– умела самостоятельно записывать звук и изображение, а затем сразу же передавать их на пульт в микроавтобус за углом. Получив информацию о месье Шнайдере, Дмитрий моментально запустил поиск по всем доступным базам данных, используя в качестве невода контрольные слова: «клонирование», «искусственный интеллект», «клон человека» и так далее. Улов обнадёживал, и тихий голос Кожухова в блютуз-гарнитуре тут же сообщил другу о результатах. Всё сходились на том, что этот швейцарец– гений, смельчак и первопроходец. И потому шишек на его голову сыпется – тайга отдыхает.
Беседа за рюмкой мартеля прошла, как обычно пишут в газетах, «в тёплой дружеской обстановке». Словно невзначай, Андрей упомянул, что мартель был любимым коньяком Наполеона, надеясь перевести беседу на нужные рельсы, и тут учёного словно прорвало. Стодвадцатикилограммовый носитель запредельногоIQ вдруг оживился, начал рьяно жестикулировать, рассказывая, как много сделал Бонапарт для его маленькой, но гордой родины. Он поведал, что в доме у него целая комната отведена под коллекцию реликвий той поры и что в Москве он бы непременно желал приобрести какую-нибудь вещь той эпохи, хотя бы мундирную пуговицу.
–Вот это подойдёт?– перебил ученого Кернёв, доставая из кармана золотой перстень с вензелем Наполеона на груди имперского орла. Связь замолчала, так что Кожухов забеспокоился, не вышла ли техника из строя. Техника-то работала. Просто швейцарец стоял, безмолвно открывая и закрывая рот.
–Это же наградной перстень высшего командного состава императорской гвардии!– не сводя глаз с артефакта, наконец выдавил он.
–Конкретно этот, вероятнее всего, принадлежал дивизионному генералу Жюно.
–Но откуда у вас?..
–Из одной малоизвестной коллекции.
–Но перстень же стоит огромных денег, если удастся доказать, что им владел сам Жюно…
–Мне недосуг этим заниматься. Прошу вас принять его от меня в подарок.
–Даже если это копия…
–Оригинал. В этом не может быть сомнений. Если хотите– проверьте. Любая экспертиза подтвердит его подлинность.
–О, месье, я даже не знаю, как вас благодарить! Такой бесценный подарок! Этот перстень будет главным сокровищем моей коллекции,– пробормотал док.
–Всего лишь милым сувениром, если вы решитесь взяться за то дело, которое я хочу предложить.
–Хорошо подсёк, рыбка на сковородке,– улыбнулся Кожухов.
–Шеф,– один из операторов коснулся плеча начальника агентства,– на объекте есть интересный разговор.
–Чей?
–Изображения нет, но только что один человек вышел из кафе и, кажется, доставал из кармана мобильный телефон.
–Не беда. Если надо будет, отмотаем картинку. Дай звук.
–«…Да, он повёлся на швейцарца. Нашёл к нему подход, аккуратно, почти как профи. Похоже, этот Шнайдер готов взяться за дело. Выделить грант? Слушаюсь, сейчас же передам Алле Аркадьевне. Первый грант? Хорошо, передам, что второй».
–Как интересно…– Кожухов потёр виски.– Конкурирующая фирма пытается у нас перекупить яйцеголового или войти в долю?
Голос в трубке звучал возбуждённо:
–Кернило, ты сегодняшнюю ленту новостей читал?
–Чего ты орёшь?!– Андрей взглянул на часы– в воскресенье он надеялся поспать хотя бы до девяти утра, а сейчас только восемь. Час вырван из нормальной жизни.– Яещё не включал комп,– несколько раз закрыв и резко открыв глаза, буркнул Кернёв.
–А зря! Там интересные вещи пишут, между прочим.
–О чём?
–Кернило, не тупи, ну не о нашей же с тобой находке! ОНаполеоне. Вернее, об его останках. Шарль Бонапарт, глава многоуважаемого семейства, требует вскрыть гробницу в Доме Инвалидов.
–Зачем?
–Некий американский письковед хочет вернуть императору его достоинство.
–Кожан, я только что проснулся. Что ты мелешь?
–При чём тут я, сам погляди: врач-уролог из Нью-Йорка Джордж Латтимер готов бесплатно вернуть то самое мужское достоинство, которое некий корсиканский падре захватил с собой на память о Святой Елене. Сувенир, типа. Ну, там, я не знаю, может, на шее носить. Странные у этих корсиканцев нравы. И теперь Шарль Бонапарт требует устроить экспертизу. Сам понимаешь, момент несколько конфузный, вдруг прибор не Наполеона, зачем императору вторые причиндалы?
–Да, неудобное положение,– Кернёв окончательно проснулся,– и, главное, совпадение очень подозрительное.
–Не то слово!– откликнулся друг детства.– Поверить, чтобы американский врач, да ещё и коллекционер наполеоники, вдруг решился на такой широкий жест? Рубль за сто даю, это «бесплатно» хорошо проплачено.
–Реакция французов последовала?
–В статье не говорится. Но можешь не сомневаться, что, если Шарль Бонапарт будет настаивать, саркофаг вскроют. Как ни крути, он – ближайший родственник.
–А если в гробнице не сам Наполеон, а его двойник, много они тогда по ДНК установят?
–Да, я думаю, скандал будет первостатейный. Либо Шарль не Бонапарт, либо прах не императора.
–Мне вообще кажется, что за всеми этими странными телодвижениями стоит Питон.
–Каа?
