Агент побывал на торжествах по случаю 23 октября, добытые им пропагандистские материалы приложены. Родственники предупреждали его, что на мероприятии, очевидно, будут наблюдатели из венгерского посольства. Настроение, по моей оценке, было довольно вялым. О возложении венков к памятнику жертв 56-го: …потом зажгли факелы, и, поскольку был сильный ветер, В. заляпал себе всю шляпу воском. (…) Проповедь произносил X. К. Типичное переливание из пустого в порожнее.
С В. позднее он встретился еще раз в кафе, где отирался какой-то подозрительный тип, возможно, осведомитель. Нам все равно, сказали они (В. с супругой), мы беспокоимся за тебя. Напрасно вы беспокоитесь (маловеры). Агент уже напрямую спрашивает у них, можно ли ожидать поддержки, каких-то стимулов со стороны эмиграции, сотрудничают ли различные эмигрантские организации между собой и т. д. Спрашивает разумно, несколько горячо и нетерпеливо, с печатью великой патриотической озабоченности на челе. Новые друзья агента советуют ему не рисковать и предостерегают от всякого рода авантюр.
Венгерская ассоциация Вены насчитывает около 400 членов, но членские взносы платят в лучшем случае 100 человек. Переписываем, не материмся. В заключение они еще раз попросили меня вести себя осторожно, я же выразил чувство растроганной радости (sic! пиши!) по поводу того, что в эмиграции «еще есть настоящие венгры». А также спросил, не надо ли что-нибудь передать, но В. с благодарностью отказался.
Агент заслуживает доверия, прошел проверку, донесение также проверено через агентов Такач и Пешти. (…) Определенную ценность представляют данные относительно личности В. и его деятельности в прошлом.
На четырех страницах о сыне Р. Разыскивал он его, как настоящий Роберто, дело в том, что сын Р. жил уже не по тому адресу, который агенту дала его мать. Об этом подробно. Наконец они встретились. Он увлекается верховой ездой и с этой целью иногда ездит в Бургенланд в гости к графу М.
Личность графа М. проверить по линии управления III/5.
Как усердно трудится за соседним столом Д. Ф. Совсем зарылся в своих бумагах. Нашел что-нибудь интересное? Кто ищет, всегда найдет.
Задание заключалось в том, чтобы заказать антологию «Gloria victis»[93], изданную в связи с десятой годовщиной контрреволюции. В магазине самого Новака не было, он застал только продавца по фамилии Г. Книгу агент заказал, получил также разного рода политические листовки и купил книгу Шандора Мараи «Кровь Святого Януария». (Мамочка наверняка обрадовалась такому подарку и неожиданному вниманию.) Продавец предлагает ему воспользоваться почтовой пересылкой, судя по опыту, это самый надежный путь, но агент в этом не уверен.
На мой удивленный вопрос, как это они продают одновременно и «красную», и западную литературу, он с улыбкой ответил, что торговцу не следует заниматься политикой и т. д. Вот вам кадаровская идиллия (порнография): Он сказал, что каталог фирмы печатался в Будапеште в типографии им. Кошута — правда, несколько названий слишком однозначной направленности были сняты.
Фамилия продавца, фигурирующего в донесении, не Г., а X. Агент допустил ошибку. Задание: В связи с вышеизложенным агенту предписано после получения книжной посылки незамедлительно доложить и, не вскрывая, передать ее нам.
Я отнюдь не хочу сказать, что такова эта жизнь, я скорее сказал бы, что жизнь может быть и такой. И не то чтобы мы этого не знали, но мы с удовольствием забываем об этом. Между тем достаточно принять всерьез великие романы прошлого. Как это сказано у немецкого романиста Ханса Эрика Носсака? Надо будет найти. [ «Я хотел бы просить читателя не думать, что я слишком высокомерен. Я вовсе не убежден, что имею право сказать: Такова действительность! Или хотя бы: Таков я сам!» Это из «Младшего брата». Цитата, которую лет двадцать пять назад я присмотрел себе для эпиграфа.]
…свое донесение я хотел бы дополнить следующим: продавца книжного магазина зовут д-р X. (а не Г.). Вот это другое дело! В соответствии с предыдущим заданием я достал адрес «князя» Пала Эстерхази. Убей не пойму, почему слово князь в кавычках. Это что еще за демократические штучки?! — Мне он таким и казался: демократом и вообще простым человеком.
Д. Ф. собирается уходить. Я закрываю лицо руками и подглядываю за ним сквозь пальцы; это скорее уже не страх, а игра. Играть-то, оказывается, лучше, чем трястись от страха. Мне почему-то кажется, что он не нашел, что искал.
<1967-й — знаменательный год кадаровской эпохи, когда все уже забыто, когда все пока что функционирует, «несмотря на отдельные недостатки». В повествовании усиливается линия, связанная с И. А., по-видимому, нашей родственницей, поскольку почти все А. приходятся нам родней и т. д. и т. п., похоже, я уже сыт всем этим по горло.>
Шестьдесят седьмой начинается с И. А., которая отсидела четыре года (женская тюрьма в Калоче) по делу священника Табоди; муж, граф Меранский, тем временем с ней развелся. Кстати сказать, графов Меранских довольно много, объясняет агент навострившим уши сотрудникам МВД Венгерской Народной Республики. А также подбрасывает им идеи насчет того, как он мог бы установить контакт с И. А. Судя по донесениям, бывшая аристократка И. А. настроена к нам враждебно.
