали меня на «стрелку».
Хотя в целом наши девять дней реабилитации проходили спокойно, все дни были тихими, и мы ни в какие проблемы не лезли.
На встречу в расположение я пришёл один. Меня попросили зайти в каптёрку. Передо мной сидел лет тридцати мужик (так мне показалось) и в грубой армейской форме, то есть как на зоне, стал вести со мной беседу. Я был в шоке, я никогда не видел таких армейских дедов – натуральный дед с бородой и с усами, я было подумал, что он моджахед. Мне казалось, что я разговариваю со Львом Толстым, только борода у него была чуть меньше. Я напрягся, но пытался держать себя в руках и не показывать своего страха.
Разговор проходил спокойно. В основном шли расспросы о том, где и в каких войсках служу, чем дышит Москва, и когда возвращаюсь домой. Я дал ему понять, что мою обувь они не получат, если только с моего трупа. Думаю, он понял мой настрой либо просто не хотел со мной связываться. В итоге, мы решили заключить сделку. Он предложил мне точно такие же берцы, только немного прожженные на лодыжке кислотой, уговаривая, что по приезду мне всё равно выдадут новые. Я посмотрел на них и понял, что они с меня не слезут. Немного поломавшись для виду, я согласился, ведь конфликт в одиночестве мне всё равно не решить. Мы обменялись. Размер один в один – 42-й.
Он предложил попить чай. Рассказал историю, какая у них беднейшая часть, что не хочется на дембель ехать в рванье, что срок службы превышен на 3 месяца, а за косяки его не демобилизуют. После чаепития я побрел в роту как выжатый лимон, хотя после нервного «тренинга» на душе было умиротворение. Я знал, что теперь никто даже в мою сторону не посмотрит и не скажет, что у меня слабый иммунитет.
Ушёл на фронт – вернулся в жизнь,
С системой всё в порядке,
Ради чего ты был в говне,
В убогом беспорядке.
Землянки, взрывы, котелки,
Друзей помешаны рассудки,
Контузия, офицеры, вши –
Всё это армии подлянки.
Теперь гражданка, дембель мой –
И всё осталось за плечами,
Девчонки, обещавшие писать,
И офицеры, чтобы их пробрало,
А как же жить и чем заняться,
Ведь никому не нужен ты,
А здесь обман, понты и зависть,
Лишь пьянство да дебош.
Сильнее тот, кто с деньгами, да с ментами,
А я к волкам не вхож,
И буду жить по честности и правде,
Жуя свой честно заработанный кусок.
И Господу молиться не перестану,
Ведь он ведёт меня до самых, до невиданных дорог.
На следующее утро всё было тихо и спокойно до тех пор, пока не прибежал дневальный и не объявил, что к нашему другу Глазкову Максу приехала мать и хочет забрать его домой в Иркутск. Мы очень расстроились, так не хотелось расставаться, тем более мы здесь, а он домой. Но смекалка нас не подвела. Мы быстро собрали все оставшиеся деньги и пошли к командиру части со словами, мол: «Товарищ командир, отпусти домой, десять месяцев в окопах, сил больше нет». Он оказался хорошим мужиком.
Не обошлось, конечно, без конверта, но командир проникся нашей проблемой и отпустил всех домой, выписку из части дал на десять дней позже. Мы прыгали от восторга. Собрались за 20 минут и помчались на вокзал. Обменялись адресами, зная о том, что больше друг друга никогда не увидим. В кармане пусто, ведь всё отдали командиру. Но служащих, насколько я знал, возили бесплатно. В голове я расписал весь маршрут и двинулся в путь.
Я решил доехать 4 часа на электричке из Владикавказа до города Минеральные Воды, чтобы там пересесть на поезд до Москвы. Время в электричке пролетело незаметно. Сперва все ближайшие пассажиры ко мне приглядывались, затем рядом сидящие пытались со мной заговорить. Хорошо, что ехали в основном русские. На мне был немного затертый маскхалат, прыжковые ботинки, прожженные на лодыжке, и выцветший ранец десантника. В целом, я выглядел прилично, эффектно. Сидевшая напротив девушка стала меня обо всём расспрашивать, предлагая бутерброды и чай из термоса. Я говорил немного, в подробности не вдавался. Она смотрела с умиротворением, открыв рот, а я с удовольствием кушал. Так и доехали.
