Тони попытался поговорить о Камилии с Мадаленой, надеясь получить от неё совет и понять, что же ему делать дальше.
— В таких делах советов не спрашивают, — покачала головой Мадалена. — А если спрашивают, то значит, сердце молчит. Камилия не пришлась мне по душе, но я всегда на стороне женщин. Я знаю, как трудно им приходится в жизни, и считаю, что ты перед своей женой очень виноват.
Тони понурил голову, он если и чувствовал вину, то только наполовину. И сразу припомнил все прегрешения Камилии, её истерики, бессмысленную ревность, разбитую статуэтку Девы Марии. Потом вспомнил потерю — свою и Камилии, — и всё разом померкло, — обиды, недоразумения...
На следующий день он поспешил в дом Эзекиела, чтобы узнать, как себя чувствует Камилия и всё-таки навестить её в больнице.
Дом, квартира показались ему потускневшими и осунувшимися — подстать хозяину. Тони снова отметил, как постарел Эзекиел.
Камилия оказалась уже дома и бросилась ему на шею с криком:
— Тони! Не оставляй меня!
Ципора улыбнулась зятю и ласково сказала:
— Здесь твой дом, Тони.
У Тони защемило сердце. Что-то невыносимо жалкое было в этих усталых исстрадавшихся людях.
Он вошёл в гостиную, подошёл по привычке к пианино, всегда казавшемуся странноватым гостем среди мягких полосатых диванов и скатерок.
— Только не играй, Тони, — торопливо предупредила Ципора. — У нас траур.
— Я не могу играть, — успокоил её Тони. — У меня испорчены руки.
— Это большая потеря, — сказала Ципора, — у нас много тяжёлых потерь. Останься с нами, Тони. Вместе горе кажется легче.
Слёзы показались у Тони на глазах. Он обнял Камилию, которая расплакалась у него на груди, слёзы их смешались, и Тони понял, что он не должен с ней расставаться.
Я скоро приеду за тобой, и мы будем жить вместе, — твердо пообещал он.
Глава 6
Казалось бы, ничто не предвещало грозы в доме Франсиски: мать и дочь мирно завтракали, Жулия проворно сновала у стола, наливая в чашки горячий ароматный кофе.
— Ой, слишком горячий! — сказала Беатриса, сделав единственный глоток и отодвинув от себя чашку. — Пожалуй, я не буду пить кофе.
— Не выдумывай. Такой же, как всегда, — возразила ей Франсиска, не догадываясь, что Беатриса попросту ищет повод, чтобы поскорее улизнуть из дома и помчаться на свидание с Марселло.
В отличие от Франсиски Жулия верно разгадала нехитрый план Беатрисы и услужливо поставила перед ней стакан с апельсиновым соком. А та, залпом выпив сок, тотчас же поднялась из-за стола.
— Извини, мама, я пойду, у меня сегодня важные дела в школе, — сказала она уже на ходу.
Франсиска возмутилась, расценив это как дерзость и неуважение к собственной персоне. Какие могут быть дела в такую рань? Ясно же, что тут опять замешан проклятый итальяшка, сын Винченцо!
Всё это Франсиска вынуждена была высказывать Жулии, поскольку Беатрисы уже и след простыл. А Жулия, соответственно, должна была на это как-то реагировать, что она и сделала, заметив:
— Но вы же знаете, Беатриса влюблена в него. Так стоит ли на неё обижаться?
— Я не обижена, а возмущена! — гневно воскликнула Франсиска. — Это гнусная распущенность, не имеющая ничего общего с высокими чувствами! Я не верю, что можно влюбиться в неграмотного неотёсанного простолюдина, да к тому же итальянца!
Не желая спорить с госпожой, Жулия лишь снисходительно пожала плечами: дескать, вам виднее, сеньора. Но Франсиска усмотрела в этом скрытую насмешку над собой, вполне допуская, что, о её давнем романе с итальянцем Жулия могла узнать от своей не в меру болтливой бабки.
— Что ты себе позволяешь? Твои ужимки здесь неуместны! — прикрикнула на Жулию Франсиска. — Если бы не великодушие моего покойного мужа, который сжалился над тобой, ты бы тоже не умела читать и гнула бы спину где-нибудь на плантации, как прочие негры!
— Я прекрасно знаю, чем обязана моему крёстному, — процедила сквозь зубы Жулия. В её тоне Франсиска уловила вызов и, уже не сдерживая себя, решила окончательно поставить на место нахалку.
— Нет, в последнее время ты слишком зарвалась! Забыла всё то доброе, что мы сделали для тебя. Ведь это ты роешься в моих вещах, не отпирайся!
— Я?! — в изумлении уставилась на неё Жулия.
— Да, ты. И не притворяйся, будто не знаешь, о чём идёт речь!
— Я и правда не знаю, — растерянно промолвила Жулия и услышала в ответ:
— Перестань кривляться, воровка!
— Да как вы смеете?! — вскипела Жулия. — Никто не давал вам права обвинять меня...
— Замолчи, мерзавка! — прервала её Франсиска. — Думаешь, если я не поймала тебя за руку, то и доказать ничего не смогу? Ошибаешься! В моём доме не бывает посторонних людей, а ключи от всех комнат есть только у тебя. Так что ты лучше сразу во всём сознайся, или я подвешу тебя на суку!
— Как вешал негров ваш дед? — закусила удила Жулия.
