Стоило мне написать «Чанади», как я осознал, что тоже пишу донесение. Донесение о пяти мышах[16]. Донесение о человеке. Ну, это уж перебор. — На тебе! это тоже его выражение. Худо было бы, если бы я во что бы то ни стало пытался бежать от него. Да и некуда. «Куда? К кому? Зачем?» (стр. 527)
Пока что, вообще говоря, мой отец не опасен, он явно старается писать лишь о том, о чем они знают и так.
Заключение: Донесение должно быть гораздо конкретнее. Агент еще только начинает входить в работу. Да, они тоже не идиоты. Видно, как они вынуждают своих людей давать возможно больше конкретики, не позволяя им блефовать. Что ж, посмотрим, как это у них получится.
Задание: Кто подготовил список и какой деятельностью занимались данные лица?
23 марта 1957 года
Вот это уже конкретика. По имеющейся информации, из жителей Чобанки в октябрьских вооруженных действиях в Будапеште принимали участие Л. Р., Т. и С.
[Когда я переписывал это донесение, был во мне какой-то запал, чуть ли не упоение, я переписывал документы до потери пульса, не осмеливаясь заказать ксерокопии. Теперь я в некоторой растерянности. Понимаю, что есть в этом некий снобизм, но все же не умолчу, коль скоро было именно так: мне захотелось чего-то чистого, человеческой чистоты, и последние полчаса я читал Канта. Идея эта пришла мне в голову потому, что вчера один мой друг рассказывал, что по телевидению шел какой-то слюняво-сентиментальный фильм о Гёльдерлине и он, не выдержав, вырубил телевизор и отправился читать «Гиперион». А все-таки хорошо, когда у человека есть друг. И есть Кант. — Смешно! Реальность, мог бы сказать я как умудренный писатель, создана не для описания, а для употребления. Или, как (приблизительно) говорил наш классик Миксат: женщина создана для любви, покуда она молода, и для мотыги на все остальное время.]
Как выяснится в дальнейшем, С. успел эмигрировать на Запад. Хорошо бы, если и двое других тоже. Но в любом случае это уже небезобидное донесение.
Задание: сбор дополнительной информации об указанных лицах. Посещение посольства Австрии. Ничего себе!
30 марта 1957 года
В Чобанке в ходе октябрьских событий с памятника героям войны была сбита красная звезда. Насколько я слышал, виновным является С. — зять Б. Ш., бывшего владельца щебеночного карьера. M-да, это уже не шумелки-пыхтелки а-ля Винни-Пух.
Заключение: Донесения агента становятся более содержательными. Между тем еще не прошло и месяца! Заключение — на обороте написанного почерком Папочки донесения. Составил его старший лейтенант Лайош Варга. Чанади имеет блестящие возможности для сбора разведданных о враждебной деятельности затаившихся в Чобанке бывших хортистских офицеров, на разработку которых его следует в первую очередь ориентировать и нацеливать. К нам Чанади относится очень хорошо, и нам следует этим воспользоваться.
Вашу мать! Как это понимать? Что значит «очень хорошо»? Мне хотелось бы верить, что его избивали до полусмерти и он вынужден был хоть что-то им сообщать. Но я в этом не уверен.
13 апреля 1957 года
Отец побывал в австрийском посольстве. Агент выполнил поставленное перед ним задание, но ожидаемых результатов не добился. Новое задание — составить характеристику на жителя Чобанки А. Б. Странное дело, кажется, в это время мы вернулись уже в Будапешт и жили в Ромаифюрдё. — Слово «характеристика» написано через «о», знаки препинания мне пришлось расставлять самому. Ну и страна!
20 апреля 1957 года
На клочке бумаги. Донесение. А. Б. проживает в Чобанке, женат, имеет ребенка. Последнее время работал в Кишковаче, в госхозе, в качестве садовника, в настоящее время ездит на работу в Будапешт. Гм, не густо. Что-то я сомневаюсь, Папочка, что старший лейтенант Варга это проглотит. Заключение: Информация слишком краткая и немногословная, могла бы быть гораздо подробней, что было разъяснено ему на конспиративной встрече.
Ага, значит, происходили конспиративные встречи. «Было разъяснено…»: очень хочется думать, что его отметелили. Потому что, с одной стороны, попросту говоря, он это заслужил [что за идиотизм?! да, его отметелили, и поэтому он стал стукачом, а поскольку он стал стукачом, то заслуживает, чтобы его продолжали бить? отчего он станет еще лучше стучать, за что лупить его надо еще сильнее! <А может, это не такой уж идиотизм?>], а с другой стороны, есть в этом что-то героическое! Или просто ему забивали башку всей этой лабудой, и она оседала в его гениальных мозгах… с.
27 апреля 1957 года
Контакты с бывшими офицерами имена я здесь опускаю мною установлены либо возобновлены. «Возобновлены контакты…» Гляди, как он насобачился в употреблении этих кретинских терминов! По моей информации, в событиях октября-ноября никто из них участия не принимал. В ходе бесед с ними в качестве главной проблемы фигурировали вопросы выживания. По совести говоря, эту фразу, коллега, можно было слегка шлифануть. Задание: Углубление контактов, доклад о настроениях во время празднования 1 Мая.