Город Минеральные Воды сразу запал мне в душу. Красивые зелёные улицы, великолепные достопримечательности и извергающие чистую воду фонтаны одновременно успокаивали и восхищали. Кристально прозрачный воздух пьянил и дурманил, а ароматы деревьев и кустарников смешивались в радужные композиции и висели над городом словно купол. Под пьянящую атмосферу я вспомнил город Нальчик, где природная композиция очень похожа. На вокзале было чисто и спокойно. Кассирша мило со мной побеседовала, сказав, что поезд на Москву уходит в 20:00 по местному времени, но билет мне не дала, так как у меня отсутствовал подтверждающий документ из части, на основании которого выдается билет. Она посоветовала мне подойти к проводникам и попроситься, чтобы меня приютили до Москвы. Я не расстроился, зная, что молодому солдатику должны помочь, но я, как всегда, ошибался.
Поезд подошёл без опоздания, и я, как порядочный, обратился к первому попавшемуся проводнику. Тот ответил, что не посадит, так как нет мест. Я прошёл по всему эшелону и везде слышал один и тот же ответ: «Мест нет». Я немного запаниковал, так как времени на раздумья и уговоры не оставалось. Пришлось вернуться в середину поезда, где проводница от моей просьбы немного мялась, но и конкретно «нет» не говорила. Я стал уговаривать её чуть ли не на коленях, но всё тщетно. Расстроенный, я переживал, где ночевать, попрут ли с вокзала, да и военный патруль мог домотаться, ведь по документам я должен быть в части. С перрона я не уходил в надежде, что надо мной всё-таки сжалятся. И Господь помог мне. На этот поезд садились Макс из Иркутска с матерью. Они спросили меня, как дела, я им и излил душу. Большое спасибо маме Макса. За время службы наши родители очень переживали, и вся эта накопленная боль, отчаянье и ненависть на государство, со слезами и упреками вылились на проводницу – душа у неё дрогнула, и она сдалась. На перроне мы попрощались. В вагон я зашёл в плохом настроении. Вагон был наполовину пустым, меня положили на третью полку. Но мне не привыкать, от напряжения я утомился, хотелось только спать. Засыпая, я думал о черствости, непонимании и бездушии людей, но успокаивало одно – наконец-то еду домой.
Еду домой, стучат колеса,
Еду домой на всех ветрах,
Еду домой без угрызенья совести,
Еду домой к родным сердцам.
И пусть ушёл без разрешенья,
И пусть накажут дембеля,
Чечню я больше не увижу,
Война теперь не для меня.
Она сломила мою душу,
Она сломала мне судьбу,
Она любовь мою забрала,
Осталась только лишь борьба.
Не знаю, сколько я проспал, но такое ощущение, что только закрыл глаза, и сон перебила проводница, приказав взять все свои вещи и последовать за ней: мол, проверка, и мне надо спрятаться. Куда она меня хотела спрятать, я не предполагал. Зашли в тамбур, она открыла люк на потолке и сказала: «Залезай и посиди там, пока всё не утихнет». Я легко запрыгнул, и люк подо мной захлопнулся. Оказался я в кромешной тьме, боялся шевельнуться, вытянуть руки и ноги, так как поезд и кругом наверняка электричество. Я сел на попу, поджал под себя ноги, свернулся калачиком и попытался заснуть с мыслью, что скоро меня освободят. Часов у меня не было, какие города проезжаем, я не знал. Думал только о том, что вот-вот откроется люк, и я спокойно лягу на полку, растянусь в полный рост и спокойно засну до самой Москвы. Сколько я просидел в такой позе в кромешной темноте, не помню, но общее время в пути 32 часа. В голову приходили разные мысли: про меня забыли, еду в обратную сторону, без еды и воды, одна надежда на проводницу.