Последний, обратив мое внимание на прибывшую группу туристов, сообщил, что это — К. Л. с семьей. И проч.
И проч.: мне вдруг все надоело. Надоело настолько, что я задыхаюсь. Держаться!
26 октября опять в кафе «Мювес». Итак, 21-го, 23-го, 26-го, Бог ты мой! А мы-то всё ждали его, невольно испытывая тот ужас, который передавался нам от Мамочки. Это запуганное ожидание: будет ли он навеселе, и если да, то в какой степени. «Вчера видели твоего папашу — спал в электричке». Донесение агента слишком коротко и бессодержательно. Состоялся подробный разговор о его дальнейшей работе. Старик пытается вырваться, но все это безнадежно. [Я много читал об агентах штази, почти все они рано или поздно, словно бы оказавшись в творческом кризисе, тоже пытались вырваться, но страх, угрозы, покорность помогали преодолеть кризис. Или все же — но очень редко — их отпускали.] В качестве задания агенту поручено дать подробные характеристики на своих близких знакомых. Очень похоже на тренировку. Это я хорошо запомнил: десять раз до штрафной, потом два раза до центра поля и еще четырехсотметровка. Язык на плече. Не знаю: кто может это выдержать? А потом то же самое еще раз.
1-го ноября, 8-го, 12-го. Ну это уж слишком. Да дайте же ему отдохнуть немного. Хоть на время отстаньте от Папочки <с.>. <Ну вот, мест с пометками с. все больше. Впору просить Ласло Дарваши включить их задним числом в его роман «Легенда о плачущих балаганщиках» — или хотя бы в готовящийся перевод на немецкий, Suhrkamp Verlag.> Если вспомнить «Гармонию», то там я давно уже спас отца от лап гэбэ.
Новые донесения, в основном об эмигрировавших аристократах, много громких венгерских фамилий. Бесстрастное перечисление общеизвестных данных, хотя Варга все же доволен. Но даже по этим «хорошим» доносам видно, насколько они разрушительны, насколько все это цинично и отвратительно, в особенности когда он пишет о ерунде, как в недавнем случае с двумя улицами. Затем — намекая на период между 23 октября и 4 ноября — я выразил радость, что критические дни ему удалось пережить без особых последствий, на что он ответил лишь, что ничего «критического» в эти дни, по его мнению, не произошло.
12 ноября он навещает семью Й. П., которая оплакивает умершую дочь. Но агент, в соответствии с полученным заданием, расспрашивает их о другой дочери, состоящей в браке с сыном бывшего премьер-министра М. К. Тактичным его поведение назвать трудно.
В декабре у нас появился новый лейтенант, зовут его Шандор Вёрёш. (Красивое имя. — Я до сих пор смотрю на них свысока, хотя в моем положении это неуместно. Рефлекс?) Заключение: Связи с К. Л. агенту поддерживать неудобно, так как приходится ездить к нему в Леаньфалу из Пешта. На К. Л. открыто личное досье, вот они и форсируют. По мнению агента, К. Л. не испытывает к нему доверия.
Мимо проходит Д., закончил работать. Я пишу (эти самые строки), лишь бы не поднимать головы. Мне кажется, он все знает.
25 января 1958 года
Слава Богу, хотя бы на Рождество его оставили в покое. <9 января казнили профессора классической филологии Арпада Брусняи, а 15-го — вторую группу из осужденных по делу о беспорядках в Мошонмадяроваре: Габора Фёлдеша, главного режиссера дьёрского театра им. Ш. Кишфалуди, Ласло Вейнтрагера и Лайоша Цифрика.> Семья собралась, как обычно и как собирается по сей день; читали рождественские молитвы, пели, жгли бенгальские огни; двое моих младших братишек еще верили, что елку приносит в дом Боженька, а мы с Дёрдем уже подвергали это сомнению, хотя и без энтузиазма. Ибо, с одной стороны, нам хотелось сохранить невинность, а с другой — было лень наряжать елку. Папочка обворожительно играл на рояле «Stille Nacht». Чтобы доставить удовольствие Мамочке, весь декабрь он заставлял нас зубрить слова. «Alles schlaeft, einsam wacht, nur der heilige»[22], — орали мы, неимоверно фальшивя (фальшивил я) и не уставая поражаться, как здорово он музицирует. Я до сих пор вижу перед собой его пальцы — огрубелые от работы, сильные, — летающие по клавиатуре. Не Гленн Гульд, конечно, но все же — непобедим! Заключение: Необходимой для нас работой агент заниматься не в состоянии, поскольку, уехав из села Чобанка, не может поддерживать контакты с интересующими нас лицами или может, но крайне нерегулярно.
Поехать ему все же пришлось <тем временем 5–6 февраля в специальном изолированном помещении тюрьмы на улице Фё началось закрытое судебное заседание по делу Имре Надя и его сообщников; а 18 февраля Президиум ВНР своим указом разрешил деятельность довольно широкому кругу мелких предпринимателей, начинается кадаровский «нэп», мир мелкого бизнеса, и как раз в это время обжаривается лучок для гуляш-коммунизма, короче, «репрессии плавно перетекают в консолидацию»>. В соответствии с полученными распоряжениями я прощупал их мнение по вопросам внешней и внутренней политики. Дальше с тоскливой унылостью повторяются заключения, замечания, указания. При посещении данных лиц агент, в свою очередь, должен пригласить их к себе. — Что-то я не припомню этих визитов.
