Испытание декретом — страница 11 из 38

– И ей это не понравилось? – спросила Мария.

У нее опять жарило солнце и бликовало на экране компьютера. Как, наверное, хорошо жить в Израиле!

Инна развела руками.

– Но ведь это так поэтично и оптимистично! – воскликнула Мария.

Контрперенос – ответная эмоциональная реакция аналитика на чувства анализанта в процессе терапевтического взаимодействия.

Обесценивание – один из защитных механизмов психики, при котором мы резко снижаем значимость того, что на самом деле для нас очень важно. Обесценить можно все подряд: людей, эмоции, достижения. Оборотной стороной обесценивания является идеализация. Чем совершеннее казался объект или фантазия об этом, тем мучительнее будет разочарование, что это не так.

Глава 9ПсихологПодведение итогов

У Инны раскалывалась голова. Она не знала, что такое мигрени, и в общем-то была вполне себе здоровым человеком до того, как начала работать психологом. Но последние полгода, как только возобновила практику после рождения дочки, стала часто простужаться и ее начали преследовать головные боли. Она знала, что значит ее боль. То, что она больше не может думать и работать и должна дать себе перерыв, а лучше – полноценный отдых. Но это было только в мечтах. Дома она была мамой Глаши и женой своего мужа, а на работе – мамой всем своим клиентам.

«Как справляются многодетные матери?» – вдруг подумала она. Помнить, что у кого и когда происходит. Успевать всех пожалеть, приободрить, дать тепло и внимание. Если детей трое, прикинула про себя Инна, это еще возможно, а если пять или семь? Сейчас у нее было семь постоянных клиентов, и она иногда чувствовала, что не справляется. Может, конечно, по ее золотому стандарту и только в ее голове. Потому что все они к ней ровно и исправно ходили, кроме двоих, которые постоянно опаздывали, переносили занятия и не хотели платить деньги. Но это был их внутренний процесс, а не ее недоработка. В их системе ценностей и жизни им необходимо было нападать на границы терапии и отыгрывать свои внутренние конфликты, разрешить которые они в принципе и пришли. И когда эти двое начнут платить и приходить, можно будет, как бы парадоксально это ни звучало, начинать разговор о завершении работы. Инна усмехнулась про себя и отвлеклась от мыслей. Снова запульсировала точка боли над ухом, эхом отдаваясь в носовые пазухи и надбровные дуги.

Инна постаралась отвлечься. Ей нужно сегодня подвести итоги. Через пару дней начнется новый год. И сегодня она дала себе время подсчитать количество сессий клиентов, напомнить, с каким запросом они обратились, к каким промежуточным результатам они уже пришли. Навести порядок в бумагах. Сложить в папке записи по каждому клиенту в один файлик, добавить туда записи с супервизий и ее сегодняшние мысли. Она понимала, что многие ее коллеги делают по-другому – каждый раз после сессии они записывают свои гипотезы и чувства о клиенте. Но она не успевала. Ей нужно было всегда бежать – либо к следующему клиенту, либо домой. Поэтому она решила делать реперные точки, отсечки о проделанной работе, раз в месяц или несколько. И сегодня ей казалось важным закончить год на правильной ноте.

Инна поймала себя на этой мысли, когда уже пару минут смотрела на папку, в которой лежали файлики клиентов. Она была зеленая и шершавая, такого успокаивающего цвета: глубокий зеленый, как сочная трава после дождя или зимняя пушистая елка.

Елка – она забыла купить елку! Это провал. Мысли в голове Инны заметались, как мячики, причиняя еще бо`льшую головную боль. Ей нужно было сегодня купить елку, а уже почти полдесятого вечера. Психологический центр закрывается в десять, и она обещала еще подвезти администратора, которая живет неподалеку от нее. Муж ее убьет! У них и так в последнее время отношения ухудшились, и дело не в них, а в том, что нервы уже натянуты до предела и любая фраза может вызвать взрыв.

Инне расхотелось ехать домой. А ведь еще полчаса назад она блаженно фантазировала, как сможет лечь в свою кровать под мягкое одеяло и если даже не выспаться, то потом додремать на детском игровом коврике, пока дочка будет исследовать специально на такой случай припрятанную коробку с игрушками. Может быть, для кого-то это звучало дико. Но их дочка просыпалась всегда очень рано и с тех пор как начала ползать, ей нужен был коллектив после пробуждения. Она не хотела сидеть в своей кроватке даже с игрушками – ей нужно было быть в движении. И если ты спал в кровати, ей обязательно нужно было пытаться залезть к тебе. Но это не получалось и могло кончиться катастрофой – она уже однажды, не рассчитав силы, упала с кровати, перебравшись через защитный рубеж подушек.

Инна считала, что если их с мужем устраивает такой сценарий, то почему бы и нет? Если их дочке важно быть рядом с ними, а они могут это обеспечить, зачем сопротивляться? Она знала, что есть другие дети, более спокойные и вдумчивые. Те, которые любят поспать и хорошо кушают. Но свою она ни на какую другую менять бы не стала и мужественно спала на детском коврике, представляя собой горный хребет Казбек, который Глаша неутомимо преодолевала.

