— Нет, нет, это невозможно. Она — миф. — Эйра отчаянно замотала головой. Больше не надо, ей хотелось умолять. Она больше не могла выносить никаких откровений.
— Сообщалось, что Аделу видели тридцать лет назад в Опарине, — сказал Херрон. Одно упоминание имени Аделы заставило Эйру съежиться. Одно это имя было плохой приметой. Она всегда ненавидела его, но, возможно, теперь выясняла причину.
— Моя сестра, Гвен, нашла запись об инциденте в летнем дворце в журналах охраны, записанных принцем Болдэром, — печально сказала Реона.
— Тридцать лет назад? Мне всего восемнадцать.
— Возможно, она вернулась. Мы должны были держать тебя в секрете и безопасности.
— Адела к тому времени должна была быть уже древней! — Эйра покачала головой. — Не может быть.
— Возможно, другая пиратка взяла ее имя и продолжает терроризировать моря. Возможно, ненависть сделала ее бессмертной. Или, возможно, ты права, — признал Херрон. — Возможно, трезубец был каким-то отчаянным материнским способом гарантировать, что тебя примут.
— Мне совершенно не страшен холод, — поняла Эйра. — Адела — плохая примета… Вы… у вас обоих не было причин брать меня к себе.
— Но мы сделали это, — твердо сказал Херрон, обнимая жену за плечи.
Он был прав, они это сделали. А чем она была хороша, как дочь? Из-за нее родителям пришлось оглядываться через плечо, боясь, потому что она, возможно, была отпрыском легендарной королевы пиратов. Всю жизнь они пытались прятать ее, сохранить ее в тайне и держать в безопасности. Полная жизнь забот.
— И мы любим тебя. — Реона вытерла щеки.
— Я всегда была для вас обузой. — Эйра посмотрела на свои руки. Их покрывал иней, снег стекал на пол, как ледяные слезы, что текли по ее лицу. Она сказала, что справится с этой правдой, но с каждой секундой доказывала, что не может. — Я причинила вам только беспокойство и боль. Я сдерживала вашего родного ребенка.
— Не говори так больше, — прогремел Херрон.
— Ты тоже наш родной ребенок, — отрезала Реона без обиняков. — Такая же, как и Маркус.
Но это было не так. Ощущение постоянного нахождения в тени брата. Врожденное желание соревноваться, чтобы доказать, что она достойна любви — побыть на солнышке, будто ей не хватает окружающей ее любви — внезапно все это нашло объяснение.
Эйра продолжала смотреть на свои руки, которые покрылись инеем. Казалось, ее магия пыталась окутать ее, оцепенеть, защитить от этой ужасной правды.
— А теперь послушай меня, — потребовал Херрон. Эйра не могла заставить себя поднять на него глаза. — Если возникнут подозрения, что ты каким-то образом связана с Аделой, то в лучшем случае тебя подвергнут остракизму.1
— Я уже подвергнута остракизму, — пробормотала Эйра. Еще одно объяснение всему, что она пережила. Невезение и ненависть были у нее в крови. Они, казалось, не слышали.
Он продолжил:
— В худшем случае за тобой будут охотиться. Я говорил тебе с юных лет — ненависть к Аделе так же глубоко укоренилась, как ненависть к чародеям, что все еще цепляется за углы Соляриса. Теперь ты должна сохранить это в секрете ради себя самой, и это может означать еще большее подавление своей магии, чтобы у людей не было причин для подозрений. Больше никаких инцидентов, подобных сегодняшнему трезубцу. На тебе лежит ответственность сделать все возможное, чтобы никто не смог провести параллель между тобой и Аделой.
Эйра подняла на него глаза.
— Вот почему Фриц всегда давал Маркусу больше заданий в лечебницах. Вот почему меня никогда не отбирали для каких-либо специальных тренингов или проектов. Вы двое сказали дяде, чтобы он никогда не позволял мне оказываться на виду. Вы не хотели рисковать тем, что моя магия обретет форму. Вы не хотели, чтобы у меня было слишком много силы.
— Я знаю, что это тяжело, но подумай рационально, — умоляла ее Реона.
Эйра была за гранью рационального.
— Вот почему Маркус был… обременен мной, управлял мной, словно мой опекун. И именно поэтому вы не хотели позволить мне участвовать в испытаниях.
— Только потому, что мы любим тебя. — У Реоны хватило порядочности хотя бы притвориться, что ей больно. Эйра, честно говоря, больше не знала, что было искренним. — Мы хотим для тебя самого лучшего.
— Что для меня лучше всего, так это побыть наедине, — со сталью в голосе сказала она.
— И теперь, когда ты знаешь, ты должна понять, что лучшее, что ты можешь сделать — это немедленно выбыть из соревнований, — сказал Херрон.
— Уходите, — закипела Эйра.
— Эйра…
— Убирайтесь! — Ее голос повысился, и ее магия бросилась на них. Злобно острые ледяные копья выросли из ее линии снега, остановившись как раз перед тем, как проколоть одежду ее родителей. Эйра тяжело дышала.
— Давай дадим ей немного пространства, — грустно сказала Реона.
— Теперь, когда ты знаешь правду, ты знаешь, что ты должна сделать. — Херрон посмотрел на нее в последний раз, прежде чем позволить жене увести себя. — И мы ожидаем от тебя извинений, прежде чем уедем.
Эйра не знала, сможет ли она когда-нибудь снова заговорить с ними.
