Не переступаю ли я некую грань, которую переступать не следовало бы? Быть может, нельзя так уж полагаться на искренность? Ибо сейчас я делаю именно это. Бывает, наверное, когда в наших общих интересах — молчать? Это так, но кто может указать, где она, эта грань?
В «Прощальной симфонии»[12] я писал: «Он просит сына, чтобы тот не бил, не пинал его, хотя признает его правоту. (…) Начинает, уснащая свои мольбы примерами из греческой мифологии, взывать к пониманию… Его доводы — чисто физические (мне больно, сынок)… И снова, суммируя аргументы, он не ссылается ни на заповедь о любви к ближнему, ни на обязанность чтить отца своего, ни на обычаи и приличия. Он просит, умоляет сына подумать о том, стоит ли умножать в мире боль. (Стоит ли умножать в мире боль?) Это все, чего он просит у сына. И еще глоток палинки».
Мне кажется, я вижу его, слышу, как он умоляет меня. Чтоб вас всех разорвало! Я привязан к мачте и готов слушать песни сирен. Перебор.]
Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди: мне несут документы. Мы улыбаемся. Я кошмарен, все, что я сейчас делаю, настолько лживо, что это уже смешно. Я боюсь здесь буквально всего и всех, ощущение — будто провалился в кадаровскую эпоху, не оттого ли я по утрам ругаю всю эту гэбню, в то время как сам испытываю к ним чрезмерную, ничем не оправданную благодарность? Разгадка в страхе (скелет в шкафу!), отсюда — компенсаторный гнев, ненависть и заискивание: короче, я обнаруживаю в себе все признаки посткоммунистического общества. Не знаю, если бы мне пришлось сейчас действовать реально и «жизнеподобно» (а не переписывать, помалкивая в тряпочку, эти бумаги), едва ли я мог бы оставаться нормальным, быть гражданином, человеком с достоинством и правами (в частности, на ознакомление с документами), проявлять благоразумие (а не поливать гэбэшников, что полная глупость)!
М. словно бы наблюдает, как я поведу себя в этой ситуации. Точно так же мы наблюдали в детстве за мухой, щелчком запендюрив ее в паутину. (Ну это, пожалуй, я приукрасил.) Возможно, он просто любитель литературы. А может, он вовсе не наблюдает, и это всего лишь моя истерика.
Я получаю то, что заслуживаю. — Жалость к себе, то и дело невольно накатывающую на меня, я буду обозначать сокращенно «ж. с.», а слезы — как «с». Стало быть, с. — это слезы, ж. с. — жалость к себе. А теперь я начну знакомиться с новой историей моего отца. ж. с. <Читаю: «…По Геродоту, мудрец Солон сказал Крезу, что на вопрос, каков он на самом деле, он сможет ответить только в конце истории». Насколько мне помнится, сказано было: «в конце твоей истории», то есть вне ее, а не посредством ее, и это, наверное, правильно.>
Номер архивного дела:
М-37234/1 (в 2 томах)
М-38203/1 (в 2 томах)
На обложке:
Строго секретно
Подразделение: Политический отдел
Рабочее досье
Квалификация: агент
Конспиративное имя: Чанади
Дело «В» (вербовочное) № Н-11799
Номер тома: 1
Начато: 5 марта 1957 г.
Сердце снова стучит у меня в где-то глотке. <Здесь в работе был двухчасовой перерыв. По рекомендации младшего брата меня посетил массажист. Взглянув на меня, на мою осанку, на спину, спрашивает: Скажите, что за груз вы тащите на себе?! Судя по всему, довольно тяжелый. Это моя работа, не без гордости простонал я.> [Я старался копировать документы отца слово в слово, но помню, что иногда делал это в лихорадочной спешке и в конце не сверял свои выписки с текстом оригинала. Например, что касается некоторых сокращений, я не помню, принадлежат ли они мне, или так было в тексте. Однажды я даже подумал, не взять ли несколько текстологических уроков у Йожефа Янковича[13], но потом плюнул. Не много ли чести для текстов подобного рода!]
Содержание: донесение, дата, о ком. Много знакомых имен, имен моего детства, многократно воспетые тетушки, дядюшки, имена с легендарного Олимпа Взрослых. (Пока вы отдыхаете, Индезит [мой отец] работает.) Затем — алфавитный именной указатель. Фамилия, имя: А. А., род занятий: граф, стр. 61. Пятеро Эстерхази, на 219 странице — дедушка. Заглянуть? Или методично, лист за листом, читать все подряд? Фамилия Esterházy везде с искажениями — через «sz» и «i» вместо «s» и «у». Что это, месть диктатуры пролетариата? [Вот нашел чему удивляться! Смех и только!]
На 29-м листе — первое Донесение. В правом углу листа:
Составил: Чанади
Принял: ст. лейт. Варга
Дата: 2 марта 1957 г.
