– Сокровище, оставленное в небрежении, становится добычей вора, – ответил апостол Иоанн. – А душа человека – дороже всех сокровищ. Так ли тебе подобало хранить душу, вверенную твоим заботам? Дай же мне коня и провожатого: я пойду искать того, кого ты погубил.
И он отправился в путь и был схвачен разбойниками.
– Отведите меня к вашему атаману, – сказал он им. – Есть у меня к нему дело.
Когда же приведен был святой Иоанн к разбойничьему атаману, тот узнал в старце своего отца во Христе. И вскочил он с места своего и бросился бежать, ибо помнил, кем был прежде, и знал, кем стал, и совесть обличала его. А апостол Иоанн устремился за ним, крича:
– Сын мой! Постой! Не отчаивайся в своем падении! На себя я возьму твои грехи! Только вернись, сын мой! Ради Господа, вернись!
И юноша остановился и пал ему в ноги, орошая их слезами. А потом они вместе вернулись в город. И святой Иоанн разделил покаянные труды того юноши, пока тот не угодил Богу и не заслужил прощения грехов. Вот сколь велика была сила его любви! Не различал он, кто из людей праведен, а кто грешен, кто достоин его любви, а кто недостоин. А Господь нас еще сильней любит. Ради нашего спасения Он и в мир явился, и на крест взошел. А мы Его вторично своими грехами распинаем… Только Он и после того от нас не отрекается и к себе призывает. Любит Он нас крепче отца и матери… Отец наш Небесный! Вот так-то, дитятко… А теперь беги-ка домой. Поди, родители тебя хватились. Ты ведь их любишь…
Увы, когда Аврамий возвращался в родительский дом, ему казалось: он пришел не к отцу и матери – к чужим людям. И когда отец Иоанн отошел ко Господу, он почувствовал себя сиротой. Ведь он и впрямь осиротел – духовно.
А вскоре Аврамия ждало новое испытание.
Глава 2. Побег
– Вот что, сынок. Мы хотим поговорить с тобой, – начал отец, когда они вернулись с воскресной службы. – Ты уже стал взрослым…
– Да что ты все вокруг да около! – перебила его Марфа. – Нет бы прямо сказать! Тебе пора жениться, Аврамий. Невесту тебе мы уже давно подыскали: Евстолию, дочь того самого Паисия, который нашему градоначальнику сводным братом приходится. Ты еще под стол пешком ходил, когда мы вас сговорили[53]. Паисий – человек богатый и со связями. И тебя в люди выведет. А вслед за тобой – и нас… Да что ты так смотришь? Нет бы поблагодарить отца с матерью за заботу! Ты что, язык проглотил?!
– Но… я… – едва смог вымолвить Аврамий, сраженный этой новостью. По правде сказать, больше всего на свете ему хотелось поселиться при какой-нибудь бедной церкви, принять монашеский постриг и служить Богу и людям. А то и вовсе уйти в пустыню, как те преподобные отцы-отшельники, о которых ему рассказывал покойный отец Иоанн.
Увы, он принадлежит не себе, а родителям. И его долг – повиноваться им. Хотя… они же верующие люди! Если он скажет им, что хочет стать монахом, отец с матерью наверняка поймут и благословят его!
– Я… не… – начал он, страшась собственной смелости.
– Что?! – вскинулась Марфа, побагровев от гнева. – Да как ты смеешь перечить родителям!? Для него же стараемся, а он!.. Неблагодарный!
– Успокойся, голубка моя, – промолвил Симон. – Ведь он сейчас сам не понимает, что говорит. Шутка ли, такая новость… Дай ему время подумать. Пойми, сынок, ведь мы с матерью тебе только добра хотим. О твоем благе радеем.
– Да что ты его уговариваешь! – перебила Марфа и обратилась к сыну: – Попробуй только артачиться! Прокляну! Слышишь?!
Как же Аврамий жалел, что отец Иоанн умер! Ведь будь старик жив, юноша бросился бы к нему за советом! Теперь же вся надежда на Бога! Сколько раз прежде, молясь, Аврамий ощущал Его присутствие! Так пусть же теперь Он ответит ему!
Вбежав в свою комнату, Аврамий упал ниц, умоляя Господа дать ему ответ: как быть? Подчиниться родительской воле и тем самым лишить себя счастья служить Богу? Или впервые в жизни осмелиться пойти наперекор отцу и матери? Смилуйся, вразуми, ответь, Небесный Отче!
– Ты здесь, сынок?
Аврамий вздрогнул и поднял голову. Над ним стоял отец. Опустившись на колени рядом с сыном, Симон ласково коснулся его плеча. Аврамий отшатнулся. Но не потому, что от отца разило вином. Впервые в жизни юноша почувствовал презрение к родителю. Разве это мужчина? Безвольный подкаблучник своей жены! И зачем он только явился сюда? Зачем прервал его молитву? Причем в тот миг, когда Аврамию казалось: сейчас Бог ответит ему…
– Послушай, сынок… – голос Симона дрожал. Неужели он плачет? Но с какой стати? Он же заодно с матерью! Они вдвоем решили судьбу Аврамия, как прежде – судьбу Авива. Так кому в таком случае плакать: им или ему?!
