Ей совсем не хотелось брать эти исписанные листки. Они напоминали ее собственный блокнот и как бы намекали, во что она сама может вскоре превратиться.
– Вы долго работали над этими документами, – сказала она. – Я не могу их взять.
– Нет, нет, нет, – запротестовала Вера. – Я дарю тебе. Ты не имеешь права отказываться!
Ее лицо неожиданно сделалось решительным, а взгляд перестал метаться из стороны в сторону и буквально вонзился в глаза Табиты.
– Слишком поздно, – произнесла старуха.
– Что вы хотите сказать?
– Мое время вышло.
– Вера, нет!
– Это твое, – сказала Вера и подтолкнула бумаги к Табите.
Некоторые из них упали ей на колени, а иные на пол.
– Дарю! – сказала Вера, словно роняя проклятие.
– Спасибо, – беспомощно промямлила Табита.
Она посмотрела вслед старухе, которая, едва волоча ноги, направлялась к выходу.
– Бедняга, – сказала библиотекарша.
– Да уж, – Табита оглядела кучу бумаг. – И что мне теперь со всем этим делать?
– Если хотите, я оставлю их для вас. Положите в ящик, и все.
– Благодарю.
Галя подобрала бумаги.
– Кстати, вам это может пригодиться, – заметила она, протягивая Табите потрепанную книжку в мягкой зеленой обложке. – Я же сама дала ее Вере несколько месяцев назад.
«Как защитить свои права в суде», – прочитала Табита.
Она перевернула пару страниц. Кое-где виднелись неразборчивые пометки, что оставила Вера, а другие листы были с загнутыми уголками.
– Да, наверное, поможет.
Книжка ее увлекла. Времени оставалось пока достаточно, и Табита читала медленно, вникая в каждое слово. Она делала пометки в своем молескине, отчего блокнот распух и выглядел немногим лучше, чем ворох бумаг, что передала Вера.
«– Очень важно, чтобы вы знали, какой нормативный акт имеет непосредственное отношение к вашему делу;
– К судье следует обращаться “милорд” или “миледи”;
– Воспрещается перебивать судью;
– Самое главное – подготовиться к процессу. Ознакомьтесь с фабулой обвинения. Подкрепите ваши доводы доказательствами: показаниями свидетелей, письменными доказательствами, доказательствами вещественными, заключениями экспертов;
– Раскрытие информации: вы обязаны указать все прилагаемые к делу документы. Недоказанные свидетельства могут быть использованы против вас;
– Разберите все аргументы вашего оппонента;
– Подвергайте все заявления сомнению;
– Держитесь стойко и защищайтесь;
– Вы имеете право пригласить в процесс вашего близкого родственника или друга для психологической помощи. Такой помощник может оказать вам услугу: поддерживать вас, делать заметки, предоставлять материалы для дела и давать советы (но такие представители не имеют права выступать в суде, если только суд не даст им право голоса);
– Рекомендуется одеваться скромно;
– Рекомендуется прибывать за некоторое время до начала процесса;
– Говорить следует неспешно и членораздельно;
– Не следует активно жестикулировать, кричать и размахивать руками. Стойте прямо».
Табита перечитала написанное. Что-то уже было поздно менять. Например, она запечатала в конверт совершенно безнадежное заявление защиты без всяких доказательств. К тому же она не могла гарантировать, что ее привезут на судебное заседание вовремя.
В принципе, книжка мало чем ей помогла, но она толком и не знала, в чем на самом деле должна была заключаться помощь.
Она захлопнула книгу.
Глава 51
– Они обыскивали меня, кажется, целую вечность. Сначала по делу, а потом ради того, чтобы поиздеваться. Там как раз оказалась эта тощая надзирательница… Ей-богу, она все еще ненавидит меня, да только вот в камеру запереть не может. От этого злоба из нее так и прет. Ну как?
Микаэла вынула из сумки темно-серый костюм. Брюки были несколько мешковаты и сильно стянуты в талии, а у пиджака с узкими лацканами выглядывала поизносившаяся малиновая подкладка.
– О, вполне себе ничего. Сколько с меня?
– Я отдала четырнадцать фунтов. И еще взяла обувь.
Микаэла достала из сумки черные ботильоны.
– Тридцать седьмой размер. Примерь-ка.
– Они совсем новые, – подозрительно покосилась Табита.
– Если ты думаешь, что я их украла, то ошибаешься, – сказала Микаэла. – Я взяла их у падчерицы хахаля моей тетки.
– Как любезно с ее стороны.
– Да она и не знает об этом. У нее целая уйма обуви. А под пиджак ты можешь надеть обычную футболку. Я прихватила пару белых от «Примарка». Глянь в сумке.
– Благодарю тебя, – сказала Табита. – Я твой должник.
Микаэла махнула рукой.
– Как там по моему списку?
– Списку? А, да, займусь им, как только выйду отсюда.
– Я еще хотела бы тебя спросить вот о чем.
– Валяй.
– Ты сейчас работаешь?
– Плавающий график. А чего спрашиваешь?
– Сможешь быть моим советчиком в суде?
– Что?
