– Вы никогда не станете истинным правителем, Марукк. – Я дергаю цепи, но Каррис не реагирует. Он неподвижно стоит за решеткой, словно памятник самому себе.
– Я уже им стал, Киранат. Я буду править всеми вами, и после меня на престол взойдет мой сын.
– Джерри? – Я смеюсь и сплевываю кровь. Боль переполняет меня. Но я принимаю ее, чтобы извлечь из нее силу. Я не могу себя вылечить: монарх подавил и этот дар.
– Джерримиас и фантом, которого ты называешь Сари, поженятся. Они очень близки. А их ребенок заключит брак с одним из потомков богов и снова родит детей. Так я верну божественную расу.
Я смеюсь от отчаяния и ошеломления.
– Вы хотите удерживать нас до тех пор, пока ваши потомки не объединятся с нами для продолжения божественного рода? Что у вас есть для этого?
– То, чего тебе не хватает, Киранат. Ты всегда просто хотел править. Но нужно мыслить шире. Мой последний потомок объединит в себе силу всех богов и силу альбов. Я буду рядом с ним и когда-нибудь сделаю это королевство таким, каким оно должно быть.
– Сила… это все, чего вы хотите, не так ли?
– Это все, что имеет значение, – говорит Каррис почти задумчиво, прежде чем шагнуть к двери. – Смотри на это так, Теневой маг. Может быть, когда-нибудь ты женишься на дочери Сари.
Горькая желчь подступает к горлу.
– Никогда! – рычу я и плюю в сторону Марукка.
Монарх улыбается.
– Еще одно – Сари тебя не помнит. Я забрал у нее воспоминания о вашей первой встрече тогда, в лесу, когда Джерри сообщил мне, что она столкнулась с Теневым магом. – Каррис нарочно умолкает. – У нее было куда проще украсть все воспоминания о тебе. Она никогда не узнает, что стала любовью всей твоей жизни. Твоей судьбой. И ты тоже, Киранат, потому что я снова лишу тебя памяти. Я позабочусь о том, чтобы ты стал тем, кто приведет ее в объятия Джерри.
Я тупо и холодно смотрю ему вслед, когда он выходит из камеры.
Осознание того, что я все разрушил, душит меня. Я никогда не любил Алишан. Я любил Сари.
Глава 18ХАМЗА, часть 4, ЭМЗА, стих 924
Когда все закончилось, Эмза увидела выход. Это был не побег, который она выбрала в первый раз. Потому что он означал смерть всего того, чем Эмза была прежде, и жизнь, полную страданий. Она выбрала остаться в этом мире. Ибо ее душа, ее божественная сила не допустили смерти. Поэтому Эмза решила бороться за себя и всех тех, кого оставили и предали. Она решила снова научиться доверять, хотя ее так часто предавали.
– Он придет сегодня вечером?
Ред поджимает губы.
– Понятия не имею, Сари.
– Внимание, наследный принц идет! – шипит Медиса, когда подходит к нашему столу в трапезной аббатства и ставит на него тарелку с супом.
Я оглядываюсь и вижу Джерри, который бросает на меня жалостливый взгляд.
– Могу я поговорить с тобой? – спрашивает он, глядя на Медису и Реда, которые хлебают суп так, словно не хотят мутить бульон.
– Конечно, – отвечаю я, указывая на пустое место рядом с собой.
Джерри хмурится, но садится.
– Киран ушел, – говорит он.
– Что? – раздраженно смотрю я на него. – Куда?
– В лагерь Фихт. Он получил предложение поработать там как Маг теней.
Я недоверчиво смеюсь, а затем смотрю на Реда и Медису, которых эти слова тоже мало убедили.
– Он никогда бы этого не сделал, – с горечью говорю я.
– Почему? Потому что он взял тебя за руку, Сари? Он Теневой маг, который не может испытывать настоящих чувств. – В голосе Джерри звучит ярость. – Как бы то ни было, – бормочет он, а затем скользит листом пергамента по столу, – это то, что я должен передать тебе от него.
Я хмурю брови и собираюсь спросить, что это такое, но он встает и уходит. Не обращая внимания на остальных, я разворачиваю пергамент и изучаю витиеватые буквы. Потом вопросительно смотрю на Медису, которая смотрит на листок и кивает:
– Да, это почерк Кирана.
Напряженно я начинаю читать.
Я ухожу. Так будет лучше для всех нас. Оставайся в живых, Сари. Я знаю, что для этого я тебе не нужен. Тебе никто не нужен.
Я перечитываю эти слова снова и снова. Но в них нет никакого смысла. Киран обещал мне совсем другое.
– И это все? – Я поворачиваюсь к Реду и Медисе.
Они смотрят на меня почти виновато.
– У него были свои причины так поступить.
– Но он не такой, – говорю я в отчаянии.
– Откуда тебе это знать? – холодно и спокойно спрашивает Ред. – Это послание вполне в духе Кирана.
– Ты так же хорошо, как и я, знаешь, какой у него был план! – сердито шиплю я, злясь на Кирана и на Реда, но больше всего на себя.
Я кладу листок на стол. Накрываю его ладонью, как будто хочу спрятать от себя написанное. Сделать вид, что его не существует.
– Но ты встала у него на пути.
Я молча смотрю на Реда. Они с Медисой стали для меня чем-то вроде друзей. Но я знаю, что с ними меня связывает не то же самое, что связывает их с Кираном.
