зил своим мощным обаянием хозяйку заведения — очаровательную Жустини. К другу Дженаро она отнеслась с особым почтением, и весь вечер развлекала Фарину сама, собственной персоной, не доверив столь утончённого господина рядовым шлюшкам, имевшимся в её распоряжении.
Сначала они с Фариной танцевали под аккомпанемент Дженаро, потом, сидя за столиком в укромном уголке и попивая вино, вели глубокомысленную беседу о превратностях жизни, и наконец Жустини пригласила уважаемого гостя в свою спальню.
По заведению тотчас же прокатился ропот, поскольку это событие было из ряда вон выходящим. Обычно Жустини, пользуясь статусом хозяйки заведения, не обслуживала клиентов в постели. Доступ к её спальне имел только Маркус, но то была любовь, а не платная услуга, и об этом знали все, включая здешних завсегдатаев, которые давно смирились с тем, что им дозволено лишь издали любоваться аппетитными формами Жустини. И вдруг — такая дерзость! Жустини изменила Маркусу!
— Она влюбилась в вашего приятеля! — сообщила Дженаро вездесущая Малу.
Он, однако, даже ухом не повёл в её сторону. Он не сторож Фарине, и тем более, Жустини — профессионалке, бандерше! И даже не сторож своему сыну, который запутался в амурных делах, что вряд ли кончится добром!..
А между тем Фарина остался очень доволен своим ночным приключением и по-мужски сдержанно поблагодарил Дженаро за содействие.
— Ты только остерегайся Маркуса, — посоветовал ему Дженаро, и очень удивился, услышав от Фарины:
— Я всё знаю. Жустини рассказала мне историю своей роковой любви. А я искренне ей посочувствовал и утешил бедную девушку как смог.
— Да, ты титан! — восхищённо заметил Дженаро. — Умеешь найти подход к женскому сердцу! Наверное, при желании, сможешь обольстить любую красотку?
— Нет, мои чары не всесильны, — с грустью ответил Фарина. — Есть одна сеньора, которая разбила моё сердце, а собирать осколки не хочет. Правда, у меня ещё теплится слабая надежда...
Дженаро нахмурился:
— Эта сеньора, часом, не Мария?
— Ну что ты, как тебе могло такое прийти в голову? — с укоризной посмотрел на него Фарина. — Моя прекрасная Франсиска осталась там, на фазенде. А к Марии я отношусь, можно сказать, по-отцовски. На её долю выпало столько испытаний, а помочь ей, кроме меня, в общем, и некому. Хотя ты тоже мог бы оказать ей помощь, если бы не сбивал с толку своего сына. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, как он любит Марию! Не мешай ему, пусть он сам решит, с кем жить.
— Я и не мешаю, только советую. Ты советуешь мне, а я ему, — съязвил Дженаро.
Фарина усмехнулся, заметив самокритично:
— Да, мы все горазды давать советы!..
Впрочем, Фарина не только давал советы. Он оказывал реальную помощь Марии, используя весь арсенал средств, которыми располагал: трезвый ум, рассудительность, дипломатичность, обаяние, личные связи в итальянском по-сольстве и в банке. И результат не заставил себя ждать — вскоре Фарина уже смог объявить Марии:
— Дело сделано! Теперь ты у нас будешь богатой вдовой!
Ему удалось доказать право Марии на банковский вклад Мартино, и это оказались очень большие деньги!
— Я и не знала, что речь идёт о такой сумме, — растерянно сказала Мария. — Мартино никогда не посвящал меня в финансовые дела, не говорил, за сколько продал имение моего отца... Спасибо вам, сеньор Фарина! Без вас я бы тут ничего не сделала.
Он ответил с некоторой грустью:
— Моя миссия закончена, я могу ехать на фазенду со спокойным сердцем. Теперь у тебя есть собственный счёт в банке, ты сможешь прекрасно жить и на проценты от вклада. Но будь осторожна! Вокруг столько жуликов, они слетаются на деньги как стервятники. Опасайся их. Если тебе понадобится какой-то совет — я всегда в твоём распоряжении. Ты мне очень симпатична, Мария. Я полюбил тебя как дочь, которой у меня никогда не было...
Фарина так растрогался, что его глаза подёрнулись влагой, и Мария, заметив это, по-дочернему нежно поцеловала его в щеку:
— Я тоже полюбила вас, папочка Фарина! И вы тоже всегда можете на меня рассчитывать.
После отъезда Фарины Мария осталась жить в пансионе Мариузы, хотя теперь, став богатой, могла бы снять и более дорогую гостиницу. Но уезжать отсюда ей не хотелось, потому, что здесь у неё было некое подобие семьи. Она привязалась к Мариузе, к Изабеле, здесь жил Дженаро, и Мария рассудила, что увозить от него родного внука было бы неразумно. Может, глядя на маленького Мартинью, Дженаро скорее поймёт, насколько тот нуждается в родном отце?
— А разве Тони не нуждается в Мартинью? — говорила Мария Дженаро. — Вспомните, как вы страдали от того, что не могли найти своего сына! Вспомните, как тосковали по Тони и казнили себя за то, что были несправедливы к нему! Так неужели вы снова хотите совершить подобную ошибку? Вряд ли Тони будет благодарен вам за то, что вы разлучаете его с родным сыном.
