— Назовитесь, — он выпрямился, помогая Людмиле подняться.
— Оболенский. Новенький.
Инструктор смерил меня изучающим взглядом, а затем наградил насмешливой улыбкой.
— Так вот, значит, вы какой, княжич Владимир Андреевич.
— И вам не хворать, — начиная раздражаться, ответил я. — Сделайте что-нибудь с этой клятой кобылой. Если я ее сейчас отпущу, она же сразу умчится.
Инструктор что-то сказал белой как полотно девушке, та кивнула, явно стараясь взять себя в руки. Получалось скверно, но спасибо, что хотя бы пыталась. Людмила отошла к лошади инструктора, а мужик тем временем приблизился к кобыле. Довольно бесстрашно действовал, надо сказать, я бы не рискнул подходить так близко.
— Что вы с ней сделали? — спросил мужик, обернувшись ко мне.
Сейчас я его разглядел. Лет тридцати с небольшим, но казался старше из-за обветренного смуглого лица. Волосы немного выгорели на солнце и отливали рыжиной. Коротко подстриженная борода казалась смоляной.
— Стихийная сила. Ветром держу.
Он кивнул. Ну хорошо хоть, не стал сыпать новыми вопросами. Потому что я чувствовал, что на это заклинание уходили мои последние силы. И все сделанные Тамарой и Ленкой бутерброды я только что тоже сжег!
— Опускайте понемногу, — попросил инструктор. — Но плавно. Я подстрахую…
Почуяв близкую свободу, кобыла снова взвилась на дыбы, но мужик ловко ухватил ее под уздцы.
— Отпускайте.
Я уже почти не чувствовал пальцев — через них прошло столько силы, что мне казалось, что они сами начинали растворяться в воздухе.
— Сиятельство! — до нас наконец-то добежал Минин, а за ним мелкими шажками семенила Ленка. — Эй, ты как? Чет бледный…
— Нормально, — хрипло ответил я, понимая, что беззастенчиво лгал. — Устал просто. Надо бы прилечь, прикорнуть на часик, потом поесть… И буду огурцом.
Широкое, почти круглое, лицо Мити Минина исказилось испуганной гримасой.
— Ты чего…
Я не смог закончить фразу. Казалось, собственный рот перестал меня слушаться. Не вынесший перенапряжения организм дал сбой. У меня в голове словно что-то лопнуло, и плотина, сдерживавшая накопленную усталость все это время, прорвалась в один миг.
Я перестал ощущать не только пальцы, но теперь просто не чувствовал боли. Глаза сами собой закатились, рот перекосился.
Я падал, но ничего не мог с этим поделать.
И лишь перед тем, как рухнуть на распаханную копытами землю, я услышал злой крик Минина и почувствовал, что меня кто-то перехватил.
Но было поздно. Сознание отключилось.
— Да говорю тебе, кабздец это полный! Четвертый час в отключке…
— Погоди пока.
— Ну а что? Сам видел, его до корпуса на себе тащили. Точно случилось что-то серьезное. Еще док приходил, капельницей с сахаром его накачивал…
— Было б что серьезное, док бы его в лазарет отправил. А так тут отлеживаться оставили. Значит, жить точно будет…
Я ненавидел это состояние. Когда тело еще спит, оцепенело валяясь в одном положении, а голова уже проснулась и начинает работать. Не сонный паралич, но все равно не самое приятное. Голоса доносились словно из-за толщи воды. Какие-то фразы было трудно разобрать — как и узнать тех, кому они принадлежали.
— Да бросьте. Все с ним будет в порядке.
О, Олег, ты ли это?
Я с трудом приоткрыл один глаз и вперился им прямиком в Вяземского. Ну точно. Вражина собственной персоной. С ухмылочкой этой неприятной. Судя по состоянию его одежды, трудовые часы и свободное время он коротал за какой-то очень непыльной работенкой.
— Рано хороните, — прокряхтел я и наконец-то сфокусировал зрение.
Так-так, кто у нас тут…
Кантемиров собственной персоной, Лаптев, Игорек — с самокруткой за оттопыренным ухом… И еще двое незнакомых парней.
— Я вам не Папа Римский на смертном одре, — я попытался жестом разогнать эту делегацию. — Разойдитесь, а.
Горец навис надо мной и показал два пальца.
— Что видишь?
— Вижу, что в Англии за такой жест тебе бы по морде дали, — ухмыльнулся я. — Отстань, Максим. Ей-богу, все нормально.
— Какое нормально? Ты опять всех на уши поставил.
— Для него это обычное дело, — равнодушно пожал плечами Док. — Но я тоже рад встрече, княжич.
Я приподнялся на жесткой и неудобной подушке, огляделся и уставился на двоих незнакомцев.
— А вы кем будете?
— Это Петя Смирнов и Илья Волков, — представил их Лаптев. — Были с нами на острове. Теперь нас всех перемешали и засунули сюда.
— Что, тоже не исправились? Ну, будем знакомы.
Смирнов оказался рослым и крепко сложенным пареньком, по виду помладше нас на пару лет. Почему-то на меня он взирал не то с опаской, не то с благоговением — я спросонья так и не понял, но протянул ему забинтованную руку для приветствия и спохватился.
— Эмм… Пардон.
— Да ничего, — отозвался Смирнов. — Рад.
Волков знакомиться не спешил, да и рожа его мне сразу не понравилась. Было в ней что-то такое, что сразу выдавало надменного аристократишку. Тоже хорошо одетый — почти что так же щегольски, как Вяземский, только одежда уже несла на себе стирки неумелыми руками. Значит, он здесь дольше.
