Ветер ровно гудел в голых ветках тутовника, сдирая с них последние бурые листья. Рваные клочья туч неслись по свинцово-серому набрякшему небу, предвещая скорое ненастье. Дыра в заборе обнаружилась почти сразу: Орн хорошо помнил это место, летом они с Ларсом прятались здесь от сторожа, охраняющего фруктовые сады за оврагом. Мальчик не смог сдержать усмешки, вспомнив, как отчаянно трусил Ларс, не зная, кого больше бояться– яростно орущего вслед воришкам сторожа или мертвецов, лежащих у них под ногами.
День святого Эрта-воителя начался сегодня, как обычно, с молитвы перед храмом Трехликого. Помпезная процессия служителей, хоть и была разодета в пух и прах, была не слишком занимательным зрелищем, и Орн не так уж и удивился, обнаружив, что Ларс куда-то запропал. Так вышло даже лучше– не пришлось врать, чтобы прийти сюда, да и вернуться успеет до того, как друг его хватится.
Орн пролез между досками, стараясь не порвать одежду о торчащие из них ржавые гвозди, и огляделся по сторонам. Ряды заросших и не очень холмиков украшали покосившиеся могильные треугольники. Знаки Трехликого, оказавшиеся ближе всего, были совсем старые, многие лежали на земле, а те, что стояли, посерели от дождей и солнца. Орн пошел туда, где треугольники казались новее, дощечки, из которых они были сколочены, еще радовали глаз сочной желтизной.
На муниципальном кладбище не было никаких имен– только номера, выжженные на поперечных перекладинах. Орн знал нужный номер и, попав на новую часть кладбища, начал более внимательно вглядываться в цифры. Наконец он как будто заметил нужные и повернул к невысокому бугорку, полускрытому кустом разросшейся полыни. И едва не упал, споткнувшись о чьи-то ноги в коричневых ботинках. Очень знакомых ботинках…
Ларс резко вскочил, испуганно вытаращившись на Орна. От изумления никто из них не мог вымолвить ни слова, продолжая молча смотреть друг на друга. Потом Орн взглянул на могилу, хмыкнул и вытащил из-за спины руку с зажатым в ней букетиком слегка подсохших листьев, перемежающихся сиреневыми звездочками уже почти отцветших осенних астр, и положил его на вершину холмика. Так же молча он хлопнул робко улыбнувшегося Ларса по плечу. Друзья долго стояли рядом, а потом ушли, так и не решившись нарушить тишину.
Старое кладбище привычно опустело. Первые капли дождя упали на два одинаковых букетика из цветов и листьев, украсивших бурую траву безымянного холмика.
Даниил КовалевПогружение в небо
–Стив, прекрати вилять! Держи курс.
–Да не специально я! Тут целые облака этого льда, стабилизаторы только мешают!
–А ты сосредоточься!
–Слушаюсь.
Слушается он, как же, раздраженно подумал Рикард Кальвин. Атмосферный катер ведомого выпрыгивал в камерах заднего вида то справа, то слева. Стивен, разумеется, старался, как мог, но в таких делах нужен опыт.
Рик и сам с трудом удерживал корабль на правильном курсе– неравномерное сопротивление газов атмосферы постоянно утягивало катер в сторону. Предупреждающим движением пилот скорректировал траекторию полета через облако аммиачного льда и тут же обернулся на камеры– ведомый, ясное дело, болтался справа, почти вне поля зрения.
–Какого черта, Стив?!
–Я стараюсь, Рик! Ты же сам видишь, какой тут кисель.
–На приборы смотри, растяпа! Предварительная коррекция траектории – это программа пятого летного курса. Что ты делал вместо занятий? Бегал на свидания с Алей?
–Знаешь ведь, что нет. Не издевайся.
Не издеваться. Рикард медленно выдохнул. Легко сказать.
–Лейтенант Кальвин, это Стерх, как слышите?
–Слышу вас хорошо, Стерх.
–Доложите показания приборов.
–Глубина от условной точки– более четырех тысяч километров. Высота от «поверхности» – семьдесят километров. Давление на внешнюю обшивку– чуть больше трех бар, температура за бортом– сорок семь градусов Цельсия. По хромографии ничего не выявлено. Состав атмосферы соответствует вчерашним данным на 96,7%. Двигаемся по заданной траектории, средняя скорость– около четырехсот километров в час.
–Почему так медленно?
Рик усмехнулся уголками рта, предвкушая, как краснеет сейчас Стив.
–Облака аммиачного льда и воды не дают возможности двигаться быстрее.
–Кальвин, сообщаем, что в термосфере над вами начинается шторм с интенсивной электрической активностью. При его распространении в нижележащие слои атмосферы вам придется уклоняться. Понятно?
–Вас понял, Стерх. Будем следить. Конец связи.
Рик устало поморгал, размял пальцы, уставился на хромограф. Водород, метан, гелий, аммиак, сульфид аммония, вода… Ничего необычного. Ничего интересного. Все как вчера, и как позавчера, и как неделю назад. А сначала-то казалось– вот уж работа так работа! Настоящее исследование, погружения в неведомую пучину, полную штормов, вихрей, гроз и неведомых опасностей. А на деле? А на деле через полгода все превратилось в утомительную рутину. Ну, ничего, это теперь уже ненадолго.
Руки на курсовых манипуляторах едва заметно дрогнули. Кальвин вздохнул.
