Катэрина даже предположить не могла, что Маурисиу просто не станет её слушать. Как ни старалась она — разговора у них не получалось.
И тогда Катэрина, отбросив всякую деликатность, прямо спросила его:
— Скажи, зачем ты чистил ружьё, с которым тебя застала дона Франсиска?
— Откуда тебе это известно? — незамедлительно отреагировал Маурисиу, сразу же включившись в разговор.
Катэрина не могла не заметить явный испуг в его глазах, и сердце её упало.
— Маурисиу, не мучай себя и меня, скажи правду: из этого ружья был убит сеньор Мартино? — спросила она, приготовившись к самому худшему.
Но Маурисиу вовсе не собирался исповедоваться ей в своих грехах. Он стал кричать, возмущаясь и гневаясь:
— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Ты сошла с ума? Это неслыханно — подозревать меня в убийстве!
— Я не говорила, что стрелял ты, — стала оправдываться Катэрина.
— Нет, ты сказала именно это!
— Я имела в виду, что ты мог дать ружьё Зангону и Зекинью...
— Что?! — ещё громче закричал Маурисиу. — Ты думаешь, что я нанял этих пастухов для убийства Мартино?!
— А если ты этого не делал, то почему заискиваешь перед ними? Почему держишь их на фазенде, хотя они тут не нужны? Почему, наконец, ты их боишься?
— Я боюсь? Ха-ха-ха! — расхохотался Маурисиу, но в его глазах теперь отчётливо проступили ненависть и злоба. — Я никого не боюсь, запомни это! Если бы я захотел, то сам бы убил этого проклятого итальянца, а не стал бы никого нанимать! Ты несёшь чушь, Катэрина!
— Значит, ты... сам его и убил?.. — с трудом вымолвила она, чувствуя, как земля уходит у неё из-под ног.
Маурисиу с ужасом посмотрел на жену, истошно завопил: «Нет! Нет!» и выбежал из комнаты.
Катэрина испугалась, что в таком состоянии он может покончить с собой, и помчалась вслед за ним.
Так, вдвоём, они и вбежали в гостиную, где в тот момент находились Франсиска и Беатриса.
Не обращая внимания на сестру, Маурисиу подлетел к матери и, ухватив её за предплечья, стал трясти обескураженную Франсиску, гневно выкрикивая:
— Вот кто зачинщик! Вот откуда всё зло!
— Сынок, что с тобой? Я ничего не понимаю, — бормотала Франсиска, пытаясь высвободиться из его цепких рук. — Объясни толком, что произошло.
Лицо Маурисиу перекосила нервная гримаса, он натужно засмеялся, зловеще сверкнув зубами.
— Произошло то, чего ты и добивалась, — сказал он, буравя Франсиску выпученными от гнева и безумия глазами. — Ты внушила моей жене, что я убийца!
— Бог с тобой, Маурисиу, опомнись! Как ты мог обо мне такое подумать? — запричитала Франсиска.
— А кто рассказал Катэрине про ружьё, которое я чистил? — грозно спросил он.
— Я, — отозвалась Беатриса. — Отпусти маму.
Маурисиу послушно разжал пальцы, отпустив Франсиску, и переключился на Беатрису:
— Так это ты распускаешь грязные слухи? Ты подозреваешь меня в убийстве?
— Сынок, успокойся, никто тебя ни в чём не обвиняет, — вступилась за дочь Франсиска.
— Ну да, вы не обвиняете, а только подозреваете меня, — вновь засмеялся Маурисиу, переводя взгляд с Беатрисы на Катэрину, а затем и на Франсиску. — Вы все считаете меня убийцей, но у вас нет доказательств, и поэтому вы хотите, чтобы я сам сознался в содеянном. Так? Ну тогда слушайте: я взял ружьё того сеньора, который не был моим отцом!.. Да, взял его ружьё, пробрался на крышу, как кот и отправил в тартарары мерзкого итальянца! Ха-ха-ха! Вы это хотели от меня услышать?
— Сынок, ты не в себе, успокойся, — попыталась обнять его Франсиска, но он грубо оттолкнул её и продолжил:
— Что же вы стоите, разинув рты? Зовите полицию! Скорее! Пусть на меня наденут наручники! Ну же, мама, давай!
— Перестань, Маурисиу, я никогда этого не сделаю. Не мучай меня, пожалуйста, — взмолилась Франсиска.
— А почему? — с безумной усмешкой произнёс он. — Я не хочу уходить от наказания, как твой отец, который убил моего отца!
— Помолчи, Маурисиу, не надо!.. — в отчаянии воскликнула Франсиска, но и теперь не смогла пробиться к сознанию сына. Он продолжал неистовствовать:
— Да, я хочу быть наказанным! За то, что угробил твоего любовника! Вы ведь все этого хотите, не так ли? И мать, и сестра, и жена — все считают меня убийцей!..
— Нет, это не так, успокойся, — хором, перекрикивая друг друга, закричали Франсиска, Беатриса и Катэрина.
А Маурисиу, потративший на эту отчаянную тираду все свои душевные и физические силы, вдруг тихо заплакал, как маленький беззащитный ребёнок, и стал медленно оседать на пол.
Женщины подхватили его со всех сторон, уложили на диван. Маурисиу закрыл глаза и пролежал так, в полузабытьи, около часа.
Всё это время мать, жена и сестра стояли, склонившись над ним и не проронив ни слова.