4 мая 1957 года
В Чобанке празднование 1 Мая состоялось в местном доме культуры при достаточно активном участии публики. Школьники читали стихи, с торжественной речью выступил представитель райцентра. — Затем продавали гуляш по 6 форинтов порция. — Под вечер настроение поднялось еще выше, была даже потасовка (кажется, из-за женщины), в которой участвовал и оратор из райцентра.
Анекдот, граничащий уже с наглостью. Однако на этот раз наш старлей не ворчал.
12.32. Пора заканчивать. По аналогии с «отсидеть ногу» я «отписал руку». Во второй половине дня мне нужно побывать в нескольких местах, и везде я буду весел и дружелюбен, как подобает, и буду радоваться встрече с приятными людьми.
9 февраля 2000 года, среда
С утра бормочу про себя: ну почему, почему?.. с.
Это не укладывается в мои представления о твоем отце. — Меня почему-то смущает, что и Гитта беспрерывно думает только об этом. А что, я должен был ожидать, что она в это не поверит? Сочтет, что я вру? Что я все придумал? Или возьмет и — как прежде бывало — изменит мир? Не изменит.
Мы разговаривали с Мартой о деле Тара[17], рассказывает Гитта, к которому Марта отнеслась весьма снисходительно, на что я ей заявила, что вовсе не обязательно было быть стукачом! Ведь не был же стукачом мой отец! И мой свекор не был! — кричала я ей воинственно.
Бедная Марта, если бы она только знала, как зло ты шутишь! Или ты просто запамятовала?
Вчера весь день работали с Ж. над «Гармонией». Один из самых прекрасных дней в моей жизни. Ее маскируемый строгостью профессионализм, предметная работа над текстом уже сами по себе, безо всяких слов суть высокая похвала, касающаяся не столько моей личности, сколько выполненной мною работы; короче, я наслаждался.
Прекрасный и полноценный день. Ж. рассказывает, что на новом месте работы (какая-то государственная контора) ходят слухи, будто отец З. по поручению органов следил за евреями, намеревавшимися эмигрировать, и по его доносам их снимали с поезда. Правда, ей неизвестно, знает ли об этом З. Я слушаю ее с непроницаемым лицом — вылитый Бастер Китон. И думаю [как часто <еще как часто!> я думал об этом впоследствии], что должен вести себя так, чтобы потом (когда вскроется правда, а точнее сказать, реальность) никто не мог упрекнуть меня, в том числе и Ж., если вспомнит об этой сцене, в лживости моего поведения. Кстати сказать, это тоже наследие кадаровской эпохи: коль скоро все было лживым, а это было именно так, то что можно сказать о нас самих?
Contraditio in adjecto[18]: я и есть сама лживость. ж. с. Великая Книга Фальши — не так ли писал критик Радноти о «Введении»?[19] Похоже, все мы пророки в своем отечестве. ж. с.
А откуда там (в этой самой конторе) об этом узнали? — спрашиваю я безо всякого интереса, словно бы между прочим. (Я человек рефлексии, однако всему есть пределы.)
Об этом стало известно Ш., который занимался историей еврейских советов.
И он случайно наткнулся на этот документ?
Да, случайно.
Я, знаменитый своей дотошностью, начинаю лихорадочно рыться в рукописи, что-то пытаясь сверить. Так, выходит, если кому-то придет на ум заняться венгерской аристократией, он случайно может наткнуться на документы Папочки и, хотя конспиративное имя в них не расшифровывается (а досье о вербовке якобы было уничтожено <а если нет, то я с удовольствием с ним ознакомился бы, хотя сейчас, перед выходом книги, опасаюсь что-либо предпринимать>), достаточно трех секунд, чтобы понять, кто такой этот Чанади. Или это не так просто? Должен признаться, что я с удовольствием сделал бы эти материалы закрытыми для исследователей. И даже, по утверждению М., имею на это право. Но сделать — не могу, любой мой жест подозрителен. Даже сам факт, что я торчу в этом читальном зале. Перебор.
Какая грустная книга, говорит она мне некоторое время спустя. Сколько страданий в ней. Страданий твоего отца.
Я тяжко вздыхаю и говорю: Я не знал (в горле у меня комок) …не знал, что он так страдал. с. Из-за с. я вскакиваю на ноги, дескать, приспичило в туалет. И мы оба тихонько хихикаем.
Когда я вернулся, Ж., как бы безотносительно к моей личности, вдруг сказала, что, читая роман, она иногда плакала. Немного зная ее, я не думаю, что с ней такое часто бывает. Это как раз то, что надо! восклицаю я бесшабашно, когда читатель глотает слезы и сопли — это мне по душе!
Ж. — очень тонкий редактор и критик, ей и в голову не придет отождествить, скажем, автора, то есть меня, с повествователем, и все же она постоянно говорит о «моем отце». Когда я обращаю на это ее внимание, она просто пожимает плечами. Сначала меня это удивляет, и лишь постепенно я понимаю, насколько точен этот ее жест с точки зрения поэтики.