Приступ гнева и отчаяния в считанные секунды лишил её всех сил, и вскоре она уже сама оказалась на полу рядом с портретом. Нет, это был не обморок, это была предельная усталость и опустошённость. Франсиска сидела на полу, упираясь спиной в ножку стола, и не могла пошевелиться — не было сил. В таком состоянии она провела около получаса, а когда силы вновь стали возвращаться к ней, — встала и медленно побрела в свою комнату.
В тот момент Франсиской владело только одно желание: добраться до постели и уснуть. Но её рассеянный взгляд ненароком коснулся зеркала, стоявшего в спальне, и Фран¬сиска увидела там своё отражение: одетую во всё чёрное женщину с мрачным, осунувшимся лицом и скорбными потухшими глазами.
В ужасе Франсиска отшатнулась от зеркала. Неужели это она? Убитая горем, в трауре... За последние годы траурный наряд стал привычным для Франсиски настолько, что она его уже и не замечала, и не задумывалась о нём. Он словно прирос к её коже. И лишь однажды, когда дерзкий Фарина вероломно взволновал её сердце, Франсиска подумала о том, что не вечно же ей носить траур по мужу. Но и тогда она решительно прогнала от себя эту мысль, потому что память о Марсилиу была для неё священна. А теперь вдруг всё перевернулось, всё предстало в ином свете.
— Ты всю жизнь обманывал меня, и даже после смерти насмехался над моей доверчивостью, — грустно произнесла Франсиска, ещё не избавившись от привычки обращаться к покойному мужу не мысленно, а вслух. — Но больше я не дам тебе повода для насмешек, — добавила она твёрдо и решительным жестом сорвала с себя чёрное траурное платье.
После этого неодолимое желание уснуть покинуло Франсиску окончательно. Она стала лихорадочно рыться в шкафу, перебирая старые платья и примеряя их одно за другим. К счастью, за годы траура она не похудела и не располнела — все платья были ей впору, но гардероб нуждался в существенном обновлении.
«Завтра же поеду в город и накуплю себе модных платьев», — решила Франсиска.
Вздохнув наконец с облегчением, она устало опустилась на кровать и тотчас же уснула безмятежным сном, чтобы затем очнуться в новой, совершенно иной жизни, лишённой былых иллюзий и заблуждений.
Вернувшись со свидания и увидев погром в гостиной, Беатриса испуганно закричала:
— Мама! Мама, ты где?!
Ответа не последовало, и Беатриса побежала в спальню матери, но войти туда не смогла – дверь оказалась запертой изнутри.
— Мама, ты здесь? Открой,— позвала Беатриса и вновь не услышала ответа, потому что Франсиска всё ещё спала крепким сном, а дверь защёлкнула автоматически, даже не заметив этого.
Беатриса же представила страшную картину: в дом ворвались грабители, надругались над портретом отца, а с матерью… Господи, что же они сделали с матерью?
Полная самых худших опасений, она помчалась за помощью к брату, и Маурисиу тоже пришёл в ужас, услышав её сбивчивый рассказ.
— Только бы она была жива! – воскликнул он и тотчас же бросился спасать Франсиску.
Когда они с Беатрис вбежали в гостиную и стали громко кричать: «Мама, где ты? Отзовись!» — Франсиска наконец проснулась. Понимая, что ей предстоит неприятное объяснение с детьми, и не желая выглядеть в их глазах жалкой и растерянной, она попыталась привести себя в порядок перед зеркалом, но внезапно услышала страшный грохот в дверь – это Маурисиу взламывал её силой, чтобы проникнуть в комнату матери.
— Перестаньте! Как вы смеете?! – закричала Франсиска, открывая защёлку.
— Слава Богу, она жива,— хором произнесли Маурисиу и Беатриса, облегчённо вздохнув.
Тем временем Франсиска уже успела открыть дверь и предстала перед ними в непривычном наряде, который поначалу вызвал у них испуг – обоим в тот момент подумалось, что мать сошла с ума, поскольку на ней было надето светлое кружевное платье. После стольких лет траура внезапная метаморфоза, произошедшая с Франсиской, заставила детей отпрянуть от неё. И это очень разозлило Франсиску.
— Что, не ожидали? — спросила она, язвительно усмехаясь. — Вас устраивал мой траурный наряд, вы хотели, чтобы я носила его всю жизнь?
— Мама, объясни, что тут произошло, — оправившись от шока, попросил Маурисиу. — Я ничего не понимаю...
— Ах, ты не понимаешь? — гневно подступила к нему Франсиска. — Перестань ломать комедию! Ведь ты всё знал. Вы все знали и молчали!
— Мама, я тоже ничего не понимаю, — сказала Беатриса. — Кто тут был? Кто надругался над портретом отца?
— Неужели ваша сестра вам ничего не рассказала? — усомнилась в своих подозрениях Франсиска.
— Мама, о чём ты говоришь? Какая сестра? — испуганно воскликнула Беатриса.
Маурисиу, знавший семейную тайну, в отличие от сестры уже понял, что тут произошло накануне, и, подняв с пола портрет отца, бережно положил его на стол.
— Не надо мучить маму расспросами, — сказал он Беатрисе. — Я сам тебе всё объясню.
— Ах, значит, ты всё-таки знал! — с обидой воскликнула Франсиска. — Ну что ж, расскажи Беатрисе, что её отец был мерзавцем!
