— Ты что, есть хочешь? — удивилась светловолосая девчонка с короткой стрижкой. — Тебе же больно…
Я кивком попросил лекаря начинать полевую экзекуцию. Тот огляделся, нашел уголок почище с импровизированным столиком.
— Ваше счастье, что я тоже из одарённых, Оболенский, — он покосился на меня. — Не понадобится искать операционную.
Я удивленно уставился на врача.
— А вы-то что здесь забыли?
— Пенсия у меня на свежем воздухе, — отрезал он и обратился к «старичкам», — Тащите его сюда. Будем ускорять восстановление.
О черт… Я хорошо помнил весь спектр ощущений, когда меня так же штопал лекарь на острове. Незабываемые впечатления. Но сейчас это был единственный выход, если мы хотели сохранить все в тайне.
Я действовал безрассудно, но это безрассудство могло мне здорово помочь обрести вес в колонии. Про нас с Алтаем все равно узнают — ребята обязательно проболтаются своим. Это вызовет интерес к моей персоне, но и уважать начнут. Особенно когда я сдержу слово и стану по-настоящему заботиться о хвостатом.
Да и то, что я решил молчать об инциденте на псарне, тоже может прибавить мне очков популярности. Мне были нужны друзья среди «старичков» и сторонники среди преподавательского состава. И сейчас требовалось показать свою надежность.
Конечно, можно было придумать что-то более безопасное, но времени у меня оставалось немного, и приходилось решать задачи нестандартным образом. Лишь бы все это помогло.
— Сейчас будет жечь, — предупредил лекарь.
— О, поверьте, я знаю.
Я стиснул зубы и зашипел, когда он принялся надо мной колдовать. Пора бы уже привыкнуть к этим ощущениям, потому как, что-то мне подсказывало, что это далеко не последняя подобная процедура.
Краем глаза я заметил, что девчонка с короткой стрижкой выбежала из пристройки. Лишь бы не пошла разносить новости.
Я несколько раз вырубился, пока лекарь надо мной колдовал. И всякий раз Антонина начинала паниковать. Приходилось уже вдвоём ее успокаивать. Остальные ребята наблюдали за процессом с интересом: когда еще такое увидишь.
— Вроде же наркоз положен, нет? — Спросил низкорослый паренек в желтой куртке.
— Вам положен, а Оболенский у нас особенный, — проворчал лекарь. — Конституция и дар воина позволяют ему выдерживать большие нагрузки, в том числе и боль. Вас бы от такого разорвало, Игорь, так что лучше не пробуйте.
— Никакого желания, — этот Игорь с опаской на меня покосился, когда на моем лбу снова проступила испарина. — Подумать только, такие жертвы — и все ради нас, плебеев…
— Я вас так не называл, — прохрипел я. — Мне главное, чтобы человек был хороший. А есть у него сила или титул или нет, дело десятое.
Наконец, лекарь закончил экзекуцию. На месте разорванных тканей красовался алый рубец. Болючий до ужаса, но хотя бы мясо не торчало.
— Извините, косметические изыски — это не ко мне, — сказал врач, накладывая защитную повязку. — Я больше по традиционной медицине.
— Мне и так отлично, — устало улыбнулся я. — Большое спасибо. А теперь надо поесть…
Меня вырубало от усталости и голода, но сперва нужно было добыть еды. Не поем как следует перед сном — и процесс восстановления замедлится. И сейчас я был готов жрать даже из собачьей миски.
Доктор принялся складывать вещи в чемоданчик, а я неуклюже поднялся. Так, равновесие держим — уже хорошо. Осталось пройти пару сотен метров до корпуса…
Девчонка с короткой стрижкой появилась в дверном проходе. В руках она тащила сверток из шуршащей бумаги.
— Ты вроде есть хотел? — она протянула мне сверток. — Я сбегала тут. На кухне сегодня Яшка дежурит, набрал немного…
Я уставился на девчонку почти что влюбленными глазами.
— Как твое имя, богиня?
Позади меня кто-то захихикал, а девчонка пригрозила весельчакам кулаком.
— Лена я, Юшкина.
— Если поесть, то лучше на улице, — предупредила Антонина Дмитриевна. — Собаки почуют еду и заволнуются. А до кормежки еще далеко.
Я кивнул.
— Хорошо.
— На минутку, Оболенский, — главная по псарне жестом велела остальным выйти вон. Те послушались и оставили нас наедине.
Я сжал в руках сверток с гостинцами так крепко, словно от него сейчас зависела моя жизнь. Ну, в какой-то степени так и было. Желудок запротестовал, когда пришлось отложить трапезу.
— Владимир, вы сегодня совершили очень глупый поступок, который мог скверно закончиться. Скверно для всех.
— Но ведь у нас получилось.
— К счастью. Но все могло пойти не так в любой момент. Пообещайте мне, как пообещали Алтаю, что больше подобное не повторится.
— Признаю, что поступил, не подумав, — кивнул я. — Но я был уверен в своих силах. И риск считаю оправданным. Ведь если я правильно понял, с псом мы договорились.
— И мы подошли к моей второй просьбе, — помрачнела Антонина. — Признаюсь, я не рассчитывала на то, что у вас дойдет до контакта с этим псом. Но вы прошли его проверку, вы начали заслуживать его доверие. И теперь вам ни в коем случае нельзя его бросать.
— Я и не собираюсь.
