— Я договорился с Франсиской, что её люди будут по-прежнему работать на нашей фазенде, а мы потом с ними рассчитаемся, — сообщил он после очередного визита к ней.
— Что-то переговоры у вас затянулись, да и глаза у тебя чересчур блестят, — недовольно заметил Фарина.
— Перестань! Мы говорили только о деле, — ответил Мартино, широко улыбаясь.
— Ты будь поосторожнее с ней, она ненавидит итальянцев, — сказал ему Винченцо, проявив солидарность с Фариной.
Мартино это не смутило, он самодовольно заявил, что лично на него эта ненависть не распространяется. Потом увидел, как набычился Фарина, и предпочёл закончить этот разговор в миролюбивом тоне:
— Впрочем, допускаю, что и некоторые другие итальянцы могут рассчитывать на благосклонность сеньоры Франсиски. Мне даже кажется, что её пресловутая ненависть к итальянцам осталась в прошлом.
Когда он ушёл, Винченцо несколько грубовато попытался утешить Фарину:
— Ты не расстраивайся, на такую строптивую кобылку никто не сядет.
— А если сядет, я его порешу! — продолжил Фарина, гневно сверкнув глазами.
Не только Мартино заметил, что ненависть Франсиски к итальянцам осталась в прошлом, — это вполне мог бы подтвердить и Марселло, которому теперь разрешалось встречаться с Беатрисой в её доме и свободно прогуливаться с ней по фазенде.
— Если ты его так любишь, то я не буду препятствовать вашему браку, — сказала дочери Франсиска. — На свадьбе Маурисиу я не была, о чём сейчас сожалею, но твою свадьбу мы обязательно устроим на нашей фазенде.
Беатриса расцеловала мать и тут же сообщила эту радостную новость брату и Катэрине. Но Маурисиу, как выяснилось, вовсе не разделял её радости. Наоборот, решение матери он воспринял с негодованием:
— Она окончательно сошла с ума! Свихнулась на итальянцах!
— Это ты, похоже, сошёл с ума. Что ты несёшь? — тотчас же отреагировала Катэрина, а Беатриса застыла в изумлении.
— Да, я утверждаю, что мать лишилась рассудка ещё в тот день, когда растоптала портрет отца, — повторил Маурисиу. — Раньше она ненавидела итальянцев, а теперь делает всё наоборот. Мне стыдно смотреть на неё, когда она любезничает то с Фариной, то с Мартино.
— То с твоим сыном итальянцем, — продолжила оскорблённая Катэрина. — Ведь дона Франсиска нянчится с ним! И ко мне она относится хорошо, можно сказать, по— матерински! А ты, выходит, сгораешь от стыда, когда ложишься со мной в постель?!
— Не передёргивай, речь не о тебе, — проворчал Маурисиу.
— А о ком? О Марселло? О моём женихе? — вскинулась на брата Беатриса, обиженная им до глубины души.
— Да, и о Марселло. Я всегда считал, что он тебе не пара, — сказал Маурисиу. — И мать до недавних пор придерживалась такого же мнения. Но сейчас в неё вселился бес, её потянуло на мужчин, ей хочется гулять с этим мерзким Мартино, или с Фариной, или с обоими сразу, поэтому она и тебе позволила делать то же самое с Марселло!
— Ты можешь оскорблять меня, но не смей оскорблять маму! — закричала Беатриса и влепила Маурисиу пощёчину.
— Правильно! Я могу добавить! — поддержала её Катэрина и, взяв малыша на руки, выбежала во двор, чтобы и впрямь не подраться с мужем.
Беатриса последовала за ней. Обе они были потрясены внезапной переменой, случившейся с Маурисиу.
— У меня было ощущение, что я говорю не с ним, а с той доной Франсиской, какой она была прежде, — призналась Катэрина.
— У меня тоже, — сказала Беатриса.
— А я давно это заметила, — вступила в разговор Жулия. — Маурисиу словно подменили после того, как дона Франсиска сняла с себя траур. Он не может ей этого простить и ревнует её ко всем мужчинам.
— Но это же глупо! Отца давно нет в живых, мама имеет право встречаться с кем хочет, — высказала своё мнение Беатриса. — А Марселло тут и вовсе ни при чём. Я ничего не могу понять...
— Меня это пугает больше всего, — продолжила её мысль Катэрина. — Я даже не знаю, сможем ли мы жить вместе, ведь он теперь ненавидит итальянцев!
— Он просто не знает, что его отец тоже был итальянцем, — вдруг сказала Рита, незаметно подошедшая к девушкам и с любопытством слушавшая их разговор.
Жулия поморщилась и бросила ей недовольным тоном:
— Бабуля, шла бы ты лучше домой и не болтала тут всякие глупости.
Рита обиделась:
— Это не глупости! Отец Маурисиу — не сеньор Марсилиу, а итальянец, которого убил отец доны Франсиски.
Катэрина и Беатриса с изумлением уставились на старуху, а Жулия возмутилась:
— Бред какой-то! Бабуля, ты уже заговариваешься.
— Нет, — упрямо повторила Рита. — Я всё помню! Дона Франсиска была молоденькой и влюбилась в одного итальянца, он работал тут на фазенде... Ну вот, влюбилась и забеременела от него. Они хотели пожениться, но твой дед, Беатриса, убил того итальянца. Дона Франсиска осталась брюхатой и потом вышла замуж за сеньора Марсилиу. А итальянцы в отместку убили твоего деда, вот почему дона Франсиска их ненавидела.