– Инна, я закончила. Едем? – администратор Галя вырвала ее из этих мыслей.

– Да-да! – Инна торопливо встала, взяла сумочку, и они вышли в ночь.

Только в центре Петербурга зимняя ночь выглядела так, будто у тебя в глазах начался салют. Вокруг все искрилось и играло красками. Снега не было – обычно он уравновешивал и резонировал с общей пестротой. Сейчас асфальт покрывала коварная корочка наледи. И в ней, как в зеркале, играл и отражался свет. У Инны даже перехватило дыхание. Она достала телефон, пытаясь сфотографировать эту красоту, но все же это была ночь, и получались либо огоньки на черном фоне, либо высвеченные куски пространства, если снимать со вспышкой.


Когда Инна приехала домой, все уже спали. Она тихонько легла так, чтобы никто не проснулся. Дочка лежала посередине между ними, и Инне стало грустно, что она не может обнять мужа, прижаться к нему и уснуть так, как она привыкла за многие годы совместной жизни.

Открыла глаза она оттого, что проснулась дочка. И чувствовала себя выспавшейся. 6:02 – показывали в темноте часы. «Удивительно!» – подумала она. Встала, взяла на руки Глашу и пошла осуществлять их обычный утренний моцион. Она порадовалась, что спала всю ночь. Удивительно, что Глаша не ела ночью. Но, вспомнив, в какой позе проснулась, Инна поняла, что, вероятнее всего, кормила дочку грудью во сне. И это ее беспокоило. Как можно так устать, что кормишь, не просыпаясь? Инна надеялась, что за неделю новогодних выходных она успеет отдохнуть и выспаться.

Муж проснулся гораздо позже, но все равно в дурном настроении.

– Ты обещала купить елку, – вместо «доброго утра» сказал он.

– А ты обещал сделать меня счастливой, – ответила она.

И хотя это должно было звучать как шутка, фраза повисла в воздухе оскорблением.

Чуть позже, за завтраком, беседа на натянутых нервах продолжилась.

– Я сегодня пойду встречаться с друзьями после полуночи. А завтра к нам приедет моя мама, – сказал муж Инны.

– Что?! – вырвалось у Инны. – А я? Мои желания не учитываются? Может, я тоже хочу в бар с друзьями!

– Зачем? Ты же кормишь! Или хочешь производить алкогольное молоко? – поднял бровь ее муж.

– Значит, мне можно только работать, ведь на молоко это никак не влияет, – начала злиться Инна.

– Мне все друзья говорят, что я обабился, сидя дома. Мама тоже считает: не мужское это дело – мыть посуду, – сказал он.

– Ты сейчас видишь иронию?

– Что? – не понял он.

– Что взрослому мужику его мама говорит, что мужское дело, а что нет, – ответила Инна.

Она уже сдерживалась из последних сил. Она терпеть не могла его маму, и упоминания о ней всегда ее бесили. Эти чувства были взаимны. Поэтому ее приход в гости был неожиданным и неприятным событием.

– Не трогай мою маму! Ты знаешь, что она еще не оправилась после папиной смерти, – сказал ее муж.

– Это было пять лет назад. Ну сколько можно разыгрывать карту скорбящей вдовы? – Инна перестала сдерживаться, и гнев вырвался наружу.

– Не смей так говорить о моей матери! У тебя-то уж точно есть кто-нибудь пообеспеченней меня на примете? Пара месяцев траура – и веселая вдова снова выйдет замуж, да? Может, и не надо ждать?

– Что за бред ты несешь?! – уже кричала ослепленная гневом Инна, потеряв всякий контроль над собой.

– Не буду мешать твоему светлому будущему! – И муж вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Глаша плакала у нее на руках, испуганная этой сценой. Инна не понимала, что происходит. Она начала успокаивать дочку, рассказывать ей, что они сегодня поедут гулять, покупать елку, а потом будут наряжать ее игрушками. Она ходила взад и вперед по их маленькой кухоньке, тихонько покачивая малышку, воркуя одни и те же фразы по третьему, четвертому или пятому кругу, когда наконец дочка начала успокаиваться. Но все равно она испуганно жалась к ней и не хотела сползать на пол. Инна поняла, что сейчас невозможно будет продолжать этот разговор, но все равно хотела понять, что случилось с ее мужем. Тогда она услышала, как хлопает входная дверь.

«Ну пусть погуляет, проветрится, может, еще и елку купит», – подумала Инна.

Глава 10АринаБлизость

Арина шла домой. День был суетный и странный. Она до сих пор обдумывала их последний разговор с Инной Васильевной. В наушниках закончила играть какая-то песня, а новая не началась. Она услышала, как хрустит снег. Он выпал буквально пару часов назад и стелился белым рыхлым ковром под ногами. Арина оглянулась. Темно, только фонари и окна домов искрятся новогодними елками, которой у нее дома нет. Она считала, что рубить деревья ради сиюминутной красоты – это варварство, поэтому из новогодних украшений у них висела только гирлянда на стене, и многострадальный фикус был украшен парой крошечных елочных игрушек.