Поймав мой взгляд, “физрук” кивнул в сторону одаренных.
— А этих господ вы, должно быть, уже знаете. Анастасия Григорьевна Суворова из Академии, где вы раньше отбывали провинность. И господин Вяземский…
— Мы знакомы, — процедил вражина.
— Тем лучше, господа, — кивнул мой новый наставник. — Поскольку теперь вы в одном отряде.
Глава 13
Я бросил быстрый взгляд на Вяземского. Пусть бесится. Выйдет из себя — совершит какую-нибудь ошибку. А мне только и нужно, чтобы он облажался — тогда можно прихватить его за задницу и вытащить всю информацию.
Так что буду тихонько бесить Олежку одним своим существованием.
— Итак, господа новоприбывшие воспитанники, — снова улыбнулся Физрук и жестом попросил всех спускаться. — Прибыли вы удачно, у ваших одногруппников как раз сейчас свободное время. Мы с Анастасией Григорьевной проведем для вас небольшую экскурсию, объясним порядки. Заодно и познакомитесь с остальными одногруппниками.
Не знаю, какая кошка пробежала между этим Митрофановым и надзирательницей Суворовой, но их рабочие отношения явно были натянутыми. Хотя наверняка надзирательницу просто раздражал сам факт того, что вместо элитного исправительного учреждения она оказалась в пропахшей навозом и сеном земледельческой колонии.
Что, господа аристократы, непривычен аромат говна по утрам? Бесит, что приходится сотрудничать с плебсом? Ничего, им полезно. Высшим классам, знаете ли, довольно вредно совсем уж отрываться от своего народа. Отечественная история знает несколько эпизодов, когда подобное весьма скверно заканчивалось.
— С удовольствием познакомлюсь с вашим заведением, — я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, чем вызвал когнитивный диссонанс у остальных. — Евгений Александрович, какой здесь распорядок дня?
Все наконец-то спустились, и мы медленно побрели вдоль белокаменного главного корпуса. Окна были расположены высоко, но мне хватило роста, чтобы немного в них заглянуть. Я увидел учебные классы, мастерские, какую-то общую комнату, в которой сейчас занимались подростки помладше…
— Распорядок приближен к старинным порядкам, — с горящими глазами принялся вещать Физрук. — Подъем ранний, в шесть. Час дается на умывание, приведение себя в порядок. Здесь удобства на этаже, поэтому иногда приходится постоять в очереди, чтобы принять утренний душ. Но часа всем обычно хватает.
— Понял, — кивнул я. Ну, мне не привыкать.
— В семь утра общи сбор и завтрак. На общем сборе наставники проверяют укомплектованность групп. Если есть больные, их регистрируют и передают информацию в лазарет. Также обычно на общем сборе присутствует директор и рассказывает важные новости, если таковые есть. Завтрак общий. Еда у нас без изысков, но сытная и здоровая. Многие продукты воспитанники выращивают самостоятельно — и это тоже дань земледельческим традициям. Стараясь для себя и своих друзей, ребята учатся подходить к труду ответственно.
Да понял я уже, что у них тут филиал рая на земле, где все друг другу братья и сестры. Тьфу ты!
— На завтрак отводится час. С восьми утра начинаются учебные классы. Занятия длятся до полудня, затем в полдень обед.
— А какие занятия? — скорее для вежливости спросил Вяземский.
Митрофанов пожал широкими плечами.
— Зависит от уровня подготовки воспитанников. В базе — общая для империи школьная программа. Вам, господа, боюсь, ничего нового не расскажут, вы же гимназисты… Но большинству воспитанников здесь не так повезло с происхождением и уровнем жизни. Некоторые и считать-писать сносно научились к двенадцати годам.
Я удивленно моргнул.
— Как же так?
— Ну, Владимир Андреевич, у нас здесь все же не курорт, а исправительное учреждение. Сами понимаете, сюда непростые люди попадают. Проблемные. Кто-то с раннего возраста работал и потому не ходил в школу. Иные просто не учились…
Меня это объяснение не шокировало. Удивило скорее то, что здесь, в этом довольно высоко развитом мире, все еще сохранилось настолько серьезное расслоение. Хотя разве в моем родном мире было иначе? Выходит, мало чем эти миры и отличались.
— На обед также отводится час. Часу до трех дня воспитанникам предоставляется свободное время на выполнение домашних заданий, участия в кружках. Их у нас, к слову, несколько. Помимо культурных мероприятий, которыми заведует уже знакомая вам Индира Святославовна, есть еще несколько спортивных секций, занятия по дрессировке для занятых в питомнике… И библиотека, разумеется, — с гордостью произнес Физрук. — У нас она очень обширная. Многие меценаты, увлекающиеся коллекционированием, пожертвовали крайне ценные экземпляры. Словом, господа, вы найдете, чем занять себя в свободное время.
— А как же та самая трудовая терапия, о которой мне так много рассказывали? — Улыбнулся я.
— Вот мы до нее и дошли. С трех до семи воспитанники заняты работами. По указу императора учеба и работы не должны превышать больше восьми астрономических часов в день. В некоторые дни уроков меньше, а работ — больше. В иные — наоборот. Воскресенье считается выходным днем. К воспитанникам могут приехать гости, от работ все освобождаются. Конечно, если за воспитанниками не числится серьезных провинностей.
