Щеки у Мэл вспыхнули. «Рассердилась», – подумала Табита.
– Да, грубоватое выражение.
– Издержки моей профессии, – отозвалась Мэл. – Приходилось мириться с этим.
– То есть у вас были разногласия?
– Что вы имеете в виду?
– Правда ли, что мистер Риз написал на вас жалобу епископу?
Тут поднялся Брокбэнк:
– Я старался быть снисходительным к мисс Харди, но мне кажется, что она злоупотребляет своими процессуальными правами.
– Не нахожу, – отозвалась судья.
– Да, он писал епископу, – сказала Мэл.
– Вам это не понравилось?
– Я всегда старалась сохранить с мистером Ризом хорошие отношения и не принимать такие вещи близко к сердцу.
– Наверное, вам это нелегко давалось?
– Нет, отчего же? Его враждебность была продиктована глубокими переживаниями, и мне было жаль его.
«Что же ты всех подряд жалеешь? И меня, и Стюарта…» – подумала Табита.
– Глубокими переживаниями? – переспросила она.
– Да. Однажды он…
– Да?
– Однажды он очень разгорячился. А я, в свою очередь, сказала не самую умную вещь. Он утверждал, что Бог зол и непреклонен и что он – Стюарт – заранее проклят им.
По залу пронесся ропот. Журналисты непрерывно строчили. Табита снова посмотрела на Лору, которая сжала губы в тонкую нить и как-то странно посверкивала глазами, чуть подавшись вперед.
– Проклят… Он вам так прямо и сказал?
– Понимаете, чего не скажешь в сердцах? Да, именно так он и выразился.
От услышанного у Табиты слегка закружилась голова. Несколько минут назад Мэл говорила суду то же самое про нее. А теперь и Стюарт туда же. Словно они оба испытывали одинаковые страдания.
– Как вы думаете, почему мистер Риз мог сказать такое?
– Вероятно, он переживал из-за того, что сделал с вами много лет тому назад.
И теперь Табита не могла понять, помогли или повредили ей слова викария. Скорее всего, ни то ни другое. Но эта жизнерадостная женщина привнесла в атмосферу процесса гнетущее ощущение, будто слушалось дело не об убийстве, а о греховности и разврате.
– Благодарю вас, – сказала Табита. – Вопросов к свидетелю больше не имею.
Глава 64
Табита старалась не поднимать глаз, пока Энди, свежевыбритый, в плохо скроенном дешевом костюме мялся на свидетельской трибуне. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, и судья Мандей даже несколько раз просила его говорить громче.
Впрочем, что он там бормотал себе под нос, не имело особого значения. Табита и так прекрасно знала, что скажет Энди, хотя и испытывала некоторое беспокойство.
Энди почти не смотрел в сторону присяжных, предпочитая обращаться лишь к женщине, что сидела перед судейским столом. Он рассказывал о себе, о том, как долго прожил в Окхэме – а прожил он там всю жизнь, – где работал и насколько хорошо был знаком с Табитой.
Потом он перешел к тому, как помогал Табите делать ремонт в ее доме. Когда речь зашла о прогнивших полах, столярных работах и протекающих водосточных желобах, речь его сделалась более уверенной. В тот день, двадцать первого декабря, продолжил Энди, он трудился в коттедже Кена Тернера. Самого хозяина дома не было. Закончив дела около половины пятого вечера, он направился к Табите.
– В тот день солнце зашло в пятнадцать пятьдесят три, – заметил Саймон Брокбэнк. – То есть было довольно темно?
– Да, – кивнул Энди. – Темно, холодно, и валил мокрый снег. Погода хуже не придумаешь.
Заговорив об их встрече, Энди снова понизил голос до невнятного бормотания. Сначала Табита долго не открывала ему дверь, а когда все-таки показалась на пороге, то вела себя довольно странно.
– В каком смысле странно?
– Нет, вела она себя нормально, а вот…
Саймон Брокбэнк выжидательно посмотрел на свидетеля.
– А вот выглядела она как-то не так, – продолжал Энди. – У нее были красные глаза. Может быть, плакала. Но вела себя спокойно.
Он снова покосился диким взглядом на Табиту. Та хотела было улыбнуться ему, но губы словно одеревенели.
– И что произошло потом?
– Ну, я вошел в дом. Надо было обсудить запланированные работы – мы собирались настелить напольное покрытие. Но Табита была словно не в себе. Я даже подумал, что она заболела.
– Дальше.
– Дальше я вышел через черный ход за досками.
– Где хранились доски?
– В сарае.
– Сарай располагается за домом, верно?
– Ага.
– А что-нибудь было до того, как вы вышли?
– Она попросила меня не ходить туда.
– Громче, пожалуйста!
– Она сказала, чтобы я не ходил туда.
– Сказала не ходить туда, – повторил Брокбэнк. – А как именно она сказала?
– В смысле?
– Она говорила спокойно?
– Нет, выкрикнула.
– Прошу прощения, не могли бы вы выразиться яснее?
– Она крикнула, словно в панике.
– Но вы все равно пошли в сарай.
– Да.
Допрос продолжался. Энди что-то бубнил, Брокбэнк задавал вопрос за вопросом, и так до бесконечности. Кровь. Тело. Пронзительный взгляд мертвых глаз Стюарта. Что говорила Табита, что она делала, как она едва не лишилась чувств от ужаса. Как Энди вызывал экстренные службы. Как Табита с окровавленным лицом повалилась на диван.