– Я прочитала, что имею право на советчика, который может поддержать меня, дать совет, ну и все такое. Это не адвокат, тебе нельзя будет задавать вопросы суду или выступать с речью.
– Ты что, хочешь, чтобы я пошла в суд? Смеешься, да?
– Ну ладно, – Табита несколько замялась. – Если нет желания…
– Желания? Да я «за» руками и ногами!
За три дня до начала процесса Табита почувствовала недомогание. В рот не лезло ни крошки, а лоб весь покрылся испариной. Язык распух и не помещался во рту, колени тряслись, желудок выворачивало со страха. На коже выступила экзема, а на слизистой показались язвы. Взглянув раз на себя в зеркало, Табита увидела исхудавшее лицо с запавшими глазами под нечесаной копной волос. Теперь она выглядела как настоящая заключенная. Она была похожа на помешанную. Табита почти не спала, а если и удавалось смежить веки, то сон ее был поверхностным, ломким, исполненным тревожных видений.
Она сидела в библиотеке и читала материалы, что предоставило ей обвинение. За последние пару недель прокурор не скупился на свидетельства, но Табита понимала, что они никак не могли положительно повлиять на исход ее дела.
Она просмотрела список свидетелей, которые должны были выступать в суде. Патологоанатом, полицейские… Какие-то имена были ей знакомы, а какие-то нет. Среди них мелькнул Энди, и, чтобы не видеть его имени, Табита перевернула лист обратной стороной вверх.
Затем она снова внимательно просмотрела свои записи в блокноте. У нее все еще зудела в душе мысль, что она что-то упустила, забыла о чем-то, но каждый раз, когда задумывалась об этом, мысль ускользала.
Потом Табита примерила одежду, что принесла ей Микаэла. Сапожки подошли идеально, но костюм был все же великоват. Она закатала рукава и стала перед зеркалом. Чучело как есть! Табита проговорила: «Клянусь говорить правду, правду и ничего кроме правды!» Голос звучал как ржавая железяка. Быть может, позвонить Море Пьоцци, пока не поздно?
За день до суда она вымыла голову и расчесала волосы на прямой пробор. Затем присела на свою койку и попыталась съесть бутерброд с яйцом, но только почувствовала спазм в желудке. Попыталась, как обычно, подсобить Дане с чтением, но буквы расплывались перед глазами. Потом она лежала в постели и думала, что все равно не заснет – но все же, видимо, заснула, ибо пробудилась от страха. Небо за окном приобрело светло-серый оттенок. Наступил ее судный день, а она совсем не была готова. Табита встала, и ее учащенное дыхание сменилось неглубокими вздохами.
Она умылась и почистила зубы. Надела белую футболку, костюм и натянула на ноги сапоги. Расчесала волосы, пока они не стали лежать ровно. Посмотрела на себя в зеркало.
– Удачи тебе, Табита Харди! – сказала она.
Часть вторая. Суд
Глава 52
Из крошечного окошка автозака Табите удалось лишь мельком увидать фасад Харвудского королевского суда. Впрочем, это могло быть даже и не судом, а любым другим общественным зданием, с широким крыльцом, ведущим к остекленным дверям. Это могла быть библиотека или концертный зал.
Машина свернула в переулок, и Табиту, прикованную наручниками к незнакомому ей надзирателю, провели через черный ход мимо припаркованных автомобилей и мусорных баков. Табита ничего не соображала – она слышала лишь скрип своих резиновых подметок по линолеуму и различала казенный кремовый цвет стен. Очнулась она только в каком-то закутке, между двумя дверями, одна из которых была открыта. Табиту завели в камеру, сняли наручники и оставили одну.
Камера была совершенно пустой. Не было даже умывальника и туалета, только два пластиковых стула. Окно отсутствовало. Табита села и уставилась в голую стену.
Через некоторое время она услышала знакомый лязг проворачивающегося в замке ключа. Дверь распахнулась, и в камеру вошли двое. Табита медленно повернула голову. Перед ней стояли мужчина средних лет и молодая женщина. У мужчины было красное лицо, обрамленное седыми вьющимися волосами. Двубортный костюм в тонкую полоску, белая рубашка, строгий темный галстук, черные ботинки. У женщины – черная юбка, белая блузка, жакет и туфли на низком каблуке. Светлые волосы затянуты в пучок. Практически без косметики, даже ногти не были накрашены – только губы подведены красноватой помадой. Оба вошедших выглядели безупречно – от носков обуви, в которых отражался свет лампы, до серебряных запонок на манжетах мужчины. Одежда на них выглядела почти стерильной. В прическе мужчины была заметна легкая небрежность, но даже это выглядело как проявление его уверенности в себе. Глядя на них, Табита почувствовала себя замарашкой, которую облачили в поношенное дешевое тряпье.
– Меня зовут Саймон Брокбэнк, – представился мужчина. – Я выступаю со стороны короны. Я прокурор, – добавил он после короткой паузы. – А это моя коллега и помощник Элинор Экройд.
Брокбэнк говорил таким тоном, как будто ему давно наскучила эта процедура. Его выговор, манера держать себя заставили Табиту во всей силе ощутить свое ничтожество и слабость. Она разозлилась.