— Да твою же мать, — не выдержал я, когда наконец-то оказался внутри.
Я опоздал.
«Охранка» оказалась совсем небольшой комнаткой без окон, но с охладительной системой — здесь было заметно холодно, и, казалось, вентиляция работала активнее. У одной стены располагался топчанчик для отдыха, а большую часть помещения занимал совмещенный с длинным стеллажом стол, на котором располагалось сразу три монитора. В общей сложности по шесть камер на каждый монитор — итого восемнадцать.
Только вот несмотря на то, что я совершенно не знал ни операционку, ни программу, все равно одного взгляда хватило, чтобы понять — запись не велась.
«Отсутствует подключение к записывающему устройству. Проверьте подключение к серверу», — прочитал я.
И в довершение ко всему, словно вишенка на этом десерте из дерьма в хрустальной вазочке, перед столом неподвижно сидел дежурный. Видимо, тот самый Матвей. Точнее, не сидел, а развалился, словно потерял сознание и сполз как был: задом на кресле, а лицом на столе. Руки безвольно свисали до пола.
Хреново — это мягко сказано.
— Матвей, — позвал я, уже прекрасно понимая, что на оптимистичный исход надеяться не приходилось. — Эй, мужик…
Конечно, он даже не пошевелился.
Я дотронулся пальцем до его шеи, попытался нащупать пульс. Тепленький, но глухо. Охранник не дышал. А рядом с ним была развороченная стойка, похожая на серверную. Только провода лохматые, а не аккуратно сложенные, как это делали нормальные инженеры. Нет, само железо никто не уничтожил, но оттуда довольно грубо достали жесткие диски. Видимо, здесь было что-то вроде рейд-массива.
— Да что ж сегодня за день такой, а? — а сердцах рявкнул я и пнул ставший бесполезным кусок железа.
Меня опередили.
Но кто мог так подсуетиться? Сюда не пускали абы кого. У Феодоры Константиновны и мышь не проскочит. Значит, внутри нападающих прикрывал кто-то из работников.
Меня словно током ударило. Та баба с ведром и шваброй!
Блин, Хруст, ну ты и придурок! Ну какая уборщица потащится эвакуироваться с ведром? Нет, мне в первый момент подумалось, что она тащила его, чтобы помочь тушить пожар — люди ведь часто пытаются справиться с возгоранием до приезда бригады. Может, хотела построиться в цепочку, как еще в старину делали…
Ага. В цепочку. Как же.
То-то оно еще было так странно накрыто тряпкой, а она так неохотно мне его отдавала…
— Черт, черт, черт, — я вылетел из комнатки обратно в коридор. Не могла она уйти далеко. Не должна была!
Но когда я оказался во дворе, то понял, что снова опоздал.
Какая-то уборщица обвела всех нас вокруг пальца, чтоб ее черти драли.
Обе половины сада, разделенные галереей оранжереи, были охвачены хаосом. Пожарные наряды прибыли сразу с двух улиц, между которыми располагался дворец — поливали одновременно с Литейного проспекта и Эртелева переулка.
Слуг и всех, кто находился во дворце, вывели на улицу, и те рассредоточились, смешались с толпой высыпавших в переулок зевак. В соседних домах стремительно загорались огни, люди прилипали к окнам и с любопытством смотрели бесплатное шоу «Все смешалось в доме Оболенских».
И женщины с ведром нигде не было.
Глава 8
— Володя!
Я обернулся и едва устоял на ногах, когда на меня с объятиями налетела княгиня. Размазывая слезы по щекам, она крепко обхватила меня и уткнулась носом мне в плечо.
— Живой, слава богу! Живой…
Признаюсь, такие проявления чувств сбивали меня с толку. В такие моменты я чувствовал себя обманщиком, настоящим самозванцем… А ведь на деле так оно и было. Все эти люди, вся семья Оболенских смотрела на меня как на сына, брата, родную кровь.
А я… Каждый раз терялся. Ведь для меня они были почти что незнакомцами. Случайными попутчиками на дороге, которой меня повела насмешница-судьба. Да, эти люди назывались моей семьей, и у меня теперь были обязанности перед ними. Но я не чувствовал духовного родства с ними. Да и как можно было взрастить его в себе, если я, по сути, всего несколько дней провел с ними под одной крышей?
И все же они не казались мне дурными людьми. Покойный старый князь, несмотря на скверный характер и почти что солдафонскую строгость, все же удерживал этот балаган в рамках приличия.
Новый князь, отец… Да, пока казался мне растерянным и слабым руководителем. Но человеком он был беззлобным и в какой-то степени наивным. Алексей же и правда пошел в деда — собранный, вечно что-то анализирующий, маньяк до контроля. Хотя в редкие минуты, когда расслаблялся и отпускал этот вечный контроль, был приятным парнем.
Княгиня… С ней было тяжелее всего. Она любила Володю Оболенского. Чистой, искренней и беззаветной материнской любовью. Она была готова пойти на любые жертвы ради собственных детей. Ради меня. Она жила чувствами, дышала этой любовью. И как можно было оттолкнуть ее, лишить смысла жизни?
Разве что Друзилла, как ни странно, была ближе всего мне по духу. И дело не столько в том, что она была отмечена Тьмой. Нет, она тоже стала чужой для своего рода. Вроде бы и старалась соблюдать интересы семьи, помогала по возможности, но… Между Друзиллой и остальными Оболенскими уже давно пролегла пропасть. Эту отчужденность ощущал и я.
