А новости двухмесячной давности? Когда Энтони показал ему выдержки из рукописи, которую хотел опубликовать Рэджинальд, впору было хвататься за сердце.
Забытые знания и практики – вот что он хотел опубликовать широкой аудитории ремесленников. И ладно дело касалось бы простых экспериментов, но нет же, он систематизировал и скрупулезно собрал абсолютно все знания, разбив их по десять глав, в каждой из которых со своими комментариями подавал материал, за одно обладание которым республика, например, заплатила бы не одной тонной золота, и это не говоря уже о том, что за простое изучение некоторых практик в империи была положена смертная казнь. Когда же Артур захотел спрятать труд юного ремесленника, этому неожиданно воспрепятствовал его учитель. Потрясая рукописью, он заявил, что если отсюда убрать лишние сведения, не предназначенные для непосвященных, то получится отличный учебник для старших курсов колледжа, и что, если Артур будет упорствовать, сэр Энтони сам подключит все свои связи, чтобы такой труд не похоронили навсегда в пыльных библиотеках тайной полиции. После жарких споров пришлось уступить и остановиться на двух вариантах учебника: первый в сильно урезанном виде действительно пойдет в школы, второй же, в тираже всего с десяток экземпляров, достанется только исповедникам, нынешним и будущим. Сэр Энтони признал, что проделанная его учеником работа огромна. Он сам несколько раз пытался этим заняться, но бросал, поскольку труд был долог и монотонен. Ведь нужно было не только все переписать из тетрадей великих ремесленников прошлого, но понять и осмыслить их труды, а потом подать это другим людям в понятном варианте, что требовало уйму времени и усидчивости. К тому же – Артур подозревал это с полной уверенностью – ремесленника грело чувство гордости, ведь его имя тоже значилось на корочке учебника, по которому будет вскоре учиться не одно поколение новых учеников ремесла.
– Шесть миль тонкой серебряной проволоки, большой дирижабль и полмиллиона гиней на оплату труда Цеха механиков, – невозмутимо повторил сэр Энтони, еще раз взглянув на письмо в руках. Ему доставляло удовольствие приносить главе тайной полиции новости, которые каждый раз выводили того из душевного равновесия.
– Энтони. – Сэр Артур упал в кресло и тяжело вздохнул. – Он в своем уме?
– Ну, судя по его действующему макету, который он собрал и испытал, он хочет начать натурные испытания в большем масштабе, а для производства прибора с заданными характеристиками пришлось привлечь весь Цех инженеров, они и выставили такую цену.
– Ты сам-то что думаешь? Такое вообще возможно? Я показывал его чертежи и выкладки из прошлого письма своим экспертам, все, как один, разводили руками и заверяли, что такого никто никогда не делал.
– Не знаю, Артур. – Старый ремесленник, словно в насмешку, тоже развел руки и пожал плечами. – Рэджинальд оказался на свободе и сейчас творит то, что хочет. Но его макет ты видел сам, но без Рэджинальда некому показать нам это.
– Ладно, насколько хороша его теория? Ты прекрасно понимаешь, что такие средства можно выделить, только заручившись личной поддержкой императора, а мне бы не хотелось после грандиозного успеха проекта «Аргус» сесть в лужу из-за одного молодого человека.
– Артур, решать только тебе, ответственность ведь будет целиком твоя. – Старый исповедник был слишком осторожен, чтобы напрямую поддерживать ученика в том, на что тот замахнулся, хоть перспективы открывались громадные, но полная зависимость многотысячного проекта от одного-единственного человека была плохим аргументом в разговоре с имперской финансовой канцелярией.
– Задал же он нам задачу. – Глава тайной полиции яростно потер бритый до синевы подбородок.
– Но, с другой стороны, если рассмотреть чисто практическую сторону дела… – Исповедник еще раз посмотрел на прилагаемый в письме чертеж. – Не нужны будут ремесленники на поле боя, кроме особой команды из них и инженеров, а пока республиканцы не поймут смысл технологии, у нас будет такое огромное преимущество в собираемых душах, что я бы, наверное, и сам вложился в это дело.
– Ты хочешь вложить собственные средства? – Удивлению главы полиции не было предела.
– Почему бы и нет? – Исповедник только сейчас осознал, что если выпустить патент ремесленника на это изобретение и вложить собственные деньги, то действительно можно было бы обойти многие бюрократические процедуры с финансированием. Риск определенно в этом был, но если предложить эту идею и самому Рэджинальду…
Сэр Энтони задумался.
– У меня есть деньги.
– Сколько ты готов вложить? – В голове сэра Артура тут же созрел отличный план.
– Думаю, двести пятьдесят тысяч я потяну без проблем.
– Я смогу достать сто пятьдесят и взять на время у военных дирижабль, мы часто берем их для своих нужд по переброске отрядов.
– Таким образом, нам нужно достать еще сто тысяч. Насколько я помню финансовое состояние нашего юного изобретателя, пятьдесят тысяч он сможет вложить в дело, плюс его работа, – резюмировал исповедник. – Нам нужно достать еще пятьдесят тысяч, и я даже знаю, к кому нам можно обратиться.
– Сэр Пэрри? – навскидку предположил глава полиции, зная о малочисленности богатых знакомых у сына главы Цеха ремесленников.