— Я в питомнике не первый год. Владимир Андреевич, — вздохнула Антонина. — На моей памяти было много печальных историй. Поэтому я настаиваю. Вы не должны предавать доверие этого пса. Боюсь, еще одного расставания с человеком, которого он полюбит, он просто не переживет. Вы уже сделали очень много — он вами заинтересовался и согласился за вами идти. Я вижу это. Не обманывайте его надежд.
Я бросил взгляд в сторону вольера, где отдыхал Алтай.
— Думаю, мы подружимся, Антонина Дмитриевна. Не сразу, но подружимся. Если слово аристократа для вас что-то значит, вы убедитесь, что я настроен серьезно.
Девушка наградила меня тяжелым взглядом.
— Надеюсь, это и правда так. А сейчас идите, вам нужен отдых. Рабочие часы на сегодня я вам зачту, но лучше бы вам просто отдохнуть.
— Поглядим. Может еще и отработаю, — улыбнулся я и направился на улицу.
Да уж, Хруст, опять ты нашел приключения на ровном месте.
У выхода меня уже ждали.
— А ты не такой сопляк, как остальные, — один из «старичков», которого здесь, видимо, считали старшим, протянул руку. — Не испугался. Не мямлил. Одобряю. Я, кстати, Митя. Минин.
— Володя. Оболенский, — я виновато улыбнулся и протянул левую руку. — Извини, правой сейчас не пожму.
— Ну он тебя и пожевал, сиятельство, — Минин кивнул на кучу сваленных досок возле деревянной ограды, отделявшей территорию питомника от загона для лошадей. — Ленка говорит, она там не только на тебя притащила, так что делись. Идем, перекусим вместе.
Эх… Ну ладно, совместная трапеза — залог добрых отношений.
Мы с ребятами расселись, и Ленка с тучной девицей по имени Тамара принялись накрывать «поляну». В свертке нашлись две черные буханки, кусок сыра, половина палки колбасы и шмат масла.
— Чем богаты…
— Да нормально, живем, — улыбнулся я.
Минин достал из-за пояса нож, протянул Ленке, и та принялась лихо резать наши пожитки. Тамара ловко собирала бутерброды и передавала по кругу.
Первые два, казалось, сгорели у меня еще в пищеводе. Невысокий Игорь и Митя с жалостью на меня взглянули и отдали каждый по одному.
— Ешь, сиятельство, — прогудел Минин. — Ты ж еще и на обед не успел…
— Спасибо.
Я жевал немного резиновый сыр, глядя на импровизированный ипподром. Несколько юных всадниц носились по зеленому лугу под командованием двух тренеров.
— Здесь и на лошадях катаются, — продевав сказал я. — Развлечение-то больше богатое.
— Ха! Сразу видно, в деревне ты не жил, сиятельство, — усмехнулась тучная Тамара и поправила роскошные кудрявые волосы. — В деревне без лошади никуда. На машину не всегда можно положиться.
— Это я понимаю…
— Да и к тому же у нас сейчас свободное время. Девчонки вот уговорили воспитателей разрешить поучиться верхом кататься. Для здоровья полезно.
— И красиво, — мечтательно протянул Игорь, наблюдая за одной особо ловкой всадницей. — Вон, Люда уже так приноровилась, словно в седле родилась.
Зрелище и правда было красивое. Стройная девица прекрасно держалась в седле, и сухая рыжая кобыла под ее управлением лихо и изящно брала барьеры.
— Ты на Люду не пялься, — Минин отвесил Игорю щелбан. — Сам знаешь, проблемы будут.
Я непонимающе покосился на парней.
— Да парень у нее ревнивый, — отмахнулась Ленка. — Вася Каменев. Тоже из наших. Он здесь типа самый главный, всю колонию в страхе держит. И ревнивый как черт. Если заметит, что кто-то на Люську его пялится, сразу звереет.
Я пожал плечами.
— Кого-то мне это напоминает…
— Чего?
— Да так, разборки и среди аристократов бывают. Вы что думаете, мы там друг перед другом расшаркиваемся и поклоны бьем? Нет, тоже случаются потасовки.
— Ну про тебя-то мы в курсе, — ухмыльнулась Тамара. — Газеты-то и сюда привозят. А от Люськи и правда держись подальше. Иначе даже Алтайка не поможет.
Я хмыкнул и вонзил зубы в очередной бутерброд. Желудок бросил все оставшиеся силы на судорожное переваривание пищи, и меня понемногу начало клонить в сон.
— А как оно вообще у вас? — спросила Ленка. — У богатеев родовитых. Как оно в вашей исправительной академии было?
— Честно? — проглотив кусок, я уставился на нее. — Здесь гораздо лучше.
— Почему?
— Люди хорошие. Вот я вам не нравился и наверняка не нравлюсь. А вы мне все равно помогли.
Ребята обменялись взглядами.
— Ну так ты нам вроде ничего плохого не сделал пока что, — пожал плечами Минин. — Да и интересно было поглядеть, что у вас с Алтаем получится. Он пес необычный — говно в людях на раз-два чует. И будь ты полной сволочью, Оболенский, он бы тебе живым не дался. Я давно за собаками ухаживаю, уже хорошо наших хвостов знаю. Так что раз Алтай решил, что с тобой можно иметь дело, то я ему верю.
Я застыл с занесенным ко рту недоеденным бутербродом.
— Вот как, значит.
— Ага, — добавила Тамара. — Вот мы посовещались и решили, что если Алтай тебя признает, то и мы отворачиваться не станем.