Вот это действительно больно, видеть почерк, который я так люблю. Я даже гордился (горжусь) им. Об обладателе этого почерка можно было думать только самое лучшее, с. Начну переписывать. Пусть привыкает рука, пусть войдут в меня эти слова. То я Оттлика[14] переписываю, то такую вот дрянь — прямо скажем, ну и диапазон.
О том, что начавшиеся 23 октября 1956 г. будапештские демонстрации переросли в вооруженное восстание, народонаселение (sic!) Чобанки узнало на следующий день, 24 октября. Вследствие остановки транспорта многие жители, работающие в Будапеште, Будакаласе, Помазе и Сентэндре, вынуждены были остаться дома, и это привело к некоторым сбоям в снабжении продовольствием. Переписывая эти слова, я вспоминаю чувство яростной, жуткой скуки, о котором писал Паскаль. Я сравниваю наши почерки: его мне нравится больше. Мой — торопливый, неровный, отдельные буквы сливаются, какие-то просто пропущены (но это Гизелла исправит). По его почерку чувствуется, что он старался писать разборчиво. (…) Данных о нападениях на партийных или государственных руководителей у меня не имеется. В начале ноября прошел слух о каком-то списке, который якобы содержал имена людей, подлежащих уничтожению, однако говорить с кем-либо, кто видел этот список собственными глазами или знал, кто его составлял и кто в него был включен, мне не доводилось.
После 4 ноября имели место два несчастных случая: молодой человек по фамилии С. был случайно застрелен своим товарищем, а гражданин X. был застрелен ночью патрулем национальных гвардейцев, поскольку якобы не подчинился их приказу остановиться. По слухам, оба виновника этих убийств эмигрировали.
Что касается лозунга «В марте начнем сначала!», то люди воспринимают его в основном как шутку.
Чанади
Еще два коротких донесения от того же числа. Я смотрю на пожелтевшую бумагу. Понятно, что их писали в нашей квартире, и вполне возможно, что я прикасался к ним, что на них — следы моих пальцев. Бумага аккуратной стопкой всегда лежала на левом дальнем углу письменного стола. В мозгу непроизвольно проносится и такая фраза: в нашей квартире находилась не только эта бумага, но и мой отец. Тут на минуту я спотыкаюсь, не зная, что написать: «отец» или «папа». Во всяком случае, они были там: не только бумага, но и мой Папочка…
Донесение. Ш. В. проживает в Помазе. В свое время имел поместье в Даноше и еще до Первой мировой войны был депутатом парламента; в 1920-е годы — министр финансов. Сейчас ему около 80 лет, живет уединенно.
Й. П. (муж Ирмочки! — вот, опять я ссылаюсь на свой роман как на нечто реальное, под этим именем ее знает читатель романа) проживает в Чобанке, в свое время имел поместье в комитате Ноград, в политической деятельности не участвовал. Работает в местном лесном хозяйстве. В ходе октябрьских событий — не называет их контрреволюцией! [но это только пока!] — вел себя пассивно.
Чанади
Ну что же, пристойные, состарившиеся в почете и уважении тексты.
Заключение: Первое донесение агента (с трудом пишу это слово, но мало-помалу все же начинаю привыкать). Задание состояло в том, чтобы дать подробную информацию о двух лицах, а также о событиях после 23 октября. Задание выполнено не лучшим образом. Что значит «не лучшим образом?» А сам-то ты в первый раз лучше, что ли, сработал? — Мне, конечно же, не до шуток, но уже поздно. Я вижу, какой он гигант, мой отец. Я ничего не вижу. Просто пишу все подряд.
Задание: Осуществляется ли на данной территории подготовка к событиям 15 марта[15] и возможны ли подрывные действия? Какой деятельностью занимались (sic!) лица, занимавшие (sic!) в период контрреволюции — черт возьми, да научись же ты писать по-венгерски! Помнится, кто-то из критиков, кажется, Шандор Радноти упрекнул меня в эстетстве; применительно к данному случаю он был бы абсолютно прав: глядя на этот текст, я вижу именно текст, и его качество вызывает во мне ощущение боли, пусть это и смешно, учитывая, о чем идет речь, — ответственные посты?
16 марта 1957 года
1. Во время беседы в корчме с неизвестным (в деревенской корчме неизвестных лиц не бывает! Уж это-то можно было сообразить?! с.) я слышал, что список якобы был составлен по национальному признаку, но поскольку лицо это список не видело, то люди теряются в настоящее время в догадках, кто был в него включен — венгры, немцы, сербы или словаки. После 4 ноября в сельском совете было собрание, на котором обсуждалось так наз. дело о списке, но ни к какому решению относительно авторов или содержания этого списка участники не пришли.
2. Что касается лозунга «В марте начнем сначала», то об этом разговоры были только в том смысле, в каком о нем говорилось в печати, а также по радио, кроме того, лозунг переиначили, дескать «в марте нам врежут по новой». О каких-либо контрреволюционных приготовлениях я не слышал. 15 марта никаких нарушений правопорядка не было. Несколько случайных замечаний по этому поводу: «все это безответственная пропаганда», «пусть занимаются этим те, кто все это выдумал».
Чанади