Она хотела, чтобы эхо захлопнувшейся за ними двери стало последним словом во всем этом ужасном деле. Она хотела никогда больше не думать о том, что они ей сказали. Она хотела, чтобы это было ложью.
Она хотела так сильно, что это причиняло боль. Так много боли, что всего на свете не хватило бы, чтобы заполнить эту зияющую дыру.
Эйра сползла по стене, свернувшись в клубок. Она не хотела ни о чем думать. Онемевшая. Холодная. Застилающая все льдом высоко и плотно… так плотно, чтобы ничего не чувствовать. Если ты дочь королевы пиратов, то так тому и быть. Будь такой же бессердечной, как она.
Слезы замерзли на ее щеках, когда вечная мерзлота, покрывавшая ее руки, поползла вверх по шее. Эйра обхватила колени руками и уткнулась лицом в предплечья. Может быть, именно так она чувствовала себя в ту ночь, когда ее бросили — холодной и пустой.
Откуда-то издалека до нее донесся голос. Он глухо ударился об ее ментальные и физические барьеры. Перед ней было какое-то движение, что-то взъерошило ее волосы. Эйра с удивлением поняла, что волосы все еще не были покрыты льдом, как все остальное тело.
— … держись… — слабо произнес голос, — … все… хорошо…
У нее в ушах стоял вой. Эйра медленно подняла лицо, чтобы обнаружить окружающий ее вихрь. Он сорвал занавески с перекладин и отколол кусочки льда от ее тела, разбросав их, как снег, по комнате.
В центре шторма стоял Каллен. Он красными пальцами стряхивал лед, покрывающий ее. Ее холодная магия покусывала его кожу, и он ругался себе под нос каждый раз, когда один кусочек инея, который он снимал, заменялся новым.
— Что ты делаешь? — пробормотала Эйра.
— Ты не сможешь дышать, если будешь продолжать покрывать себя льдом. — Его руки были на ее щеках, соскабливая иней, пока его покрытые волдырями от холода пальцы, не коснулись кожи. — Ты сумасшедшая, ты что, пытаешься покончить с собой? — крикнул он ей в лицо, перекрывая вой ветра, хлещущего по ней.
— Нет… холод меня не убьет. — Он не убил ее, когда она была ребенком, и не убьет сейчас. Он был частью ее жизни. Он был единственным, что, как она знала, она могла считать реальным.
— А-ну, перестань вести себя так, будто пытаешься проверить эту теорию!
Эйра тихо вздохнула и попыталась взять свою магию под контроль. Лед медленно превратился в пар. Руки Каллена упали с ее лица. Вокруг них образовался круг слякоти из-за мороза и ветра.
— Мать Небесная, ты действительно сущее наказание, — пробормотал он.
— Знаю, — прошептала она.
— Неудивительно, что Маркус всегда беспокоится о тебе.
Она поморщилась.
— Знаю.
— Ты слишком могущественна для своего же блага.
— Знаю.
Руки Каллена вернулись к ее лицу. Он схватил ее за обе щеки и с силой притянул ее лицо к своему.
— Что? — огрызнулась Эйра.
— Просто хочу убедиться, что это действительно ты. Потому что Эйра, которую я знаю больше, чем кого-либо, упряма, решительна и не боится возражать или ставить кого-то на место. Ты сейчас чуть больше, чем мокрая тряпка.
— Оставь меня в покое. — Она отвела взгляд в сторону. Его дыхание согревало ее щеки. Он рисковал снова заставить ее чувствовать. И если бы она могла чувствовать, слезы полились бы снова, тогда весь цикл заново будет ломать ее тело.
— Нет, Маркус сказал мне проверить как ты, так что я здесь. Ты тяжело перенесла испытание, и он волнуется. Я не вернусь с пустыми руками.
— Где он? — осмелилась спросить Эйра.
— С Фрицем, я полагаю. Он сам собирался навестить тебя, но министр перехватил нас по дороге.
Эйра тихо рассмеялась. Если он был с Фрицем, то скоро к ним присоединятся Реона с Херроном. Маркус, без сомнения, узнает правду к своему большому облегчению. Ее миссия сделать так, чтобы он почувствовал, что ему больше никогда не придется заботиться о ней из-за ее успехов в испытаниях… увенчалась впечатляющим успехом. Просто не так, как она ожидала.
И все из-за дурацкого трезубца, который она даже не собиралась создавать. Это была вина тех дневников. Дрожь пронзила ее.
Кто писал эти дневники?
— Ты можешь идти. Скоро ему станет все равно, — пробормотала Эйра.
— Что?
— Маркусу скоро станет все равно, что со мной случится.
— Остановись, — твердо сказал Каллен, возвращая ее внимание к нему нежным движением своих рук. Они все еще были у нее на лице. Почему он все еще удерживает ее? Неужели он не понимает, что держит в руках воплощение невезения? — Я не позволю тебе плохо отзываться о себе или Маркусе. Он любит тебя больше всего на свете. А ты, ты… — Каллен замолчал, его потеря слов была более красноречивой, чем все, что могло последовать за этим.
— Ты ревнуешь, — прошептала она. Глаза Каллена расширились. — Ты влюблен в моего брата?
— Нет, — фыркнул он. — Я завидую, что вы двое есть друг у друга, что у вас семья, которая заботится друг о друге, а не просто рассматривает ветви семейного древа как потенциальное разжигание огня амбиций. — Он с отвращением отпустил ее и встал.