— Да что же мне сделается, матушка? — я чуть отстранился и осторожно погладил ее по плечу. — Все со мной в порядке.
И тут лицо женщины исказилось гримасой гнева.
— Как же! Валерий Карлович сказал, что ты сделал! Сам полез на огонь! Какое безрассудство! Глупость! Еще бы на бомбу прыгнул! Володя, ну так ведь нельзя!
Она разрыдалась, спрятав лицо в ладонях, а я почувствовал себя мерзко. Всегда, признаюсь, впадал в ступор при виде женских слез. К тому же, с точки зрения матери княгиня ругала меня за дело.
Но я все еще не ощущал себя княжичем. Внутри я оставался все тем же Хрустом, которого иногда тянуло на бессмысленный и беспощадный героизм. Да, жизнь — и смерть тоже — ничему меня не научили.
— Тише, тише, матушка, — я сам обнял ее и встретился взглядом с князем. Отец лишь укоризненно покачал головой. Дескать, ну зачем ты снова мать нервируешь, оболтус? Только она о твоей аварии отошла, потом новости с острова… А сейчас еще и поджог дворца.
Пока я успокаивал княгиню, возле нас нарисовались Самойлов и Леша. Брат был весь покрыт грязью и копотью, словно трубочист.
— … Сволочи, — расслышал я обрывки речи Самойлова. — Дежурный не выжил. Записи украли… Вам лучше на это не смотреть, Алексей Андреевич. Уже не на что там смотреть.
Алексей помрачнел пуще прежнего, хотя это уже казалось невозможным. Они с подполковником перекинулись несколькими фразами с князьями, а затем жестом попросили нас подойти ближе.
— Нужно ехать, — сказал Алексей. — За нами прислали машины с Аптекарского. Валерий Карлович, думаю, вам будет удобнее отправиться с нами?
Самойлов кивнул.
— Полагаю, да, ваше сиятельство. Дознаватели приедут к вам домой. Разумеется, никто не будет вызывать вас в «контору» — еще не хватало тревожить вашу матушку допросами. Дело слишком громкое, но деликатное. Работать нужно аккуратно. Сделаем все тихо.
— Благодарю, — отозвался брат и указал на два подъехавших автомобиля представительского класса. — Прошу.
Мы расселись так, чтобы можно было пообщаться с подполковником. Князя с супругой отправили на одной машине, а сами, прихватив с собой Самойлова, расположились во второй. К моему удивлению, Алексей отпустил водителя.
— Поведу сам, — сказал он шоферу и, кажется, вытащил из кармана купюру. — Возьмите такси. Надеюсь, сдачи хватит на чистку салона.
Я сперва удивился решению брата, но так и правда было спокойнее. Можно обсудить все не таясь.
Самойлов замешкался перед тем, как сесть на заднее сидение. Салон машины был обит светлой кожей, а мы сейчас были перемазаны копотью с ног до головы. Я только сейчас осознал, насколько же от меня несло гарью.
— Полно вам, Валерий Карлович, — раздраженно бросил Алексей. — Не о том беспокоитесь. Отмыть салон куда проще, чем отреставрировать дворец.
О, полезла дедова говнистость. Не знаю, почему, но я даже слабо улыбнулся. Возможно, сдавали нервы. И у меня, и у брата. Впрочем, и подполковник был далек от олимпийского спокойствия. Самойлов заметно нервничал, и что-то мне подсказывало, что дело было не только в самом факте поджога.
Мы тронулись — обычно спокойный и уверенный за рулем Леша сейчас слишком резко дал по газам, и меня впечатало в спинку кресла.
— Полегче, ваше сиятельство, — выдохнул я. — Вторую аварию могу и не пережить.
— С тобой мы отдельно поговорим, — огрызнулся брат. — Сейчас я хочу выслушать версию Валерия Карловича. Что господин подполковник может сказать обо всем, что случилось этой ночью?
Самойлов нахмурился, отчего его перепачканная физиономия стала похожа на сморщенный чернослив.
— Разбираться в деталях предстоит дознавателям, ваше сиятельство, — осторожно ответил он. — И все же инцидент выходит за все адекватные рамки. Но не сомневайтесь, что будут допрошены все, кто находился в здании этой ночью.
Ага. Интересно. Как они собирались искать ту даму с ведром, что умудрилась прикончить охранника и унести диски с записями?
— Кого точно следует допросить в первую очередь, так это нашу дражайшую Феодору Константиновну, — сказал я. — Насколько я понимаю, именно она занималась кадровой политикой во дворце. Значит, у нее должны быть данные обо всех работниках. В том числе и о той уборщице, с которой я столкнулся, когда шел к дежурному за записями с камер.
Сидевший на заднем сидении Самойлов подался вперед.
— Вы кого-то видели, Владимир Андреевич?
Я коротко пересказал ту случайную встречу. Еще ведро тогда громыхнуло, но я видел, как уборщики нередко носили в пустых ведрах мусор на выброс или всякие приспособления для оттирания грязи. Не придал значения. А ведь если бы встряхнул то ведро посильнее да перевернул его…
Да, облажался ты эпично, Хруст.