– Тебе лучше подумать о загадке и о своем брате, чем ждать Кирана, который не вернется. – Голос Медисы звучит так, будто она презирает меня за наивность.
– Неужели я единственная, кто понимает, что Киран не исчез бы просто так? И что это подозрительно? – спрашиваю я, ударяя кулаком по столу.
– А может, ты просто не хочешь верить в очевидное? – Ред качает головой. – Можешь ли ты на пальцах одной руки посчитать, сколько раз он предавал тебя?
Я ошеломленно моргаю. Потом беру письмо и встаю.
– Может, и не могу. Но я ни разу не подвела его. И я не сделаю этого сейчас.
С этими словами я иду в свою комнату и, тяжело дыша, сажусь на кровать. Даже если за исчезновением Кирана стоит что-то еще, эти двое правы: мне срочно нужно разгадать загадку. И если нельзя справиться с ней честным путем, придется найти обходной…
Я выхожу в коридор и бегу до молитвенного зала. Сводчатый потолок здесь украшает красочная мозаика. В комнате много темных деревянных скамеек, а перед ними, у алтаря, стоит на коленях первосвященник и молится. Он снял головной убор, и его золотистые волосы заставляют меня на мгновение застыть. Он один из нас, араса, и все же он готов пожертвовать любым из нас. Я отгоняю эту мысль и пытаюсь проникнуть в его душу. Здесь, в комнате, никого, кроме нас двоих, нет, и все же бесчисленные эмоции обрушиваются на меня со всех сторон. Самая сильная из них – сожаление, которое испытывает первосвященник. Но у меня нет времени поддаваться этому чувству, и я продолжаю рыться в его душе. Погружаюсь все глубже и глубже, пока в сознании не проскальзывает загадка. Увы, не моя. Но я продолжаю искать, и наконец в мыслях первосвященника всплывает мое задание, за которым следует хитрость, из-за которой он, по-видимому, и раскаивается.
– Нельзя рыться в душе другого человека, – тихо говорит он. Я вздрагиваю и перестаю видеть его чувства.
– Я думала, что мы можем пользоваться нашими дарами, – отвечаю я и иду по центральному проходу к скамье в первом ряду. Первосвященник все еще стоит, закрыв глаза и сложив руки для молитвы. Проходит несколько минут, прежде чем он поворачивается ко мне.
– Ты нашла то, что искала?
– Что моя загадка ни в чем не заключается? – отвечаю я в надежде, что он согласится со мной.
– Неужели в этом мире есть вещи, которые не являются загадками?
– Есть неразрешимые загадки, – шепчу я, потому что комната вызывает во мне странное благоговение.
– И все же ты еще не сдалась.
– Нет, – говорю я, глядя на старые витражные окна молитвенной комнаты. Солнечный свет, проходящий сквозь стекла, рисует искусные узоры на скамьях.
– Это не загадка… – задумчиво говорю я и сажусь на скамью. – Это ловушка, не так ли? Монарх знает, кто я на самом деле.
Говорить об этом с первосвященником рискованно. Но я чувствую в его душе, что он предан Каррису меньше, чем я ожидала.
– Если я решу загадку, установив связь с Эмзой и Калипаром, это подтвердит мое происхождение. Но если я не назову решение, меня… посадят в тюрьму или передадут Утландам.
Первосвященник кивает.
– Все есть загадка. А эта – твоя.
Он смотрит на меня так, словно видит во мне нечто большее. Словно видит то, во что я уже давно не верю.
– Итак, моя задача заключается в том, что я должна разгадать загадку, не разгадывая ее, – говорю я смиренно и отчаянно. Все во мне немеет и холодеет. Так многое изменилось.
– Мой брат все еще здесь? – осторожно спрашиваю я.
Первосвященник не проявляет никакого возбуждения. Затем резко смотрит на меня.
– Твоя мать когда-то сражалась за тебя так же, как ты сейчас сражаешься за истинное лицо, Сари.
Я с трудом сглатываю, когда он упоминает Марру и называет меня по имени.
– Она была здесь во время своего Бега. И я тогда почувствовал в ней вторую жизнь.
Первосвященник проводит ладонью по своей одежде и задумчиво смотрит на свечу, словно предается воспоминаниям.
– Она тоже сидела здесь и просила меня о помощи. Но заботы у нее были другие.
– Она была беременна.
Первосвященник кивает, а затем тянется к маленькой Хамзе, лежащей перед ним на скамейке.
– Она попросила меня назвать имя Теневого мага, способного снять проклятие с ее ребенка.
– Проклятие? – подхватываю я, потирая мокрые от пота пальцы друг о друга.
– Проклятие твоего наследия.
– Мои воспоминания… – говорю я, с любопытством глядя на первосвященника.
– Да, Сари. Но кроме них было еще кое-что. Ты же знаешь, что альбы обманывали богов масками смертных. Они создали эти мощные маски и надели их на четырех альбов, чтобы те выглядели как настоящие люди. Так они могли соблазнить богов и смешать свою кровь с божественной. Альбы держали в секрете всех своих потомков, в то время как род Эмзы становился все больше и больше. Она несла в себе много любви. И эту любовь она передала своим потомкам, которые многочисленно размножились. Пока в один прекрасный день не выросло последнее поколение, которое маска смертных еще могла защитить.