Примечание: Это задание было дано агенту в связи с тем, что Т. М. является нашим агентом по району Сентэндре и мы его проверяем. Правильно. [Как только что сообщили газеты, епископ Ласло Тёкеш, несмотря на упорно распространяемые слухи, с органами не сотрудничал. Это хорошо. Хоть он не был замешан! До чего же все это опасно и беспросветно. Кто угодно может быть оклеветан без того, чтобы… Вот почему я обязан это опубликовать.]
Агент сообщает, что задание по наблюдению за бывшими хортистскими офицерами не смог выполнить из-за болезни жены и детей. Вот-вот, первое дело — семья! Точнее, Бог, Родина, семья и только потом уж стукачество. Ему дают какое-то задание в Будаэрше и назначают очередную встречу в кондитерской «Мечек».
21 марта 1958 года
В соответствии с полученным заданием я навестил бывшего капитана артиллерийских войск Й. К., Будаэрш… Как выясняется из текста, он был вместе с нами депортирован в Хорт. Ну и ну… у меня отвисает челюсть. С оперативной точки зрения, донесение интереса не представляет.
В читальный зал входит кто-то из здешних сотрудников. Сколько их тут! Обрабатывают, листают досье. Так что рано или поздно дойдет черед и до этих. [А что если эта информация каким-то образом просочится сейчас? Было бы очень жалко. — «Мой отец призвал чад своих придумать высказывание про отца. Что значит определеннее? Ну, какая фраза, история, слово пришли бы им в голову в связи с ним? (…) Его чада молчали. Никак не могли врубиться. Мой отец попытался помочь им. Ну, к примеру, вдруг он помрет, и тогда, что тогда они бы на это сказали? Папу жалко». Стр. 249.]
31 марта 1958 года
Понятный, надежный в своих основаниях мир. На пожелтевшем листке читаю, в чем состоит задание, что следует сделать, на следующем — что задание выполнено. Мы с отцом снова побывали в Будаэрше — для Ромаифюрдё, где мы живем, это не ближний свет. Я спросил у Й. К., что он думает об отставке Булганина и о том, что место премьер-министра занял Хрущев; всегда уважал людей, грамотно пользующихся точкой с запятой, этим серьезным завоеванием европейской культуры… выяснилось, что через день после этих событий он еще не слыхал о них. Когда я выразил по этому поводу удивление, он ответил, что политикой не интересуется и что главная цель его жизни — дать приличное воспитание своим четырем сыновьям.
Дать приличное воспитание четырем сыновьям — с., я останавливаюсь, чуть было не написав, что для главной цели это не густо! Другое возможное продолжение: Много ль ты понимаешь в этом, старик! Но шутки здесь неуместны. Мы, четверо его сыновей, действительно получили приличное воспитание. [с.]
2 апреля 1958 года
Чем дальше, тем гуще! Примечание: В последнее время агент старается работать активнее. Но все же до сих пор нуждается в серьезном наставничестве и воспитании. — Вот бляди! рычу я, переписывая этот текст, и (в сущности, одновременно) думаю о том, что пора бы — пора бы уже — прекратить эту реалистическую фиксацию постоянного раздражения и изумления. Я словно бы никак не могу примириться, и меня эти вещи вновь и вновь изумляют. <Читая многочисленные истории об осведомителях штази, я убеждаюсь, что пережить это можно, ведь Вера Волленбергер как-то пережила, что на нее, как она поняла из предоставленных ей документов, доносил ее собственный муж, пережил и Шадлих, на которого стучал родной брат. Некая спасительная бесчувственность выработалась и во мне.>Задание: Продолжать поддерживать отношения с классово чуждыми элементами из числа знакомых, собирая о них максимально подробные данные. Классово чуждые элементы из числа знакомых — реакцию см. выше, однако теперь я умеряю свои эмоции. Но получается плохо: Вот б…!
Короче, выдержать все это целиком невозможно. [Да брось ты, мой ангел. Возможно.]
<После этого донесения, но понятно, что независимо от него, между 16 и 18 апреля коллегия Верховного суда под председательством Ференца Виды приговорила к смертной казни Йожефа Силади[23]. 22 апреля приведены в исполнение смертные приговоры Гезе Пеху, Ласло Балогу, Йожефу Герлеи и Беле Бекешу, вынесенные в процессе по делу группы «Багой».>
24 апреля 1958 года
С оперативной точки зрения донесение интереса не представляет, поскольку речь в нем идет о семейных проблемах. Ну прямо как какая-нибудь бездарная рецензия на мою «Гармонию». На данной встрече агент был передан как сирота! или коробка конфет! капитану Тоту, который использует его на другом направлении. Мать честная, нам дали капитана! <В этот же день был казнен Йожеф Силади из группы Имре Надя.>
Первая встреча с Тотом (дату я записать забыл) в кафетерии «Сигет». В донесении есть такая полуфраза: