– Первый раз вижу, чтобы так радовались полипу, – удивился за Лешиной спиной доктор, – с другой стороны, ничего страшного, конечно, нет, но вот чтобы именно радоваться…
– Четыре миллиметра! – не унимался Леша. – Ровно столько же, сколько у Вари. Тютелька в тютельку!
– У меня с женой полипы одного размера! – вопил мой полоумный дружок на весь коридор.
– Молодой человек, а хотите, мы вам с женой еще и холестерин померяем? Вдруг тоже совпадет, – предложил узист.
Леша Невидимка перестал вопить и задумался. Врач махнул рукой и пошел, куда собирался.
А Леша стоял и мечтательно размышлял о холестерине.
Все-таки он был неисправимым романтиком, этот Леша, последним в городе.
25. Казус Леши
К своим не древним еще годам Леша Невидимка, что виноградная лоза, щедро оброс гроздьями разных фобий. Среди них были как распространенные (синдром навязчивых состояний), так и экзотические (стукоколесофобия).
Как-то раз Леша Невидимка стоял на пороге своего триумфа. Леша только что блестяще защитил диссертацию, и его пригласили выступить с докладом на археологическом конгрессе в Санкт-Петербурге. От триумфа моего друга отделяли только две вещи: ночь в поезде и стукоколесофобия. Стукоколесофобия – это боязнь того, что от частого стука у вагона отвалятся колеса. Леша боялся этого маловероятного сценария панически, поэтому не мог спать в поездах.
Между тем, выспаться ему было просто необходимо, как перед любым триумфом. Научная общественность Санкт-Петербурга заказывала энергичного юношу, а не сомнамбулическую муху. Так рассуждала Варя, Лешина жена, деятельная девушка, крепко обрамлявшая этот бриллиант. Она же выкупила мужу целое купе СВ в «Красной стреле», чтобы никакие попутчики не отвлекали Лешу от сна. Варя происходила из богатого и в чем-то даже княжеского рода, поэтому могла позволить себе выкупить и весь поезд целиком (как советовал ей капиталист отец), если бы не считала такой поступок барством (в отличие от капиталиста отца).
– Я незримо буду там, в поезде, рядом с тобой, на свободном месте, – напутствовала Лешу Варя в романтическом духе.
Казалось бы, если проблема – в хорошем сне, то приезжай ты на день раньше и спокойно отсыпайся в гостинице. Но тут в дело вмешивалась еще одна фобия Леши Невидимки – однодневного ожидания. Леша не умел ждать и от любого ожидания покрывался нетерпеливыми мурашками размером с орех.
В вагоне СВ Леше понравилось. На столике его ждали сок, вода, цветы в вазочке, свежие (как минимум, по запаху) газеты. Также ему бесплатно полагался дорожный набор: одноразовые тапочки, зубная щетка и паста, а также рожок для обуви. Юная проводница, по слишком добрым глазам которой угадывалось, что это ее первый рейс, сообщила Леше и вовсе грандиозную новость: в стоимость его билета входил ужин. Девушка предложила на выбор рыбу или мясо. Пока Леша думал, неоперившаяся железнодорожница пошутила (точно первый рейс), что ему можно и то, и другое, так как оба места им выкуплены. Она не знала, что Леша Невидимка был незаконнорожденным сыном Джо Триббиани из сериала «Друзья», и в его присутствии едой не шутили. В итоге Леша, сам будучи по мнению некоторых злопыхателей ни рыба, ни мясо, действительно заказал и рыбу, и мясо.
Проглотив рыбу, мясо, две чашки чая, сок, воду и пощадив только цветы в вазочке, Леша благополучно лег спать.
Вечность, о которой мечтают многие, это на самом деле однообразие и скука. Леша знал это на собственном горьком опыте: вечность регулярно случалась с ним в поездах между двумя и четырьмя часами ночи. Он лежал с открытыми газами и репетировал труп. Колеса стучали под ним в тахикардии, нестабильные, ненадежные.
Поезд, этот гигантский металлический червяк, никак не давал ему заснуть. Сначала стакан зашелся истерикой в подстаканнике. Потом Леше почудилось, будто его жена, и правда, лежит в купе рядом с ним, как она и завещала на прощание, и традиционно похрапывает (за ней, княжеской дочкой, водились привычки простолюдинов). Затем в купе сквозь неплотно задвинутые шторки проник глупый свет и в панике заметался по стенам. И в заключение рыба и мясо, не предназначенные друг другу, встретились у Леши в желудке. Он вертелся на вертеле над костром бессонницы, и в его голову бодрым дятлом долбилась одна единственная мысль «заснуть, заснуть…»
Утром юная девушка, дебютантка железнодорожница, застала в купе Леши Невидимки постапокалиптическую картину.
Девушке элементарно не повезло: она не должна была попасть в купе Леши и увидеть все это, ведь на ночь он свое купе запер. Правда, Леша запер купе под диктовку синдрома навязчивых состояний, то есть запер, отпер, запер, отпер, то есть все-таки не запер.
Юная проводница открыла запертую по версии Леши дверь купе, чтобы дежурно разбудить Лешу за полчаса до прибытия. Следом за дверью она вынужденно открыла и рот.