Разговор с К. не получился, потому что в квартире работал мастеровой. Это я выписываю только из-за слова «мастеровой», его словечко, я его перенял от отца. И братья мои им пользуются.
Задание заключалось в том, чтобы 24 числа текущего месяца побывать на панихиде по Миклошу Каллаи в соборе св. Матяша. Присутствовало 150–180 человек, много родственников К., перечислены имена. Панихида прошла по обычному чину, без проповеди, все молились за упокой души усопшего Миклоша. Надеюсь, ты, (самоцензура), тоже молился. И надеюсь, что Господь Бог зачел и твою молитву о спасении души Миклоша.
Повтор: как же из этого всего выйдет катарсис? Отвечу. Никак. Катарсиса не будет. М. п. у.: а испытывал ли отец в жизни радость? Лично я говорю всегда, что радуюсь тому, что живу. И добавляю — чаще мысленно, — что не изменил бы этой своей позиции, даже будь у меня совершенно иная жизнь. А если бы мне пришлось жить жизнью моего отца? Тэйк ит изи, фазер, как выражается мой сын Миклошка.
Р. счастлива: получила от сына письмо. К сожалению, сетует она, о себе сын почти ничего не пишет, а больше восторгается тем, каким вкусным было печенье. Сборник «Gloria victi» вернулся в Вену, к М., чем он (М.) нисколько не удивлен.
По мнению Поллачека, письмо сына Р. пришло не по почте. Иначе контроль его зафиксировал бы.
Как считает вдова Й. П., И. А. не будет заниматься ни переводами, ни машинописью, потому что, с одной стороны, она не нуждается в средствах (получает посылки от своих родственников князей Лихтенштейн), а с другой, умственный труд — это не для нее, зато она добросовестно выполняет любую, даже самую утомительную физическую работу. Она также рассказала, что И. А. проживает на площади Яноша Лекаи (…) и проводит достаточно много времени с И. Л. На мой вопрос, идет ли речь о серьезном романе, она ответила: «Ну разве можно романы Илоны считать серьезными!», по ее мнению, Л. у нее не один.
Когда уже нет границ, то понятно, что можно спуститься и ниже пояса… А в общем, формулировки отточенные и энергичные. Как раз в то время ему как-то пришлось написать за меня домашнее сочинение — отчет о школьной экскурсии. Не получается ничего, пожаловался я. Он расспросил меня, что там было, я рассказал. Чего же тут трудного, удивился он, нужно только изложить это на бумаге. Но я не мог «просто так» описать экскурсию. А перо отца стало летать по бумаге. Откуда мне было знать, что он регулярно упражняется. Мы получили пятерку. Не то что я! До сих пор за всех своих, вместе взятых, детей я написал не более пяти сочинений (форс-мажор); я вкладывал все свои силы, весь свой талант, весь свой опыт, памятуя при этом о том, что пишу не я [Festtag der Europäischen Literatur[94]], а кто-то совсем зеленый; больше четверки я ни разу не получил, правда, и меньше тройки тоже… — Такое ощущение, что я хочу быстренько рассказать все самые незначительные семейные истории, потому что потом, после этой книги, рассказывать их будет невозможно. Точнее, рассказывать будет нечего. Или некому.
Внезапно, только что: отца я люблю, агента я ненавижу; эта фраза «пронзила» меня — ведь надо уметь отделять понятия «преступление» и «преступник».
Ёшь твою мать! Наверно, в отместку за предыдущую, слишком банальную и в какой-то степени утешительную мысль меня покарали следующим донесением. <Полчаса я сижу над рукописью. Делать нечего, я должен себя цензурировать, хотя это очень опасно, ибо стоит только начать, и пошло-поехало. Вся мера предательства и подонства была бы видна, если бы я сохранил в тексте имя, но я не решаюсь. Точнее сказать, не хочу, ведь человек еще жив.>Докладываю сверх задания, что, по моим сведениям, у… в городе Тата имеются следующие знакомые: (…), а также кровельщик «дядя…», с которым она в свое время имела интимные отношения. Да как вам не стыдно, папа! [Непроизвольно я перешел на «вы», как обращался к нему ребенком.] Но в настоящее время непосредственной связи между ними не существует.
Наконец он попал в дом К. (после нескольких безуспешных попыток), правда, с И. А. там не встретился. Агент познакомился с неким X. Л., который пережил Освенцим, а потом побывал еще и в советском лагере под Архангельском. В настоящее время, вследствие автомобильной аварии, он слеп. Ну это уж перебор, говоря языком «Гармонии». В настоящее время — слеп, а завтра?.. Я сознательно не упоминал И. А., поскольку целью визита была скорее разминка, укрепление дружеских отношений.