— Мама, как ты можешь?! — закричала Беатриса, по-прежнему ничего не понимая.
— Увы, могу, — мрачно произнесла Франсиска. — Сегодня ваш отец умер для меня навсегда. А я, наоборот, ожила. Да, я вернулась к жизни!
— Ну и правильно, мама, — сказал Маурисиу, пытаясь обнять её, но Франсиска решительно оттолкнула его:
— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Оставьте меня. Идите! И унесите куда-нибудь этот портрет, я не могу его видеть!
Маурисиу послушно взял портрет в руки и взглядом пригласил Беатрису к выходу, но она заупрямилась:
— Нет, я не могу так уйти. Мама!..
— Иди, иди, — сказала ей Франсиска. — Все подробности узнаешь у мулатки. Она твоя сестра!..
Несколько часов Беатриса провела в домике для слуг, где выслушивала утешения брата и пояснения Жулии о том, почему и при каких обстоятельствах она открыла Франсиске свою тайну. Осознать всё случившееся Беатрисе было нелегко, и она долго не могла прийти в себя. Зато Франсиска успела полностью оправиться от удара и решила довести до конца своё расследование, прерванное тем шокирующим заявлением Жулии. А для того, чтобы продолжить нелицеприятный разговор с Жулией, Франсиске пришлось самой отправиться в дом прислуги.
Старая Рита предусмотрительно спряталась, едва завидев госпожу на пороге своего жилища, а Жулия лишь повторила сказанное ранее:
— Ничего я у вас не брала, и вы не имеете права меня обвинять. Вызывайте полицию, пусть она ищет вора!
— О тайнике мог знать только тот, кто давно живёт или часто бывает в моём доме, — возразила Франсиска.
— О каком тайнике? — тотчас же спросил Маурисиу, и Франсиска тоже теперь не сочла нужным таиться.
— В столовой под ковром есть тайный вход в подвал, где ваш отец прятал золотые слитки, монеты и прочие драгоценности, — пояснила она, к изумлению своих детей и Жулии. — Но недавно большая часть этих сокровищ куда-то исчезла. Не могли же они испариться!
— Но откуда у отца такое богатство? — задал резонный вопрос Маурисиу и услышал абсолютно честный ответ Франсиски.
— Этого я и сама не знаю. Вероятно, сокровища достались ему от родителей, а он, умирая, отдал мне ключ от тайника. Тогда я впервые и узнала о них.
— Так вот почему тебе с такой лёгкостью удалось пережить кофейный кризис! Теперь мне всё ясно, — сказала Беатриса.
— Да, именно поэтому, — подтвердила Франсиска и вновь стала обвинять Жулию в воровстве: — Теперь вы знаете всё, даже то, что ваша сестра — воровка!
И тут Франсиска получила неожиданный отпор в лице собственных детей, которые дружно встали на защиту Жулии.
— Она не могла этого сделать! — уверенно заявила Беатриса, а Маурисиу подхватил:
— Конечно, не могла! Ведь она же дочь нашего отца!
Услышав это, Франсиска разом сникла и устало махнула рукой:
— Ладно, я всё сказала. Если вы по-прежнему считаете вашего отца благородным человеком, то мне больше не о чем с вами говорить. Я тоже так считала до сегодняшнего дня. А теперь вся моя жизнь перевернулась. Я больше не испытываю любви к вашему отцу... Как, впрочем, и ко всему, что он оставил... Даже к этой фазенде...
Она произнесла всё это тихо, словно самой себе, и так же тихо вышла, протиснувшись бочком в дверь.
— Бедная мама! — сказала Беатриса, вытирая слёзы. — Ей сейчас так трудно...
А Жулия вытащила из-за ширмы Риту и потребовала:
— Признавайся, это твоих рук дело? Ведь у тебя был ключ от дома!
— Какой ключ? Я ничего не знаю, — изо всех сил отпиралась Рита. — Может, этого золота вообще не было, а сеньора всё выдумала!
— Бабуля, ты не зря спряталась, когда вошла сеньора. Лучше верни всё по-хорошему, — настаивала Жулия.
— Да я спряталась потому, что не хотела участвовать в вашем семейном скандале! — нашлась ловкая старуха, и внучка оставила её в покое.
Глава 7
Тони выполнил своё обещание: приехал однажды за Камилией и увёз её в бедняцкий квартал. Комнату им уступил Жозе Мануэл, а сам переселился в другую, совсем крошечную.
Из приданого Камилия взяла с собой только матрас и постельное бельё — как того хотел Тони. Но Ципора на следующий день привезла дочери всё, что считала необходимым — вплоть до ночного горшка, — и тайком от зятя сунула Камилии кошелёк с деньгами. Та поначалу отказалась принять деньги, зная, что Тони будет недоволен, однако Ципора сумела убедить её, прибегнув к нехитрой уловке:
— Бери, бери! Ты должна хорошо кормить мужа, у него тяжёлая работа.
— Да, ты права, Тони приходит домой усталым, — вздохнула Камилия и тотчас же поспешила успокоить мать: — Но я всё равно очень рада, что живу вместе с ним. Я просто счастлива, мама!
— Я верю тебе, дочка, верю, — совершенно искренне ответила Ципора. — Жаль только, что ты не приучена к домашней работе. Это моя ошибка. Но разве я могла знать, что тебе придётся жить в таких условиях!