12. Джулия Робертс
Как-то раз Сема нечаянно погрузил меня в бездны своей семейной жизни.
– Представляешь, – пожаловался мне Сема, – чем дольше мы с женой живем, тем дальше от губ она меня целует.
Я поперхнулся. Начал воображать разные эротические сцены. Вспомнил бессмертную строчку из стихотворения К. Меладзе «чем выше любовь, тем ниже поцелуи».
Сема продолжил, и оказалось, что он вовсе не про это.
– Полгода после свадьбы, когда я возвращался с работы домой, она меня только в губы целовала. Потом стала в щечку. А последнее время – вообще куда-то в ухо. Это означает, что к старости она меня в затылок будет чмокать?
Я включил невидимого психолога и спросил:
– А ты не пытался поговорить с ней об этом?
– Пытался. Я сказал ей, что она проститутка.
Сема порой грешил против логики, но еще ни разу это не был настолько смертный грех. Заметив мой вставший дыбом взгляд, друг решил все же объясниться:
– Точнее, я сказал, что она как проститутка Джулия Робертс из фильма «Красотка». Та тоже не целовалась в губы.
– И что, помогло?
– Нет, поругались.
– Надо думать.
– Она ответила, что я сам проститутка.
– Ну, и ты, конечно, тоже в долгу не остался.
– Естественно. Я сказал ей: а ты тогда Джулия Робертс.
Удивительный человек Сема. Даже обзывая жену, он ухитряется сделать ей комплимент.
13. Одной проблемой меньше
Зашел я как-то вечерком к Семе в гости и оказался посреди Аустерлица: Сема воевал со своей Аней из-за кота. На кону стояла кошачья честь, в буквальном смысле: Аня собиралась кота кастрировать.
Раньше я уже слышал про эти планы, и вроде бы Сема со всем смирился, но в последний момент, видно, взыграла мужская гордость и, так сказать, цеховая солидарность.
– Я буду его убеждать, – причитал Сема, – я буду его уговаривать.
Я живо представил себе, как Сема уговаривает мартовского кота не хотеть.
В конце концов, Аня как обычно надавила на какие-то только ей одной известные болевые точки Семы, и тот сдался.
– Ок, – резюмировала Аня примирительно, – звоню его записывать.
– Звони, – ответил Сема трагически, – и меня заодно запиши. Станет у тебя одной проблемой меньше.
– Вообще-то, – решил потроллить я, опасаясь, что их ссора сейчас пойдет на второй круг, – говорят, после кастрации коты начинают много жрать.
– Ничего страшного, – сказала Аня, и ее глаза зло блеснули, – прокормлю.
Сема вздрогнул, потому что было непонятно, про кого она это сказала – про кота или про него.
14. Жанна д’Крупская
Я думал, это моя жена – героиня, эталон терпимости и понимания, практически Крупская.
Но есть абсолютные уникумы. Терешкова, Жанна д'Арк и та, что коня на скаку, в одном флаконе.
Сема однажды рассказал мне про одну такую, свою жену.
У Семы есть привычка: иногда он разговаривает сам с собой. Когда ему нужно решить какую-то сложную дилемму, Сема начинает вслух обсуждать варианты, дискутируя с воображаемым оппонентом. Этакая милая чокнутость, как у Безумного Шляпника.
Как-то раз Сема сидел на кухне и орал на самого себя. Особенно сложная в тот раз, видно, выдалась дилемма.
Аня, та самая святая женщина, проходя мимо, о чем-то спросила Сему.
– Не перебивай меня! – взвизгнул тот.
– Кого из вас двоих? – уточнила Аня.
Кроткая, всепрощающая женщина.
Спросила, разбила англичан, посадила ребенка на грудь, вскочила на коня и поскакала на орбиту к МКС по своим делам.
15. Поверните налево
По мутным глазам Семы я увидел все, что произойдет в ближайшие пару часов, с точностью до минуты.
Он напьется окончательно, поссорится с женой, она уедет домой раньше него с кем-то из подруг, а я буду вывозить это бойкое непослушное тело с затерянной в подмосковных лесах дачи непонятно чьих общих друзей.
Это был тот контрапункт в нашей с Семой многолетней истории, когда я уже оставил возлияния, а он как раз выруливал на финишную прямую, решив под конец разогнаться до отрыва выхлопной трубы.
В итоге Сема даже не заметил, как его обиженная жена уехала с подругой. Не исключаю, что как поссорился с ней, он тоже не заметил: когда ссоры входят в дурную привычку, им не придаешь значения, как не придаешь значения выкуренной сигарете.
Непонятно чьи общие друзья буквально молились на меня, когда в районе часа ночи я запихивал сопротивляющийся Семин организм на заднее сиденье его собственной машины. Минуту назад он угрожал спалить «эту долбаную дачу».
– Может, лучше сразу в багажник? – не то пошутил, не то всерьез предложил хозяин дома.
Я открыл в телефоне навигатор и поехал выбираться из этих на редкость глухих мест, где по окрестностям до сих пор бродят поляки, матеря Сусанина.
– Через сто метров поверните налево, – металлическим женским голосом подсказал навигатор.
– Не слушай ее, направо, направо поворачивай! – завопил Сема с заднего сиденья.