– Она еще что-нибудь говорила вам?
– Что-то невнятное. Как будто ей было больно.
Табита прикрыла лицо ладонью, чувствуя, как на нее смотрят все присутствующие. Они представляли себе ее в тот момент, безумную и измазанную кровью.
Табита тоже попыталась…
Наконец, Брокбэнк задал свой последний вопрос, и наступила ее очередь. Табита встала и повернулась лицом к Энди.
– Ты уж прости за все это…
На губах у Энди мелькнуло какое-то подобие улыбки, и его лицо на мгновение снова сделалось приятным. Табита не могла понять, о чем спрашивать друга. В наступившей тишине было лишь слышно клацанье ручки Брокбэнка: «тик-тик-тик».
– Считаешь, это я убила его? – наконец спросила Табита.
– Ты же ведь обещала никогда так не спрашивать, – довольно громко, чтобы ее услышали все, простонала Микаэла.
Энди в ужасе уставился на Табиту. До нее только сейчас дошло, что она ляпнула, и было ясно, что все в зале это поняли.
– Ох ты ж…
– Я хочу сказать… Я не считаю… и ничего такого не думал. Мы же с тобой друзья… Просто… я знаю, что ты и мухи не обидишь, но тогда ты была в таком состоянии…
Сбиваясь, Энди стал объяснять, что хоть тело Стюарта и было найдено в доме Табиты, это отнюдь ничего не означает…
У Табиты шумело в ушах, отчего она почти не разбирала слов. Перед глазами все плыло.
Она посмотрела на Брокбэнка и Элинор Экройд. Их лица были неразличимы, словно в тумане, но на них все же проступало едва сдерживаемое удовольствие.
– Вы сволочи! – крикнула Табита так громко, что едва не сорвала голос. – Энди единственный человек, с которым у меня сложились нормальные отношения в этой дерьмовой жизни, а вы, вы… Что вы сделали со мной?!
Ее уже выводили из зала суда, но Табита все еще продолжала кричать. Последним перед ее глазами мелькнула согбенная над свидетельской трибуной фигура Энди с искаженным гримасой лицом, словно его кто-то ударил.
Глава 65
Даже оставшись одна в тишине камеры, Табита никак не могла отделаться от ощущения, что попала в настоящее осиное гнездо. Насекомые наполняли своим жужжанием воздух вокруг нее, но тот же звук доносился как бы и изнутри ее черепа. Осиные лапки щекотали кожу и одновременно шуршали под ней. Табите очень хотелось разодрать что-нибудь на себе или ахнуть кулаком по стене, чтобы положить конец лихорадке, успокоить проклятый зуд, который никак не хотел униматься.
О том, что произошло в суде, Табита почти ничего не помнила – лишь то, как ее волокли, словно дикого зверя, через зал, потом по коридорам и, наконец, бросили в камеру.
Она встала и повернулась к белой бетонной стене. Медленно сжала пальцы правой руки и подняла ее. Всего один удар, и будет хорошо.
– Постойте! – раздался голос позади.
Табита обернулась. В дверях перед нею стоял Саймон Брокбэнк. Его мантия свисала с руки, в которой он сжимал парик.
Брокбэнк вошел и сел на один из двух стульев, что были в камере. Мантию и парик он бросил себе на колени.
– Несколько недель назад, – сказал он, – у меня было одно дело. Во время драки один из ее участников попытался ударить другого, но промахнулся и попал кулаком по кирпичной стене. Так что мне хорошо известно и про руки, и про стены. Человеческая рука состоит из двадцати семи костей, и, если вы сломаете ее о стену, далеко не факт, что все потом срастется как надо.
Брокбэнк кивнул на второй стул. Табита пристально посмотрела на обвинителя, и ей захотелось ударить его вместо стены. Брокбэнк саркастически улыбнулся. Вероятно, он не стал бы возражать, если бы Табита замахнулась. Это лишь подтвердило бы его правоту. Поэтому, тяжело вздохнув, она опустилась на предложенный стул.
– Что, пришли позлорадствовать?
На какое-то мгновение Брокбэнк задумался.
– Есть тут одна идея, – вымолвил он наконец. – Вы оказали мне, как обвинителю, неоценимую услугу там, в зале суда. Присяжные, наверное, думали, что Табита Харди, конечно, вспыльчивая и обозленная, но вот способна ли она на убийство? Но вы устранили это затруднение.
Табита понимала, что Брокбэнк, видимо, прав.
– Дело в том, что Энди был моим единственным другом, – сказала она. – А теперь посмотрите, во что он превратился из-за вас!
– Поговорите об этом с кем-нибудь другим, – беззаботно обронил Брокбэнк. – А я здесь по другому вопросу. Вам все же необходимо принять соответствующее решение.
– Что еще за решение?
– На самом деле, решать-то тут особо нечего, – хмыкнул Брокбэнк. – В конце концов, вам все же придется оказаться лицом к лицу с реальным положением дел. Не можете же вы сидеть здесь до скончания веков! Надо как-то действовать.
– Как? Признать себя виновной? Вы за этим сюда пришли?
Брокбэнк снова задумался, словно Табита подала ему новую блестящую идею.