– Я понимаю твое горе, – промолвил Симон. – Но выслушай меня, сынок… Я еще никому не рассказывал об этом… Когда я был одних лет с тобой, здесь, за городом, в Хидане, жил старец-отшельник. Я часто бывал у него. Мы вместе молились. А еще он рассказывал мне о святых – как же я любил его слушать! Я мечтал стать его учеником… таким, как он! Но мои родители…
Симон разрыдался. Немного успокоившись, он продолжал свой рассказ:
– Они не хотели и слышать об этом. Они заявили, что охотней увидят меня мертвым, чем монахом. И что сыновний долг обязывает меня продолжить их род и приумножить их богатство. А невесту они мне уже нашли. Богатая, из хорошего рода! На редкость выгодная партия! Я должен считать себя счастливцем!
За городом, в Хидане, жил старец-отшельник. Я часто бывал у него. Мы вместе молились. Я мечтал стать его учеником… таким, как он!
Так говорили они. Но мне этот брак казался горше смерти. Ведь я всем сердцем любил Бога. И хотел служить Ему. Однако вместо этого меня ждала подневольная женитьба на нелюбимой женщине! Этот брак свяжет меня по рукам и ногам, как цепь – невольника, превратит мою жизнь в каждодневное мучение, которое прервет лишь смерть. Но за что мне такая кара? Отчего Господь не оборвет мою жизнь, не заберет меня к себе? Или Он забыл меня?!
Объятый отчаянием, я вопрошал об этом старца. И он ответил мне:
– Как же ты говоришь, что любишь Бога? Ведь ты ненавидишь ту, кого Он дает тебе в жены. И почему ты думаешь, что этот брак, совершающийся по воле твоих родителей, противоречит Божией воле о тебе? Но Спаситель сказал, что без воли Всевышнего не упадет и волос с нашей головы. Да и в народе говорят: человек предполагает, а Бог располагает. Поразмысли о том, зачем Он послал вам с Марфой такое испытание? Не для того ли, чтобы научить вас смирению и любви? Подумай об этом, дитя… Благослови тебя Господь!
Но что я отвечу ему, когда встречусь с ним там? Смогу ли сказать, что стяжал смирение и любовь? Что выдержал испытание, посланное мне Господом?
Аврамий молчал. В этот миг ему казалось: вот ответ, которого он ожидал от Бога. Господь посылает ему испытание. И его долг – принять и вынести его, как подобает истинному христианину.
Боже, да будет святая воля Твоя!
Свадьба Аврамия и Евстолии была отпразднована, как говорится, с размахом. Родители жениха и невесты словно соревновались между собой в богатстве подарков, в обилии угощений. Вот только на лицах молодых не было видно радости. Впрочем, что с того? Выгодная сделка между двумя богатыми эдесскими семействами наконец-то состоялась. Что до жениха с невестой… не стоит внимания! Стерпится – слюбится!
На седьмой день после свадьбы, когда молодожены готовились отойти ко сну, Евстолия заявила:
– Аврамий, ты меня не любишь…
– О чем ты, милая? – спросил Аврамий, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно более ласково. В самом деле, все дни после свадьбы он только и делал, что старался полюбить Евстолию. И убедить ее в том, что она любима. Ради этого Аврамий был ласков и нежен с женой, надеясь, что она ответит ему тем же. Ведь доброта всегда порождает ответную доброту… Но не тут-то было! Евстолия словно испытывала его терпение.
Она ныла и ворчала по любому поводу. Точнее, находила любой повод, чтобы заявить Аврамию: он ее не любит. Ему приходилось уверять Евстолию, что это не так, и в подтверждение своей любви дарить жене подарки, которые она принимала с таким видом, словно делала ему одолжение. И продолжать свой тяжкий и неблагодарный труд – стараться полюбить женщину, которую он с каждым днем все больше… ненавидел. Уверяя себя, что Бог не посылает Своим рабам непосильных испытаний – и все меньше веря этому…
– Как о чем? – вывел его из раздумий голос Евстолии, в котором слышалось нескрываемое раздражение. – И после этого ты еще смеешь говорить, будто любишь меня! Оно и неудивительно, что тебя на мне твои родители женили – такие, как ты, лишь себя любят! Разве о таком муже я мечтала?! И за что только мне такое наказание? За что? За что?
Она громко и жалобно запричитала, уткнувшись лицом в подушку. Аврамий в растерянности сидел рядом. Господи, что же делать? Как ему это вынести? А ведь они женаты всего лишь семь дней… Что же будет дальше? Впрочем, нетрудно догадаться: дальше будет еще хуже…
– Милая, успокойся! – промолвил он, ласково касаясь плеча супруги. – Я люблю тебя… Я сделаю для тебя все, что захочешь…
– Правда? – живо отозвалась Евстолия и обернулась. В ее глазах не было ни слезинки, зато любопытства – хоть отбавляй. – Ты и вправду сделаешь все, что я захочу?
– Конечно, конечно! – пылко уверил ее Аврамий. Только бы она успокоилась!
– Тогда… я хочу новые серьги. – Евстолия по-детски загнула пальчик на левой руке. – Золотые, в виде листочков… и чтоб они звенели! Еще – ожерелье из хевронского стекла… зелененькое, с золотом… И шелковую вышитую шаль с кисточками… А еще купи мне…
Она перечисляла до тех пор, пока пальцы на обеих ее руках не оказались сжатыми в кулачки. А напоследок заявила:
– А еще я хочу, чтобы у нас был свой дом. Я не обязана во всем слушаться твоей мамаши! Хочу жить, как хочу, а не ходить по струнке перед полоумной старухой! Она свое уже отжила! Разве не так? Что ты молчишь? Раз ты мой муж, то ты должен любить и защищать меня! А ты меня не любишь! Бедная я, бедная!