–Почти. Это прозвище Большого Босса.
–Вон оно как!.. То есть, можно сказать, что, перестав трудиться, ты стал из офисного бандерлога свободным человеком и теперь, на разгоне, хочешь сделать человека из виртуального персонажа?
–Ты мог бы не умничать?
–Я когда не умничаю, плохо думаю. Послушай, Кернило, а что мы, как тот принц Гамлет, страдаем, быть или не быть? Задай вопрос самому Наполеону. Он, может, и не знает, его ли прах в Доме Инвалидов, но уж точно в курсе, где помер.
–Это верно. Хотя как-то неудобно: «Ваше Величество, где вы умерли?»
Нелепо звучит.
–Да хоть лепо, хоть нелепо, мы ж для пользы дела. И, опять же, для пользы дела спроси у него, может быть, в Европе оставался какой-нибудь генный материал до его отъезда на остров Святой Елены?
–Я ищу.– Андрей вздохнул и открыл ноутбук– В любом случае все артефакты, датированные последними годами жизни императора, нас не устраивают.
–Оно конечно, но конкуренты об этом могут и не знать. Вернее, не принимать во внимание.
–Вот и флаг им в руки! Если что, я Наполеона предупрежу. Вряд ли прошлая смерть оставила у него приятные воспоминания.
–Давай. Ладно, я понесся работать. Ольге мой привет. Как она там?
–Говорит, что мы великовозрастные балбесы.
–Ты знаешь, может статься, твоя замечательная жена и права.
–Может, и права, но впервые в жизни у меня ощущение, что я делаю что-то стоящее.
–Угу, а после того, как в наши невинные шалости вмешался, буквально вполз, твой Питон, я чувствую себя прямо-таки защитником цивилизации.
–Только не забывай, что сам Большой Босс– это не просто порождение, это квинтэссенция нашей подзащитной цивилизации, а мы, по сути, пытаемся его подменить квинтэссенцией другой эпохи.
–И при этом первая старается взять под контроль вторую. Что они могут натворить вместе– одному Богу известно.
–Да, занятная тема. Сейчас и захотим мы отказаться, уже не получится. Разворошили муравейник. Так что тащить это дело до конца– наш крест.
–Только Ольге об этом не говори, а то она тебе этот крест так в грудину вобьёт, что и Красный Крест не поможет. И давай уже, просыпайся, к двенадцати на симпозиум.
Наполеон задумался, вспоминая долгие годы своей бурной жизни, пронёсшиеся, точно конно-егерский эскадрон в галопе. Вопрос юного Кёрнуа мог показаться бестактным, но он знал, что этот потомок малыша Огюста не стал бы попусту бередить раны, и, значит, имелись веские основания спрашивать. Пряди волос… сколько дам тайно покупали их у придворного куафера и носили в ладанках на груди… Где теперь пламенные поклонницы? Где их юная прелесть?
Память возвращала из небытия лишь троих: Жозефину– страстную и бесшабашную, обжигающую, как южный ветер, нежную и кроткую Марию Валевскую, прелестнее которой не видел свет, и австрийскую принцессу Марию-Луизу, довольно красивую, но пресную, словно церковные облатки.
И полька, и австриячка родили ему сыновей, но Орлёнок умер совсем юным, да и молодой граф Александр Валевский после безрадостного визита Марии на Эльбу предпочёл бы стереть всякую память о великой любви своей матушки. Что же до пролитой крови– кто считал её по каплям? Он не раз бывал ранен, но порой эти досадные неприятности даже не заставляли его покинуть седло.
Впрочем, когда на Аркольском мосту, вырвав знамя из рук знаменосца, он бросился вперёд, ведя за собой гренадеров, и шрапнель пробила ему ногу, падение и плен казались неизбежными. Но секунда– и адъютант Франсуа Мондидье бросился к нему, подхватил, закрыв телом, подставил генералу плечо, став живым костылём. Еще мгновение, и его доблестные воины были на другом берегу. Ещё минута, и сломленный враг обратился в паническое бегство! И лишь тогда израненный Франсуа без сознания рухнул наземь.
Потом в палатке лекаря этот шестнадцатилетний лейтенант буквально выхватил из рук походного эскулапа миску с кровью своего генерала и вылил её в пустую склянку, заявив, что кровь столь великого человека священна, её нельзя выплескивать на землю, точно пойло для собак. Тогда этот мальчишеский порыв позабавил его, но теперь… Император помнил Мондидье уже полковником, у него точно были сыновья. Вполне может быть, что у кого-то из потомков Франсуа всё еще хранится та самая «реликвия». Ведь сохранился же в семье Кёрнуа пакет, адресованный Нею.
–Его звали Франсуа Мондидье, или, вернее, де Мондидье,– резюмировал Наполеон, и эти слова сами собой появились на мониторе Андрея.– Он был родом из Гренобля. Мондидье– старинный дворянский род, и если он не пресёкся, то потомков Франсуа будет нетрудно отыскать.
Зал был переполнен, последний день симпозиума подходил к концу, и все прения в кулуарах, то есть в курилке и кафе, сошли на нет сами собой. Как писал великий русский поэт: «Все ждали третий день». Исполнительный директор фонда – грациозная, как лань, и манящая, как полное собрание Оскаров, взошла на сцену и подошла к микрофону. Учёные мужи и не менее учёные жёны замерли с лёгким трепетом, ожидая, когда «хозяйка бала» с завлекательными васильковыми глазами вскроет плотный конверт, демонст