Сэр Энтони рассмеялся:
– Ты, как всегда, проницателен, Артур.
– Таким образом, что мы имеем? – Глава полиции откинулся глубже в кресло. – Кроме как своими деньгами, мы ничем не рискуем, а в случае успеха…
– В случае успеха, Артур, империя выкупит у нас технологию по той цене, которую мы назначим, – заключил исповедник. – Ведь завтра ты подашь официальным каналом прошение на разработку данного изобретения в финансовую канцелярию. Где-то через неделю-другую получишь отказ, и мы сможем смело на свои деньги финансировать этот проект.
– Это если они не согласятся, – хмыкнул собеседник, сам не веря своим словам.
Исповедник изумленно посмотрел на друга:
– Артур?! Полмиллиона гиней на призрачный проект? Зависящий от одного-единственного человека? Пусть и самого Жнеца, но кто у нас знает, что он и Рэджинальд – это одна и та же личность?
– Ну да, о чем это я, – тут же согласился глава тайной полиции с доводами исповедника. В империи старательно не выпячивали фигуру юного исповедника, чтобы преподносить все успехи на фронтах исключительно заслугами военных, иначе возникли бы резонные вопросы – зачем империи нужна армия, если ее успешно заменяет единственный человек.
– И лучшие проекты не получали подобного финансирования, – закончил он предложение.
– Тогда так и сделаем. Пока ты подаешь прошения и обосновываешь необходимость для империи финансировать этот проект, я начну собирать необходимые бумаги для подачи на патент в Цех. Хорошо, что имя Рэджинальда не будет там фигурировать на первой странице, а я постараюсь, чтобы глубже никто не смотрел. Его отец уж очень активно наводит справки о нем последнее время, как бы очередную пакость не сделал.
– Тогда за мной разговор с Пэрри. Думаю, будет очень легко получить его согласие. Его старший сын делает все, чтобы окончить свои дни на виселице, и в очередной раз влип в неприятную историю. Даже намека на мою помощь хватит, чтобы он дал и гораздо большую сумму.
– Как ты понимаешь, нам этого не нужно, тем более с возможными результатами от работы Рэджинальда, – прервал речь друга исповедник. – Если согласится – хорошо, меньше лишних людей будут об этом знать, если нет – оставшуюся сумму доложу я, пусть и придется придержать ненадолго свои текущие расходы.
– Тогда за тобой патент и Рэджинальд, нужно будет и ему сообщить, сколько он вкладывает в общий проект, – усмехнулся глава полиции, – помимо работы.
– Ну тогда – за успех нашего предприятия! – Ремесленник достал из знакомого всем слугам шкафа графин, два стакана и символически налил виски. – За нас!
– За успех! – согласился сэр Артур и чокнулся стаканом, одним глотком выпив жидкость, которая сразу же согрела его пищевод, и, хотя ему предстояли дела, он решил выпить еще немного – на улице было чертовски холодно.
Монтаж всей системы занял почти неделю, благо что прибор, к которому я подключался, а также протянутые по всей длине дирижабля серебряные провода, к которым присоединялись серебряные же крупноячеистые сети, – все было подготовлено и произведено не на фронте. Целых два месяца весь Цех Дженни работал только на меня, отложив все остальные заказы. Как признавалась она сама в письмах ко мне, дедушка до сих пор пребывал в шоке, даже несмотря на то, что сам выставил такую огромную цену за прибор с нужными мне показателями и характеристиками.
Я был очень удивлен, когда узнал, что мы сделаем этот проект на свои деньги, поскольку империя не спонсирует сомнительные инициативы малоизвестных ремесленников. Самое странное в этой истории было то, что практически вся республика знала обо мне больше, чем у меня дома. Мне показывали их газету, где был мой портрет со статьей о том, кто же такой на самом деле Жнец, а также огромной суммой награды за подробную информацию о моей личности и жизни. Журналисты в статье расписывали, какой же я бесчеловечный и жестокий, убивающий десятками тысяч без разбора, по утрам при этом съедаю с десяток новорожденных детей, а вечером к моему столу подают исключительно девственниц. И если бы от девственниц я и сам бы не отказался – вовсе не для гастрономических забав, то остальное было явным бредом, ну, кроме убийств, конечно. Я прекрасно осознавал, за сколько смертей я был ответственен, но в свое время на вопрос об этом своему подопечному генералу я получил ответ, который успокаивал мою совесть всякий раз, когда приходилось убивать снова и снова. Он тогда без колебаний и раздумий с полной уверенностью в том, что говорит, сказал: «Убивают не солдаты или я, а император, который посылает нас на войну. Пусть его совесть терзается от этого, а не моя».
Прямо противоположная ситуация была у нас в империи, где пресса словно воды в рот набрала, едва дело касалось Жнеца, о существовании которого, конечно же, знали многие от раненых, которые возвращались с фронтов, и остановить этот поток слухов не мог никто. Слухи настолько гипертрофировали мой портрет, часто описываемый людьми, которые и близко со мной не встречались, что не стоило особо беспокоиться, что на улицах родного Лондона я буду кем-то узнан. Это в Париж мне было лучше не соваться, так как моими портретами там пугали непослушных детей. Пресса по заказу своего сената, чтобы оправдать бессилие их ученых и ремесленников справиться со мной, сделала из меня палача самого Сатаны, так было легче объяснять в