Два стакана (отдельно от подстаканников), бутылки из-под сока и воды, цветы в вазочке (отдельно от вазочки) и две тарелки от ужина были аккуратно расставлены в ряд на полу и не просто расставлены, а переложены полотенцами, простынями и подушками. С занавески свисали лохмотья газет, передовицами долу.
Леша Невидимка лежал перпендикулярно купе сразу на двух полках, как иллюзионист. Он страшно храпел. На его уши были надеты одноразовые тапочки. На столе стояла недопитая бутылка. Сока. То есть пассажир проделал все это по трезвой лавочке. Юной проводнице предстояло с этим жить всю ее оставшуюся жизнь.
Юная проводница не могла видеть только одного, впрочем, к счастью для нее: Лешину жену Варю, незримо растянувшуюся рядом с ним перпендикулярно купе.
26. Медицина бессильна
Леша Невидимка позвонил в час ночи. Я не испугался. В другом случае обязательно бы испугался, но это же Леша. Однажды он разбудил меня, чтобы спросить, где луна.
– Все. Вари больше нет, – сказал Леша.
– Посадил ее на поезд?
– Да. Час назад.
– Надолго она в командировку?
– Очень. До воскресенья.
– Ну и ложись, завтра будешь праздновать.
Леша тяжело вздохнул. Шутка не прошла.
– Я по ней не скучаю, – признался он.
– Леша, она уехала час назад.
– Не пытаюсь вспомнить ее походку, улыбку, как она окидывает волосы со лба. Ты случайно не помнишь, как она откидывает волосы со лба?
– С этим не помогу, извини.
– А если поезд уже всмятку, а мне все равно? Помнишь, у Ахматовой, когда состав на скользком склоне…
– Я знаю это стихотворение, оно длинное, не надо.
– Слушай, а я ведь ее практически забыл. Что я за муж такой? Барабан, пустышка.
– Ты не барабан.
– Может, мне на ее фотографию посмотреть, как думаешь?
На этом и сошлись, закончив разговор.
Через час меня снова разбудил звонок.
– Я так соскучился по ней!
– Леша, она уехала два часа назад.
– Я сейчас смотрю на ее фотографию и вспоминаю ее походку, улыбку, как она откидывает волосы со лба…
Почему каждая любовь напоминает медицинский случай?
27. Старик
Мы так давно дружим, что порой друг друга не замечаем, не говоря уже о том, чтобы стесняться.
Как-то раз жена Леши Невидимки решила немножко полечить его прямо при нас с Семой. Началось с признания про рубашку.
– Терпеть не могу рубашки, – признался Леша, – они меня старят.
– Старят они его… Знаете, что его на самом деле старит? – спросила Варя почему-то у нас с Семой, как будто мы были признанными экспертами по Лешиному старению. – Моего мужа старит его лицо.
Леша попытался что-то сделать со своим лицом, но было уже поздно.
– Вот у Семы лицо: до сих пор как попка младенца. – Сема сделал вид, что это комплимент. – А у моего? Позавчерашнее оливье. Ты когда последний раз улыбался, муж? Ты даже «да» на нашей свадьбе произносил с таким видом, словно просился в туалет.
Леша привык не ждать письменных инструкций от жены и улыбнулся.
– О, нет! – воскликнул Сема. – Срочно улыбнись обратно! И соглашайся на рубашку, старик.
Судя по всему, на этот раз «старик» в Семиных устах было не фигурой речи.
28. Геология брака
Спустя много лет после горластой юности в нашем дворе собрались трое: Сема, Леша Невидимка и я.
Никто из нас уже давно не жил здесь. После сорока ностальгия становится хроническим заболеванием: мы собрались просто постоять на месте Большого Взрыва, разбросавшего нас по жизни. Достали пиво (безалкогольное), воблу. Газеты под рукой не нашлось, зато нашелся «Men's Health». Вобла на мужском глянце испуганно озиралась по сторонам, не понимая, где это она очутилась. Но еще больше она испугалась при виде безалкогольного пива.
О чем могут беседовать трое сорокалетних женатых мужчин под безалкогольное пиво? Все равно о них, о женщинах. В тот момент во дворе собрались три выдающиеся школы пикапа: блестящий хромированный пикап (Сема), ржавый пикап с пробегом (я) и пикап на свалке (Леша Невидимка).
Так что мы с Лешей, затаив дыхание, слушали поручика Сему, периодически вставляя в его «Сагу о Форсайтах» свои собственные пикантные истории с девочками, которые у меня были датированы начальной школой, а у Леши так и вовсе – детским садом. Наконец Сема хронологически добрался до своего брака, забуксовал, скуксился и будто бы уткнулся головой в руль, как дальнобойщик в конце дальнего рейса. На жене все его счетчики обнулились, и все истории моментально закончились.
– Выбирал-выбирал, выбирал-выбирал, а в результате не заметил, как меня самого выбрали, упаковали и унесли. А я ведь был последний экземпляр, с витрины! – закончил Сема.
Леша Невидимка как-то странно тряхнул головой и сказал:
– Жен не выбирают.
И так героически, по-пионерски он это произнес, точно гвоздь вбил. Мы с Семой прыснули. Даже у давно неживой воблы полезли на лоб глаза.
– Как это не выбирают, Леха? – удивился Сема. – Их что, прямо в колыбель к нам кладут, этих жен, еще в роддоме, для полного комплекта, так, что ли?