— Да, именно так, — подтвердила Франсиска. — Ты будешь висеть, пока не сознаешься и не вернёшь украденное!
— Ничего у вас не получится, сейчас не те времена! — с достоинством ответила Жулия. — Вы можете заявить на меня в полицию, но если вздумаете хоть пальцем ко мне прикоснуться, то учтите: я буду отбиваться!
Напоминание о полиции мгновенно отрезвило Франсиску, и она резко изменила свои намерения, но отнюдь не тон.
— Ты уволена! — закричала она в бессильной злобе. — Убирайся прочь вместе со своей бабкой! Я больше не могу видеть вас на моей фазенде!
И тут Жулия потеряла контроль над собой. Тайна, которую она много лет скрывала от Франсиски и не выдала бы её ни при каких иных обстоятельствах, теперь сама собой сорвалась с языка Жулии.
— Мы никуда не уйдём из нашего дома, потому, что его оставил мне мой отец! — заявила она с гордостью.
Не ожидавшая такого отпора Франсиска в первый момент даже не поняла, о чём идёт речь, и грубо одёрнула Жулию:
— Что ты мелешь, несчастная? До сих пор ты жила здесь из милости, а кем был твой отец, вероятно, даже твоей матери не было известно, потому что она путалась со многими неграми!
Если бы Франсиска не допустила этого оскорбления, Жулия бы тоже промолчала — она уже была готова пойти на попятный, испугавшись возможных последствий своей несдержанности. Но Франсиска сама не оставила ей пути к отступлению, и Жулия была вынуждена вступиться за честь матери.
— Моим отцом был сеньор Марсилиу, ваш покойный муж! — выпалила она, добавив: — И это известно всем, кроме вас.
Франсиска покачнулась как от удара молнии. На сей раз она не усомнилась в правдивости Жулии, потому что видела перед собой её глаза, в которых отразились и ликование по поводу одержанной победы, и сочувствие к госпоже, и явное облегчение от того, что больше не надо будет носить в себе эту застарелую тайну.
— Он что, спал с твоей матерью? — спросила Франсиска глухим, жалким голосом. — И ты всегда знала, что он твой отец?
— Да, знала. Ещё с детства, — тихо ответила Жулия.
— А почему до сих пор молчала?
— Чтобы не огорчать вас и моего отца. Он ведь хотел, чтобы вы думали, будто я его крестница... А мне всегда хватало его внимания и тепла...
— Уйди, прошу тебя, — взмолилась Франсиска, не в силах больше выносить эту пытку.
Жулия послушно вышла из гостиной.
— Что же я наделала? Что теперь с нами будет? — плакала она, спустя несколько минут на груди у старой Риты. — Как ты думаешь, Железная Рука всё-таки выгонит нас из дома?
— Не знаю, не знаю, — отвечала Рита.
— А куда же мы пойдём, на что будем жить? — сквозь слёзы спрашивала Жулия.
— Не плачь, — успокаивала её старуха. — Я предвидела это и заранее обо всём позаботилась. Мы с тобой не пропадём!
Жулия же продолжала лить слёзы, не принимая всерьёз слова бабушки. Что может сделать старая неграмотная негритянка? По силам ли ей тягаться с могущественной Франсиской, которая способна оплатить услуги не только самых лучших адвокатов, но и всех судей штата Сан-Паулу!..
А тем временем Франсиска тоже рыдала у себя в комнате — от позора, унижения, от подлого предательства мужа и собственной слепоты. Сколько лет она хранила ему верность, сколько лет носила траур после его смерти, давая повод для насмешек его черномазой родне! Какой ужас! Ведь Жулия действительно доводится сестрой Беатрисе и Маурисиу. Нет, не совсем так... Но это сейчас не имеет значения. Жулия им сестра. Обоим. Это всегда знал Марсилиу, и это было известно Жулии, не зря она допускала иногда опасные проговорки...
Франсиска со стыдом и болью вспомнила тот эпизод, когда Жулия, защищая Беатрису и Маурисиу, прямо заявила, что она их сестра. «А я, слепая дура, приняла это за дерзость!» — мысленно отругала себя Франсиска.
Потом ей вспомнилось и многое другое, о чём сейчас хотелось бы забыть, вычеркнуть всё это из памяти как дурной сон: вот Марсилиу берёт Жулию на руки, нежно прижимает к себе, словно родную, любимую дочку; вот он, счастливый и довольный собой, представляет «крестницу» учителям, говоря, что девочка очень способная и будет учиться не хуже его собственных детей, а позже радуется её успехам и дарит ей подарки...
«Где же были мои глаза, где была моя женская интуиция! — запоздало терзала себя Франсиска. — Почему я ничего не заподозрила? Почему так безгранично верила в его благородство и широту души? Привечала Жулию в своём доме, а мой муж в это время продолжал спать с её матерью!»
Представить это оказалось нестерпимым для Франсиски, и она, превозмогая сердечную боль, бросилась в гостиную — туда, где висел портрет Марсилиу в помпезной золочёной раме.
— Будь ты проклят! — истошно закричала она, срывая портрет со стены. — Ты лгал мне всю жизнь. Изменял мне! У тебя дочь негритянка!..
Портрет с грохотом рухнул на пол, и Франсиска в бессильной злобе принялась топтать его, оставляя на холсте рваные отверстия от своих тонких каблуков.