— Я не разлучаю их, — возражал Дженаро. — Со временем Тони узнает всю правду, но сейчас она опасна для него. Он только-только встал на ноги, нашёл хорошую работу, почувствовал себя нормальным человеком... Ты знаешь, что такое для пианиста — работать грузчиком? Это смертный приговор! Не мешай ему сейчас. Пусть он утвердится в своём положении, пусть обретёт уверенность...
— Тони почувствует себя гораздо увереннее, когда узнает, что у него есть такой замечательный сын. Мартинью не может никому помешать!
— Может. Я лучше знаю! — сердился Дженаро. — Это внесёт разлад в его семью.
— Похоже, сейчас вы сказали самое главное, — печально констатировала Мария. — Вам настолько запала в душу Камилия, что вы готовы принести ей в жертву нас всех: меня, Мартинью, Тони! Вам хочется любой ценой удержать Тони возле неё. Пусть даже ценой лжи! Вы просто боитесь сказать ему правду, потому что знаете: Тони не будет держаться за свою жену, он предпочтёт ей меня и сына!
— Да, я этого не исключаю, — согласился Дженаро. — Поэтому и стараюсь изо всех сил уберечь Тони от поспешного решения. Он ещё не пришёл в себя после встречи с тобой, а ты хочешь опять его ошеломить, сказать ему про ребёнка! Дай ему передышку, умоляю тебя!..
И Мария вновь пошла на поводу у Дженаро. Что ж, она повременит, не скажет Тони про ребёнка. Пока не скажет. Сейчас главное, чтобы Тони продолжал сюда ходить. Главное — видеться с ним, обнимать его, целовать, а там видно будет.
Но Тони, к большому огорчению Марии, перестал бывать в пансионе. Говорил, что не может прожить без неё и дня, а уже прошла почти целая неделя, как они не виделись. Мария, теряясь в догадках, страдала и всё чаще вспоминала утверждение Дженаро о том, что Тони любит Камилию, иначе бы и не женился на ней. Осознавать это было и горько, и печально, однако Мария крепилась. Ей не хотелось разувериться в Тони и она терпеливо ждала его.
— Он любит меня, любит! Я не могла обмануться, — твердила как заклинание и всё расспрашивала Изабелу о Камилии: — Какая она? Что в ней такого притягательного? Чем она смогла пленить Тони?
Изабеле трудно было ответить на эти вопросы.
— Симпатичная, даже, пожалуй, красивая... — отвечала она. — Обаятельная... Но я и видела-то её всего два раза...
— Отведи меня туда, где живёт Тони, — вновь попросила Мария. — Мне нужно хотя бы издали увидеть его жену!
— Зачем?
— Может, я пойму что-то такое, чего сейчас не понимаю. О ней, о себе, и главное — о Тони.
— Тётя убьёт меня, если узнает, что я повезла тебя туда, — сказала Изабела. — Она тайно влюблена в сеньора Дженаро и поэтому делает всё, чтобы ему угодить.
— Доне Мариузе мы не скажем! Она ни о чём не узнает, — пообещала Мария, и Изабела согласилась проводить её в бедняцкий квартал, где, как она полагала, проживал Тони.
Поехали они туда днём, специально выбрав такое время, когда Тони должен был находиться на работе. Согласно их нехитрому плану, Изабела должна была остаться во дворе — чтобы её не опознала Камилия, а Мария собиралась подняться в комнату Тони, увидеть его жену, рассказать свою легенду — мол, приехала из Чивиты, хочу передать Тони привет от земляков, — поговорить ради приличия несколько минут и затем уйти.
— Я назовусь вымышленным именем, чтобы она ничего не заподозрила, — наивно рассуждала Мария, не догадываясь, какой мощной интуицией обладает Камилия. — А Тони... Он, конечно же, поймёт, что это была я, а не какая-то неведомая землячка. Но это даже к лучшему: пусть он узнает, что я ищу его, и сам придёт ко мне.
Пока они с Изабелой ехали в трамвае, Мария очень волновалась и в какой-то момент даже пожалела о том, что затеяла эту рискованную игру:
— Я ведь не актриса... И притворяться не умею... А если она уличит меня во лжи? Это будет ужасно!
Марии захотелось повернуть обратно, и она бы отказалась от своего прежнего намерения, если бы не вспомнила, как тяжело жить в неведении, строя всевозможные догадки о том, почему не приходит Тони и чем его приворожила Камилия.
Так, в волнениях и сомнениях, Мария и добралась до того дома, где ещё недавно жил Тони.
Войдя во двор, Изабела остановилась в растерянности. Она была здесь лишь однажды и сейчас не могла положиться на свою зрительную память.
— Ой, я, кажется, забыла, в какой комнате жил Жозе Мануэл, а потом и Тони, — призналась она Марии.
— Ничего, мы у кого-нибудь спросим, ответила та. — Видишь, вон женщины стирают белье, наверняка они тут всех знают.
Пока они гадали, к кому бы из женщин обратиться за справкой, их приметила Мадалена и сама подошла к ним.
— Вы кого-то ищете? — спросила она, с любопытством разглядывая двух сеньорин, забредших сюда явно из другого мира, о чём свидетельствовали их весьма дорогие, хотя и скромные, туалеты.
Мария, запинаясь от волнения, сказала, кого они ищут, и в ответ услышала то, к чему абсолютно не была готова.
— Тони здесь больше не живёт, — сообщила Мадалена. — Он недавно переехал отсюда вместе с женой.