Я уставился на него и, кивнув, нейтрально улыбнулся. Сразу неприязнь показывать не будем. Подождем, как станет себя вести.
— Так, ребят, сколько я в итоге продрых? — спросил я, уставившись на Игоря, единственного неодаренного в этой пестрой компании.
— Три часа точно, — пожал плечами он, вытащив из-за уха самокрутку и принявшись нервно ее теребить. — Скоро уж ужин…
Я улыбнулся.
— Отлично. Как раз есть хочу.
— Ты всегда голодный, — проворчал Лаптев.
— Именно. Так что проводите-ка меня в столовую, кому не сложно. А то я еще ни разу там не был…
— Прошу прощения.
Мы резко умолкли и обернулись на незнакомый голос. В дверном проеме застыл долговязый тип неопределенного юношеского возраста — то ли четырнадцать, то ли все двадцать. Бритый наголо, с черепом неправильной формы, этот парень напоминал неудавшуюся кинопробу на роль Носферату.
— Ты, значит, Оболенский? — смерив меня бесстрастным взглядом, незнакомец уставился на меня в упор.
Я свесил ноги с кровати и выдержал его неприятный взгляд.
— Ну допустим.
Незваный гость сверился с дешевенькими электронными часами.
— Через пятнадцать минут ужин. Глыба хочет тебя видеть. Сядешь к нему за стол.
Бдевшие у моей койки парни зароптали.
Я приподнял одну бровь.
— Не многовато ли гонора? И по какому вопросу?
— Потолковать с тобой хочет. О чем — не мое дело, — отозвался бритоголовый. — Ты только сам приходи, не увиливай. И Глыбу не зли. А то мы и ночью в гости заявиться можем.
Передав послание, долговязый парень исчез так же внезапно, как и появился. Я пожал плечами.
— Ну ладно. Это уже интересно.
Стоявший у стены Вяземский сложил обтянутые щегольскими перчатками руки на груди.
— Мне тоже, — недобро усмехнулся он. — Мне тоже.
Глава 16
Вот не нравилась мне эта гримаса на роже у Вяземского, хоть ты тресни.
Точно что-то задумал, и задумал явно по мою душу. Ему бы научиться сдерживать свои эмоции, а то от Олеженьки за версту фонило предвкушением триумфа. Только вот какого?
Горец переглянулся с Лаптевым, и оба моих старых «сокамерника» синхронно покачали головами.
— Не нравится мне все это, Володь, — сказал Кантемиров. — Хотя за такую дерзость так и хочется этому Глыбе лицо начистить.
— Ты осторожнее на поворотах, Максим, — понизил голос Смирнов. — Здесь в карцер сажать не любят, но он таки все же имеется.
Ухмылка на лице Вяземского стала еще шире и отвратительнее. Вот кому бы я с удовольствием рожу подрихтовал, да только знал, что этот негодяй только того и ждал. Намеренно провоцировал и пытался вывести меня из себя, чтобы я ошибся. Хрен тебе, Олеженька. Не дождешься. Может с прежним Оболенским такое бы и прокатило, но я давно научился держать себя в руках. Особенно с такими, как ты.
— Да что он себе позволяет? — продолжал возмущаться Кантемиров. — Самого княжича — и так…
Я легонько тронул раздухарившегося парня за плечо.
— Спокойно, дружище. С этикетом здесь не все знакомы, и на первое время простим им это. Наоборот, я намерен ответить вежливостью на это приглашение. — Я одарил его многозначительным взглядом и слегка улыбнулся. — Особенно если так настойчиво просят.
Я встретился взглядом с вжавшимся в стену Игорьком. О нем все как-то позабыли. А ведь он оказался единственным неодаренным в комнате. Я не делил ребят по этому принципу — лишь бы человек был хорошим. Но говорить лишнего при нем пока что тоже не собирался.
— Игорь, покажешь мне столовую? — обратился я к нему, надеясь по дороге выудить из него побольше информации о Глыбе.
Кантемиров осекся, и все взгляды тут же обратились на моего неодаренного знакомого.
— Шпигарь, ты чего здесь забыл? — прошипел Лапоть. — Я же сказал тебе валить.
Чего? Игорь Шпигарь?
Я не выдержал и прыснул. Шутники его родители, конечно. Зачем так в рифму-то?
— Ребят, я сам справлюсь, — сказал я продолжавшему сверлить меня обеспокоенным взглядом Кантемирову. — Все будет хорошо. Поговорим как приличные люди. Даже если другая сторона этого не захочет.
Горцу стоило больших трудов обуздать свое возмущение. Вот уж кого можно было легко подловить на несоблюдении протоколов и формальностей. Для Кантемирова вежливость и соблюдение традиций явно было большой ценностью. Но я, будучи выходцем из куда более простой среды, на такие моменты смотрел сквозь пальцы. До порв до времени.
— Конечно, я провожу, — спохватился Игорек, когда я аккуратно, но настойчиво подтолкнул его к выходу.
— А вы, ребят, идите, — добавил я, слегка кивнув на Вяземского, безмолвно попросив Кантемирова за ним приглядеть. — Мы вас чуть позже догоним. Хочу умыться.
Вражина и Волков почти синхронно отлипли от стены и вальяжно направились к выходу. За ними остальные. Наконец, в комнате остались только мы с Игорем.