– О, – сказала жена.
Она часто говорит «о», чем порой спасает самые безрадостные сценарии.
Рядом с нами, у столика в приморском кафе, сидел кот. Как и положено уличному коту, он сидел на улице, хотя мы и располагались на веранде и фактически от улицы нас ничего не отделяло. Но кот соблюдал формальности, интеллигент. Кот был одноглаз, а в остальном красив. Я бы и рад написать, что одноглазость его не портила. Но как может не портить одноглазость, помилуйте.
– На, – сказала жена и швырнула уличному коту резиновую мидию.
Кот съел и сказал «еще». Сказал глазами, точнее, глазом, коты это идеально умеют. А жена и рада услужить своему мохнатому родственнику, у нее же целая тарелка резиновых мидий, причем даже не ее.
Кота, как ни странно, резиновость мидий ничуть не смутила. Он уминал их за обе щеки (щек у кота, в отличие от глаз, оказалось две, то есть налицо был полный комплект щек).
Настала очередь кальмаров и того, что оказалось в моей тарелке под ними. А под ними оказалось нечто. Хорошо, что я не стал это есть: нечто, которое оказалось под кальмарами, мне было неизвестно, да что там мне – науке.
Не думаю, что когда-либо еще в своей хаотической кошачьей жизни это одноглазое существо ужинало на семь болгарских левов, а тем более на четыре доллара.
Я пошутил, что счет за салат из морепродуктов нужно перевыставить коту. Жена посмотрела на меня сурово, будто я, и правда, собирался осуществить эту финансовую махинацию. Мне даже стало на секунду стыдно за свою шуточную меркантильность.
Кот умылся соком из мидий и ушел. Ушел сам, по собственной воле, подчеркиваю, это важно. Получается, мы накормили беспризорного кота настолько качественно, что он добровольно отвалил от раздачи.
В тот вечер жена стала для кота сакральным существом, почти божеством. За его одноглазые мучения ему был ниспослан дождь из мидий (ведь мидии физически падали на него сверху).
В нашей, по сути, тоже кошачьей, человеческой жизни все похоже. Как бы разнообразно мы ни веровали, общий алгоритм одинаков: однажды исчерпавшись до дна, в другой раз мы получаем с горкой.
Можно, конечно, и безо всяких верований.
Но тогда выходит как-то скучно и даже неэлегантно: дождь из мидий сам по себе, а выбитый глаз – ни при чем.
9. Мнимый Пушкин
Я сижу дома на кухне и помешиваю ложечкой чай. Захожу на шестнадцатый круг.
– У тебя что-то случилось? Поделись со мной, – говорит жена.
Как же мне повезло с ней. Чуткость – это локатор, который можно настроить только изнутри. Фея, а не женщина. Спасибо тебе за невидимую пыльцу.
– Понимаешь, – начинаю я, – Тынянов в статье «Мнимый Пушкин» ссылается на эпизод с известной мистификацией в начале двадцатого века, когда разыграли крупного пушкиниста. А я никак не могу найти больше деталей, все ломаю голову, где же мне почитать о том, как…
– А Темка сегодня разделся до трусов и бегал, не давал себя одеть. А потом напялил мои бусы через ноги, и они застряли у него на пузе, – меланхолично произносит жена, глядя сквозь меня.
Я перестаю помешивать чай и начинаю хлопать глазами.
Тынянов – Пушкин – Серебряный век – Темка в трусах – бусы на пузе.
За годы семейной жизни я так и не привык к этим американским горкам.
10. Рубик-джан
Вышли с женой из дома, подхожу к машине, а машины нет. Ровно между «Маздой» и «Шевроле», где я оставил ее вчера, – пугающая пустота.
– Машину угнали… – говорю я жене, хватая ее за руку, чтобы она не упала в обморок, но на самом деле чтобы не упасть самому.
– Рубик-джан, ты только не обижайся, – отвечает жена, – но я тебе один умный вещь скажу: твой машина стоит в соседнем дворе.
– Что? – не понимаю я, – я же ее вчера здесь оставил, между «Маздой» и «Шевроле».
– Между «Маздой» и «Шевроле» ты оставил ее позавчера. А вчера напротив подъезда. Где она сейчас и стоит. Посмотри, Рубик-джан.
Как же мне повезло с женой. И спокойная, и с юмором, и классику советского кино знает.
11. Дорожный друг
Мы с женой возвращались в Москву на машине. Ехали издалека, из деревни, за семьсот километров.
Я был за рулем. Жена развлекала меня, как могла, а могла она не очень, потому что через тридцать километров заснула. Шестьсот семьдесят километров одиночества – это почти Маркес. Через двести километров родные бескрайние просторы превращаются в статичные декорации, приклеенные к лобовому стеклу снаружи.
Правда, через триста километров жена все же проснулась, видимо, услышав мое красноречивое молчание. Мы с ней сразу принялись обсуждать белоснежную «ауди», которая последние сто километров висела у меня на хвосте. Она следовала за мной в обгоны и проскакивала за компанию, когда добрые фуры пятились на дополнительные полосы, уступая мне дорогу. Одним словом, пристроилась.