Подать рапорт о переводе… как ни крути– это было сложным решением. Но теперь все сделано. И это хорошо. Да, черт подери!
–Рик, ты слышишь?– озабоченно пропыхтел Стивен.– Ионосфера начинает волноваться.
–Глубина?
–Пока далеко– на двух тысячах километров. Но шторм обещает быть сильным. Вихревые потоки двигаются с постоянным ускорением.
–Не трусь. Сюда ни одна молния не долетит.
–Да я не боюсь. Просто Стерх сказал…
–Помню я, что он там сказал,– нетерпеливо перебил ведомого Кальвин.– Хватит уже трястись за свою шкуру. Вернешься к своей Алечке, не волнуйся.
–Не начинай!
И правда, чего я опять завожусь?– одернул себя Рикард.– Уж кто-кто, а Стив точно ни в чем не виноват. Это я заварил кашу. Потому и злюсь. Да ладно. Меня переведут, и все разрешится. Будет ребятам счастье.
Катера, наконец, прорвались сквозь толщу облаков аммиачного льда и теперь плыли в газовом океане водорода и гелия. Сенсоры показывали незначительные следы паров воды и сульфида аммония. Давление постепенно повышалось, вместе с ним росла и температура. Рикард даже не глядел на обзорный экран. Что там увидишь, кроме бурой темноты, озаряемой короткими вспышками атмосферных разрядов? Зато на хромографах и спектральных анализаторах– буйство красок. Голубая дымка– это водород и гелий, бурые облака– метан, белые – аммиак, красные– соединения серы. Сверху– величественные громады облаков, снизу– слоистые полупрозрачные туманы, наползающие один на другой, а под ними– темные купола огромных туч. Хоть акварельки рисуй.
–Рик!
–Что такое?
–Можно я включу музыку?
–Валяй. Только негромко.
–Спасибо.
М-да… Акварельки, значит. Хотя зачем? Исследователи Юпа уже все нарисовали, а здесь все то же самое– планета-двойник. Сжатие, орбитальный и планетарный радиусы, объем, масса, средняя плотность, состав атмосферы– все совпадает, практически без погрешностей. Даже имечко дали– Зевс, греческий аналог Юпитера. Только вот на Юпе нашли гигантские «облака» гидразина– бесценного в биологической промышленности углеводорода, а тут – только следы. Непорядок. А кто должен разбирать любой непорядок? Правильно– Исследовательская Служба Флота.
На обзорном экране несколько раз мелькнули зарницы во весь горизонт, за ними проследовала череда ветвистых молний поменьше. Непроглядная тьма осветилась мутно-голубым светом, ясно очертив разводы аммиачных облаков и паров воды.
–Стив, ты видел?
–Да. Ионосфера бушует. Разряды на уровне тропопаузы, всего в десятке километров над нами.
–Будут ниже?
–Не должны. Почему Стерх молчит?
Действительно, почему? Раз начался такой шторм, надо бы выходить из его зоны. Атмосферные катера, конечно, рассчитаны на многое, но молнию Зевса принять на корпус как-то не хотелось бы. На Юпитере это добром ни разу не заканчивалось.
–Стерх, это Кальвин, как слышите?!
В ответ– тишина, наполненная шуршанием и треском. Не пробивается сигнал? Да что там, черт подери, происходит?!
–Стерх! Это лейтенант Кальвин! Шторм опускается на нас. Разрешите начать уклонение?
Молчание в ответ.
Черт!
–Рик! Что будем делать?
–Сухари сушить.
На обзорном экране заискрили новые молнии, голубыми и синими вспышками раскрасило всю верхнюю полусферу.
–Рик! Если будем двигаться прежним курсом, попадем прямо в середину возмущения. Давай уклоняться.
–Давать тебе Аля будет! Заткнись лучше.
Обиделся. Засопел. К черту его! Сопляк. Надо решать.
Кальвин дрожащими пальцами пробежал по клавишам. Смена траектории. Сделать дугу с уходом к экватору и погружением на десяток километров? Маловато. А два десятка? Нельзя– слишком высокое давление. Черт! А если бросок по эллиптической орбите, параллельно поверхности, с уходом к экватору на ускорении? Если не попадем в облака льда или пара– вполне! Сканируем. Чисто. Отлично.
–Стив, лови новый курс. Выполняем уклонение от шторма по эллиптической орбите с ускорением!
–А вниз?
–Никаких вниз! Пара километров ничего не решит, а уходить за 10 бар– самоубийство! Держись за мной. Форсаж– по моей команде, когда выйдем на чистый участок.
Снова вспышки зарниц мечутся в смотровом экране, и уже можно различить многосуставчатые ломаные линии голубых молний, рвущихся в бешеном танце, пока что где-то высоко, на границе со стратосферой.
–Стив!
–Готов я, готов!
Поехали!
Курсовые манипуляторы плавно подчинились движениям рук, стабилизаторы загудели от возросшего сопротивления, но атмосферный катер абсолютно чисто вошел в вираж, который не каждый решился бы заложить в плотной атмосфере Зевса.
Стив тоже не подвел– немного сгладил дугу, но вышел из поворота в нужной точке, завалив машину на левый бок.
–Так! Теперь разгон. Давай. До пятисот, потом форсируй. Следи, чтобы на пути не было облаков– на такой скорости тебе оторвет стабилизаторы.
–Ясно. Готов. Вытаскивай нас отсюда, Рик!