Её рассказ ошеломил Катэрину и Беатрису. Рита говорила так чётко и убедительно, что у них не возникло сомнений в правдивости её слов.
— Что же нам теперь делать? — растерянно промолвила Беатриса. — Если Маурисиу об этом узнает, он точно сойдёт с ума! Ведь он боготворит отца... То есть теперь выходит, что не отца, а отчима... Какой-то кошмар! Может, не будем ему ничего говорить?
— Я не знаю, — пожала плечами Катэрина. — Если он опять станет поносить итальянцев, а значит, и меня, и нашего сына, и Марселло, то не лучше ли ему узнать всю правду о своей родословной? Может, тогда он излечится от этой дури?
Пока они судили-рядили, Франсиска отправилась на очередную прогулку с Мартино, а Маурисиу, стоя на террасе, проводил их недобрым взглядом и крикнул Беатрисе:
— Ну вот, сестричка, полюбуйся на нашу матушку! Ты и теперь будешь её защищать?
— Буду, — ответила Беатриса. – Я не вижу ничего дурного в поведении нашей мамы.
Маурисиу это возмутило, и он стремительно направился к Беатрисе, чтобы продолжить с ней спор.
— Разве ты не видишь, что она прямо на наших глазах превращается в похотливую женщину, теряет человеческое достоинство? Чуть ли не вприпрыжку побежала на свидание с этим отвратительным итальянцем!
Он так распалился, что у Катэрины не осталось выбора: она решила сказать ему горькую правду, чтобы пресечь этот поток оскорблений, который был способен разрушить их совместную жизнь. И она сказала:
— Помолчи, Маурисиу! Лучше послушай Риту. Она расскажет тебе, что твой отец тоже был итальянцем и ты сам — итальянец!
Как и следовало ожидать, Маурисиу не принял всерьёз её слова и спросил раздражённо:
— Это что, бред или неудачная шутка?
— Это ответ на твой давний вопрос — почему дона Франсиска однажды сказала, что ты незаконнорожденный!
От такого заявления Катэрины Маурисиу не мог отмахнуться и, конечно же, потребовал доказательств. Рита уже пожалела о том, что ввязалась в эту историю, но ей пришлось заново повторить свой рассказ.
Маурисиу слушал старуху, и лицо его каменело, глаза становились стеклянными.
Катэрина обняла его, сказала сочувственно:
— Пойдём домой. Не надо так расстраиваться. Что было, то прошло. Слава богу, теперь не осталось никаких тайн, и мы сможем спокойно жить.
— Нет, я не смогу этого пережить, — глухо вымолвил Маурисиу. — Моим кумиром был отец... сеньор Марсилиу. Я любил его...
— Ну конечно, он же воспитал тебя. Ничто не мешает тебе любить его и теперь, — успокаивала мужа Катэрина. — Пойдём домой!
Маурисиу вдруг напрягся как пружина, встрепенулся, в его глазах полыхнул недобрый огонь.
— Нет, я должен услышать это от матери! Я найду её сейчас, где бы она ни была! — исступлённо произнёс он и помчался к своей машине.
— Куда ты? Постой! Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии! — кричала на бегу Катэрина, пытаясь догнать его и удержать дома, однако ей это не удалось.
Маурисиу быстро завёл машину и уехал.
Он искал Франсиску повсюду, методично объезжая все кофейные плантации, кукурузные поля и оливковые рощи, но так и не нашёл её.
Они разминулись, и это было благом для обоих, потому что во время этой прогулки с Мартино произошло то, чего Франсиска не ожидала и к чему не была готова.
Она всегда любила верховую езду, но кататься на лошадях вдвоём с симпатичным мужчиной и остроумным собеседником было гораздо приятнее, нежели по утрам объезжать фазенду в одиночку. Франсиска раскраснелась, развеселилась, ей вдруг захотелось дурачиться и резвиться, забыв о возрасте, и она, подчиняясь этому порыву, понеслась вскачь к видневшемуся вдали живописному озеру.
Мартино тотчас же поскакал вслед за ней, а когда их лошади поравнялись, — наклонился к Франсиске, крепко обнял её и дерзко поцеловал в губы.
Это было так естественно в той ситуации, так соответствовало упоению свободой, которое в тот момент испытывала Франсиска, что ей даже не пришло в голову оттолкнуть Мартино и удержать себя от ненужного, неверного шага.
Они спешились, и страстный, бесконечно долгий поцелуй продолжился уже на земле, среди густой душистой травы и нежных луговых цветов...
Домой Франсиска возвращалась, с приятным удивлением отмечая в себе давно забытую легкость и окрылённость, какую она испытывала только в юности. О том, что это как-то связано с Мартино, она не думала. При чём тут Мартино? Он всего лишь случайно оказался рядом и помог высвобождению той здоровой животворящей энергии, которая томилась под спудом много лет, не находя выхода и превращая достаточно молодую женщину в подобие злой закоснелой старухи. А теперь женщина возрождается, и это замечательно. Да здравствует возрождение!
В таком необычно приподнятом настроении Франсиска и переступила порог своего дома, а там её встретила напуганная Беатриса:
— Мама, где ты была? Маурисиу тебя не нашёл?
— Нет. А что случилось? — встревожилась Франсиска.