Он развалился там, как римский патриций, забравшись на сиденье с ногами, не сняв при этом ботинок. Что ж, его машина, его сиденье, подумал я, на здоровье. В салоне булькал непроглядный кисель мрака. Светилась только приборная панель, навигатор в телефоне и красные уши Семы, которого, видимо, в тот момент последними словами поминала его жена.
Я решил, что Сема знает дорогу, так как вроде бы это все-таки были его друзья, те, чью дачу он собирался спалить, и по его совету повернул направо, не послушав навигатор.
Дорога стала еще темнее, асфальт не прощупывался.
– Через сто метров поверните налево, – снова посоветовала невидимая женщина в навигаторе, и мне почудилось, будто в этот раз ее голос стал строже, и металла в нем поприбавилось.
– Да чего она там бубнит, коза, не верь ей, направо давай. Направо, я сказал! – снова заорал Сема.
И вновь я послушал друга и не послушал навигатор.
Мы повернули направо, и через пятьсот метров дорога закончилась. Так, как только умеют заканчиваться российские дороги – трагически и в какой-то поваленный забор. Вокруг нас моментально выросли своды старинного дремучего леса из сказок. Его дремучесть угадывалась даже сквозь непроглядный мрак.
– А! – неожиданно завопил Сема. – Получила, получила, коза!
С этим странным и ничем не мотивированным выкриком Сема подскочил, подался всем телом вперед и порывисто заглянул на переднее пассажирское сиденье. Переднее пассажирское сиденье, что не удивительно, оказалось пустым, вот только для Семы это стало настоящим сюрпризом.
– А где моя женушка, коза моя где… – растерянно зашептал Сема.
Я терпеливо объяснил, что его женушка уже часа три назад, как уехала, и, судя по времени, наверняка благополучно отсыпается от его хамства в Москве.
– А с кем же я тогда сейчас разговаривал… – продолжал лепетать несуразное Сема.
– Не знаю, с кем ты там разговаривал… – зло отмахнулся я и внезапно все понял. – То есть ты хочешь сказать, что все это время думал, будто твоя жена здесь, с нами в машине на переднем сиденье, и это она, а не навигатор говорит нам, куда ехать?
Сема утвердительно замычал.
– И поэтому ты с ней спорил, из вредности, лишь бы ехать не туда, куда она говорит?
Сема снова замычал, и, хотя я не мог этого видеть из-за мрачного киселя в салоне, уверен, в глазах друга промелькнуло знакомое виноватое выражение, как у нашкодившего кота.
– А дороги ты, конечно, не знаешь? – спросил я скорее формально и по насупленному молчанию с заднего сиденья окончательно убедился в том, что мы потерялись.
16. Сема о чувствах
Мужчины – рациональные, логичные, дальновидные существа. Пока не доказано обратное.
Как-то раз на одной вечеринке, где среди прочих гостей была и его жена, Сема решил повеселить собравшихся и рассказал забавную историю.
– Представляете, недавно мне в «Тиндере» написала какая-то девушка, представилась редактором «Первого канала» и пригласила меня принять участие в передаче «Давай поженимся».
И дальше Сема развернулся патетической тирадой про то, какие странные эти девушки, редакторы телеканалов, неужели по нему не видно, какой он счастливый семьянин.
Собравшиеся, в особенности, женская часть компании, синхронно склонили головы набок и в умилении хором сказали «ооо».
А Сема продолжал нагнетать, патетически вопрошая, неужели по его взгляду непонятно, что его сердце занято, ведь в этом взгляде любовь, верность, преданность, плюс прозвучало еще много разных слов с поздравительной открытки.
Собравшиеся, в особенности, женщины, чуть не свернули от умиления шеи и с плохо скрываемой завистью смотрели на счастливую жену оратора.
– Минуточку, – внезапно для всех выступила счастливая жена оратора. – А что ты делал в «Тиндере»?
17. Закат Европы
Сема вызвал меня ближе к вечеру.
Когда я подошел к его дому, он сидел на скамейке у подъезда. Мы оба уже несколько лет как бросили пить. Я достал из пакета две бутылки «Буратино» и предложил одну другу. Сема вытащил из-за спины «мерзавчик» 0,33 «Тархуна».
– На абсент похоже, – пояснил он.
Я посмотрел на желтоватую жидкость в своем «Буратино» и не стал комментировать, на что похоже у меня.
– Я больше не могу с ней, – начал Сема без прологов, прелюдий и увертюр.
А я и не сомневался, что мы вновь будем обсуждать его жену. Поэтому и прихватил с собой именно «Буратино». Оно покрепче «Тархуна». «Тархун» – это так, гомеопатия, для обсуждения тещи.
– У меня внутри мы с ней давно разведены. Понимаешь? Все, вальс Мендельсона на обратной перемотке, чужие люди.
Я представил себе вальс Мендельсона на обратной перемотке, и мне захотелось заткнуть уши.
– Я – псевдоморфоза. Внутри холост, снаружи женат.
Батюшки, Сема, наконец, начал читать второй том «Заката Европы» Шпенглера, который он взял из моей библиотеки три года назад. Я чуть было не всплакнул от подобия отцовской гордости за друга, за три года добравшегося до третьей главы про псевдоморфозы.