Потом, когда он очнулся и удивлённо обвёл их глазами, они, не сговариваясь, стали утешать его одними и теми же словами: «Всё хорошо, мы с тобой, тебе надо отдохнуть».
Но Маурисиу, вспомнив всё, что было накануне, сам вернулся к прежней теме, и на сей раз, он говорил вполне спокойно:
— Я ни в чём не виноват. Этих бродяг я прежде никогда не видел. А ружьё решил почистить, потому что на нашей фазенде убили человека. Я думал тогда об опасности, которая нам угрожала... Мало ли что могло прийти в голову тому бандиту!..
— Ладно, сынок, ты не волнуйся, мы всё поняли, — подвела итог Франсиска. — Слава богу, тот бандит нас не тронул. Он, вероятнее всего, уехал обратно в Италию, как и предположил следователь. Забудем обо всём! Нам надо беречь друг друга!..
Глава 20
Простившись с Марией и сыном, Тони не сразу пошёл домой, а ещё долго бродил по улицам, пытаясь осознать случившееся и обдумать свои дальнейшие действия. Труднее всего ему было привыкнуть к мысли, что он теперь — отец, а тот симпатичный мальчуган его сын. Эта, казалось бы, простая истина никак не хотела укладываться в сознании Тони. Разве может человек вот так, вдруг, стать отцом? Разве может сразу полюбить как родного того ребёнка, с которым он едва знаком? И пусть этот ребёнок похож на него, и пусть он каким-то детским чутьём признал в Тони родного отца — всё равно невозможно представить его своим сыном!..
Ошеломлённый негаданно свалившимся на него отцовством, Тони даже на некоторое время забыл о Марии, но потом воспоминания о волнующей близости с ней снова взяли верх, а вслед за ними пришло и мучительное беспокойство: что же делать? Как развязать этот тугой узел, в котором переплелись судьбы двух женщин и ребёнка, сделав несчастной судьбу самого Тони?
Ответа на эти вопросы у Тони по-прежнему не было.
Но он продолжал бродить по городу, не решаясь повернуть к своему дому, где его уже заждалась Камилия. Как он предстанет перед ней в таком состоянии? Ведь она сразу же заметит, что он сегодня особенно взволнован. Да что там взволнован — он ошеломлён, обескуражен, пришиблен обрушившейся на него новостью! Наверняка смятение написано у него на лице, и Камилия это увидит. А потом начнутся расспросы, ему придётся врать и он обязательно где-нибудь запутается, или, не дай бог, проговорится...
Чтобы избежать худшего, Тони решил прибегнуть к меньшему злу, то есть соврать один раз, причём, не дожидаясь расспросов. Надо упредить их, не дать Камилии возможности завладеть инициативой!
И он, придя домой, с порога обнял Камилию, крепко сжал её в своих объятиях и с наигранной страстью прошептал ей на ухо:
— Как я по тебе соскучился!
Потом поцеловал в губы и услышал её изумлённый голос:
— Что с тобой сегодня? Ты ещё никогда меня так не целовал!..
— Не знаю, — ответил он, широко улыбаясь. — Ничего особенного сегодня не произошло, был обычный рабочий день. Но когда я подошёл к нашему дому, то вдруг понял, что соскучился по тебе.
Для Камилии, не избалованной подобными признаниями, его речь была слаще меда.
— А как я по тебе соскучилась! — сказала она, прижавшись к нему всем телом. — Если ты не очень проголодался, то, может, пойдём сразу же в спальню?
Но на такой подвиг Тони не хватило. Он всего лишь заговорщически подмигнул ей и сказал:
— Нет, я голоден как зверь! Давай, жена, корми меня! И не расстраивайся: у нас впереди целая ночь!
Так Тони постепенно осваивал искусство адюльтера и необходимость лгать Камилии, уже не рассматривал как большой грех.
На следующий день Камилия вновь высказала желание пойти с ним на фабрику, причём, сделала это, весьма изящно и кокетливо:
— Возьми меня с собой, а то за целый день ты опять по мне соскучишься!
Но Тони тоже проявил изобретательность, ответив ей в тон:
— А разве ты не хочешь, чтобы я по тебе соскучился?!
— Хочу! — сказала она, вспомнив прошедшую ночь, и сладострастно улыбнулась в предвкушении столь же приятной следующей ночи.
— Ну, тогда жди моего возвращения! — многозначительно произнёс Тони и чмокнул её на прощанье в щёчку.
Ципора, наблюдавшая за их прощанием из соседней комнаты, сделала замечание дочери:
— Не будь такой навязчивой! Он же не может проводить с тобой целые сутки. Дай ему спокойно вздохнуть хотя бы на работе! Отец говорит, что у Тони ещё не всё получается, но он очень старается войти в курс дела.
— Да, я знаю, папа им доволен. Он считает, что сеньор Дженаро сильно повлиял на Тони, и это действительно так. Но я чувствую себя неуютно, когда Тони ходит к отцу один, без меня. Почему нельзя пойти туда вместе со мной?
Ципора нахмурилась и вновь укорила дочь:
— Ты неисправима! Твоя ревность не знает границ! Отец и сын не виделись несколько лет — разве им не о чем поговорить, не о чем вспомнить?
— Мне тоже было бы интересно послушать, о чём они говорят, — капризно поджала губы Камилия.
Ципора грубовато одернула её:
— Ничего, перебьёшься! Или ты забыла, что они долго были в ссоре? Им ведь ещё надо многое объяснить друг другу, многое простить. А ты будешь им только мешать своим присутствием.