— А как наказываете?
— Наказания у нас не столько болезненные, сколько обидные. Вам могут поставить дополнительные трудовые часы. Могут отправить помогать на кухне или с уборкой территории. Словом, обычные исправительные работы.
— Так, выходит, у вас даже карцера нет? — удивился я.
— А тебе что, туда захотелось? — огрызнулся Вяземский. — Хотя постой, ты же у нас вечный постоялец подобных мест…
— Сдается мне, он и по тебе плачет, Олеженька, — улыбнулся я. — Ты осторожнее, а то научишься плохому…
— Отставить пререкания, господа! — гаркнул Мирофанов. О, ну наконец-то он показал, почему его взяли в воспитатели. А то ну прям шушпанчиком казался. — Карцер есть, но он обычно пустует. Не любим мы здесь детей под замок сажать. Город и так та еще тюрьма…
Судя по тому, как перекосились физиономии Вяземского и Суворовой, они с этим утверждением не согласились. Ну и пошли к черту. Здесь, в отличие от Академии на острове, хотя бы можно было свободно передвигаться по территории. Да и меры не были такими драконовскими.
— В семь вечера ужин, а с восьми до десяти снова свободное время. Отбой в десять, — закончил рассказ Физрук. — Как видите, все довольно легко запомнить. Что ж, вот мы и дошли до жилой части. Прошу наверх.
Перед нами выросла еще одна лесенка — не такая пряничная, какая была на церковном крыльце — но тоже основательная и тщательно убранная. Вела она сразу на второй этаж здания, и входная дверь наверху была распахнута — видимо, чтобы коридор проветривался.
Ступеньки оказались высоковатыми, да и сама лестница была крутой.
— Зимой, наверное, ноги ломают? — усмехнулся я.
— Зимой мы пользуемся внутренней лестницей. Просто так сейчас будет быстрее, — отозвался Евгений Александрович.
Второй этаж был полностью отведен под жилые комнаты. Длинный коридор выложили паркетом, который немного поскрипывал под ногами. Стены красили в белый, и занавески на окнах тоже были из белого тюля. Все, к слову, очень чистенькое, хотя и скромное. Здесь явно старались бережно обращаться со старым зданием.
На каждой двери висела табличка с указанием номера отряда и именами воспитанников. Причем роль табличек здесь выполняли деревянные плашки, а текст наносили выжигательным аппаратом. Такого я точно еще не видел. Дешево, сердито, но забавно.
— Вижу, для нас уже все подготовили, — сказал я, заметив наши с Вяземским фамилии.
— Разумеется. Прошу внутрь.
Физрук распахнул выкрашенную белой краской дверь.
Да уж, не Хилтон. Обстановка в комнате больше напоминала даже не тюрьму, как в Академии, а пионерский лагерь из моего детства. У окон здесь были деревянные рамы, и в щелях я заметил следы изоляционного волокна — на зиму конопатили. В просторной комнате в два ряда стояли шесть кроватей, при каждой тумбочка. Одну из стен занимал большой шкаф с шестью створками, каждая из которых была уже подписана.
Лаптев, Кантемиров, Смирнов, Волков… Значит, мои соседи по камере на острове тоже здесь оказались. Только не было Ботаника, Теплыни и Немца. А вот кем были Смирнов и Волков, я понятия не имел.
— Можете оставить вещи в шкафах, — наконец-то подала голос Суворова. — Сейчас они вам не понадобятся. И имейте в виду, что пользоваться личными устройствами разрешено только в часы свободного времени, когда вы имеете доступ к комнате.
Я забросил дорожную сумку в шкаф со своей фамилией, но телефон из кармана вынимать не стал. Так поспокойнее будет. Вяземский поступил так же. Еще я заметил, что он зачем-то носил перчатки. Тонкие, из какой-то дорогой светлой кожи. Они, конечно, идеально подходили к его уж слишком стильному видочку, но мне это показалось странным. Нет, погода сегодня теплом не баловала, но это уже был перебор. Впрочем, кто их знает, этих аристократов? Может у них это сейчас модно, а я со своей любовью к кожанкам и джинсам буду выбиваться из стаи?
— Кстати, а форма здесь есть? — оглядевшись, спросил Вяземский.
— Мы предоставляем одежду малоимущим, — ответил Физрук. — На самом деле всем желающим, но ношение формы здесь не обязательно. Однако уход за одеждой ложится на плечи воспитанников. Стирка по средам и субботам.
Вяземский аж просиял, не дослушав до конца, а я злорадно ухмыльнулся. Ну да, ну да. Представляю, как он будет отстирывать свой аналог «Бриони» или «Хуго Босса» хозяйственным мылом в холодной воде. Хорошо, что я взял немаркое и износостойкое барахло. А вот Олежке еще предстояло повозиться.. Интересно, он хоть рубашки гладить умел самостоятельно?
Мы вышли из комнаты и прошли дальше по коридору, до "зимней«лестницы. Деревянные половицы уютно скрипели под ногами, да и само старинное здание пахло именно что временем. Едва уловимый, но приятный запах, какой иной раз бьет в нос, когда заходишь в поживший деревенский дом. Вяземский не оценил, да и куда ему? А вот я словно в детство попал.