Вот тут-то жена и задвинула эту свою теорию про «дорожного друга». Мол, когда путешествуешь на дальние расстояния, всегда встретится такой дорожный друг, с которым ехать веселей и которого начинаешь искать взглядом в зеркалах, едва потеряешь из виду. Типичная женская мелодраматическая теория, не имеющая отношения к жизни. О чем я жене и сообщил, обесценив и растоптав нежное, но исключительно в целях торжества науки.
Затем мы остановились на технический перерыв. Пока я изображал на обочине писающего мальчика, белоснежная «ауди» с равнодушным свистом пронеслась мимо, один прагматик мимо другого прагматика.
Следующие надцать километров мы с женой ехали молча, она снова спала, уже из мести. Мне было немного грустно от собственной правоты, от того, что на свете не существует дорожных друзей.
В какой-то момент, когда мы уже въехали в московский Мордор, на очередном светофоре я вдруг уперся в ту самую белоснежную «ауди». Сомнений не было: за сто километров, которые она висела у меня на хвосте, я успел выучить ее номер в зеркале заднего вида.
Это было настолько неожиданно, что я даже антинаучно крякнул. От нештатного звука жена проснулась.
– Вон твой дорожный друг, – решил я добить жену фактами, – стоит и на нас никак не реагирует.
– Может, не он, – принялась защищать своих единорогов жена.
– Я номер запомнил.
– Может, в зеркало не смотрит, – юлила фея-крестная.
Я решил больше не снисходить с сияющих высот своего рационализма до этих жалких мистиков.
И вдруг «ауди» моргнула аварийкой. Три раза.
– А!!! – закричала жена. – Я же говорила! Смотрит в зеркало, смотрит!
– Может, он сломался… – принял я эстафету у феи-крестной.
Это была «Audi A8» последнего поколения (я видел в обзоре). Моя научная теория не тянула даже на троечку. Ньютон нервно грыз свое яблоко.
– Ну, значит, баба за рулем, – достал я из мужской колоды потрепанного джокера.
На этих моих словах из водительского окна «ауди» высунулась волосатая рука, в обхвате как две моих, и взметнулась вверх в знаменитом приветствии «но пасаран».
Мой дорожный друг, будь он неладен, напоследок еще раз моргнул аварийкой, будто выстрелил контрольным в голову, и с буксами и прожигом ушел в московскую безразличную даль.
12. Блеск и нищета куртизанок
Я собрался в книжный магазин.
– Купи мне «Блеск и нищета куртизанок» Бальзака, – попросила жена.
Мне показалось, что для нее, как для почтенной матроны, это был не самый лучший выбор чтения, о чем я ее немедленно и уведомил. В отдельно взятой московской квартире затхло пахнуло средневековьем.
– Тогда «Анну Каренину», – ответила жена.
Ладно, Бальзак, так Бальзак. От него вреда явно меньше.
13. Ящик Пандоры дальнего следования
Вагон СВ в поездах дальнего следования – это киндер-сюрприз. Или черный лебедь. Или черт из табакерки. Сколько путешествую в таком двухместном купе, каждый раз выхожу из поезда либо слегка поседевшим, либо «моя жизнь никогда не будет прежней». Особенно, когда в купе вместо привычных опьяненных попутчиков-балагуров нештатно появляются женщины, и оно переходит в режим ящика Пандоры. Получается такой ящик Пандоры на колесах, дальнего следования.
Обычно это происходит примерно так.
Я приезжаю на вокзал заблаговременно. Я всегда приезжаю на вокзал заблаговременно, вдруг поезд решит, что он маршрутка, и уедет раньше. Занимаю свое место в СВ, дверь купе предусмотрительно закрываю. Я всегда предусмотрительно закрываю дверь купе, вдруг второй пассажир увидит закрытую дверь, решит, что ему тут не рады, расстроится и не поедет.
Где-то за минуту до отправления дверь купе вероломно распахивается и на пороге воздвигается женщина. Никто из них при виде меня еще ни разу не сказал «здрасьте». Обычно они трагически молчат. А одна вдруг взяла и прямо с порога заявила:
– Я так и знала!
И после этой реплики за всю поездку больше не произнесла ни слова. А я всю ночь бессонно ворочался в попытке расшифровать полученное из женского космоса инопланетное послание.
«Я так и знала» в смысле: опять в купе неземной красавец, и всю дорогу придется бороться с искушением!
Или.
«Я так и знала» в смысле: опять в купе очередной уродец, и все путешествие насмарку!
Женщины отлично умеют это – одной фразой разрушить хрупкую экосистему мужской стабильности.
14. Пандора без ящика
Одно время у нас с Семой была общая знакомая. Мы пересекались нечасто и мало что о ней знали.
Она производила угрожающее впечатление. Женщина-вамп, femme fatale, самка богомола, менада, Горгона, кто еще, Моника Белуччи (в смысле – страшно красива). Знакомая ходила в строгих брючных костюмах и занимала высокую руководящую должность. Даже сам король мира Сема от нее немножечко зависел.
У Белуччи была семья – муж, дети. Мы с Семой не сомневались, что знакомая держит мужа в конуре на цепи, а ее дети маршируют под церемониальные марши Элгара. Пока однажды не оказались у нее дома в выходной день. Семе нужно было срочно ей что-то передать по работе, а я затесался за компанию, так как после этого мы с ним вдвоем куда-то собирались.