– Да, пожалуй. Мне кажется, я не справляюсь. Я не чувствую радости – только усталость и тоску. Мне кажется иногда, что я совершила огромную ошибку. У меня началась бессонница. Я практически все время себя ругаю и не могу с этим ничего поделать. Иногда мне кажется, что я в кошмарном сне, в котором не хватает воздуха и снится, что ты тонешь. Уходишь на глубину, и свет с каждой секундой меркнет.
Сегодня на групповой встрече, как назло, были все, даже Виктория с Варварой.
Все подавленно молчали, никто не хотел говорить. Инна Васильевна почувствовала, что надо спасать ситуацию.
– Что вы чувствуете после того, что сообщила нам Арина?
– Беспомощность, наверное. Очень неприятные чувства, – сказала Тамара.
Инне она нравилась – она быстро откликалась на эмоции и тонко, эмпатично чувствовала других. Наташа и Арина, напротив, все делали «через голову», и это была их главная проблема.
– Мне сейчас почему-то вспомнилась сцена из «Титаника», где Леонардо Ди Каприо замерз и тонет. Безысходность. Ничего нельзя изменить. Но ведь это не так, – сказала Оля.
Арина разрыдалась и рассказала, что на ее обоях в коридоре были какашечные отпечатки маленьких ладошек. И как она плакала на полу, убирая все это.
– Я хотела розовощекого пухляша, которого можно будет тискать и умиляться. А получила «вот это все». Каждый раз в машине ее укачивает. Ее тошнит. Многие мамы рассказывают, как легко и просто путешествовать с ребенком, отдыхать и не напрягаться. А я не понимаю, как это сделать! Они пишут, что все в голове, только шоры не дают наслаждаться материнством, – сказала Арина.
– Мне кажется, пора поговорить об эмоциональном выгорании и депрессии подробнее, – сказала Инна Васильевна.
– Я в депрессии? – спросила Арина.
– Не знаю, но я точно вижу, что вы очень устали, – ответила Инна Васильевна и спросила: – Вы знаете, что такое эмоциональное выгорание?
– Я слышала это в контексте профессиональной деформации. Что те, кто работает с людьми, подвержены этому, – сказала Наташа.
– А я читала книжку психолога, там об этом было. И именно про мам. Идея была в том, что если чувствуешь признаки того, что все бесит, нужно отдохнуть и сходить на маникюр. Иначе эта усталость станет хронической, – сказала Виктория.
– Да, все верно. Вы все правы. Изучать эмоциональное выгорание начали с людей, работающих в помогающих профессиях, – врачей, учителей. Пытались выяснить, как получается, что человек, сам выбравший эту профессию, через пять-десять лет работы начинает всех ненавидеть. Вы, наверное, встречали в своей жизни учителя, который терпеть не мог учеников?
– А, да! – сказала Оля.
Арина сидела тихо. Она уже вытерла слезы и теперь просто подавленно слушала. Инне Васильевне было ее жаль до слез, но она точно знала, что так когда-нибудь будет. Перфекционизм – главный враг для мамы. И хорошо, что это случилось сейчас, на встрече. А не через пару лет…
– Итак, – продолжила Инна Васильевна. – Эмоциональное выгорание имеет три стадии. Стадия плохого учителя – это последняя, четвертая стадия. Она нам не нужна.
Первая стадия – стадия мобилизации, когда мы закладываем фундамент будущего истощения: мы взваливаем на себя больше, чем можем унести. Точнее, когда мы это взваливаем, мы не знаем, можем мы это унести или нет. Красивые фото в Инстаграме, рассказы бывалых, и уже кажется, что маленький ребенок – это праздник каждый день.
Потом приходит вторая стадия – стеническая. Это стадия выдерживания, когда тебе нужно продолжать нести все то, что ты взвалил на себя в первой стадии, но уже после того, как устал.
– Я понимаю, о чем вы. Иногда по утрам я просыпаюсь, будто не спала, и у меня появляется ощущение, что вчерашний день все продолжается. Но это все из-за ночных кормлений и этого ужасного дробленого сна, – сказала Наташа.
– Да. Но мы ведь это выдерживаем. Если на этой стадии мы получим немножко заботы и отдыха, мы можем перейти обратно в энтузиазм и эмоциональный подъем. Наташа, что ты делаешь, когда с самого утра вымотана ночными кормлениями? – спросила Инна Васильевна.
– Ложусь спать днем вместе с Мотькой. Не делаю ничего по дому, прошу вечером мужа купить еды с доставкой. Я уже знаю, что после трех-четырех тяжелых дней и ночей я как зомби, а потом на всех срываюсь. Лучше бардак дома, чем скандалы с мужем, – сказала Наташа.
– А я срываюсь от однообразия и рутины. У меня ощущение, что я как в тюрьме в своем жилом комплексе. Мы живем в отдельно стоящем микрорайоне и никуда не выезжаем. Для меня поездка сюда к вам как праздник, – сказала Оля.
– Наверное, я сейчас дикость скажу, – начала Виктория. Инна Васильевна глазами показала на правила, где было написано: без осуждения, оценки и критики. И Виктория продолжила: – Меня больше всего утомляет затроганность. Сколько часов в день вы не дотрагиваетесь до ребенка? Мы спим вместе – я кормлю, мне так удобнее. Она еще плохо ползает, поэтому на руках. Засыпает тоже на руках. Поэтому я иногда чувствую, что мне необходимо побыть в одиночестве. Могу просто с книжкой в кафе посидеть у дома.
– Почему вы решили, что мы будем вас осуждать? Кому это знакомо? – спросила Инна Васильевна.
Руку подняла Арина.
– Я тоже себя так чувствую, но мне всегда казалось, что это со мной что-то не так. Что так не должно быть, – сказала Арина.
– Мы все имеем право на свои чувства, мы можем испытывать все. Позволяя себе ощущать самые негативные эмоции, мы открываем себе возможность переживать и самые позитивные яркие чувства восторга и эйфории. Когда мы запрещаем себе что-то чувствовать, мы как будто отмораживаем эти чувства. И выходит, что в диапазоне от минус ста до плюс ста мы не хотим чувствовать все, что ниже минус пятидесяти. Это понятно, но вместе с этим вы перестаете чувствовать и все, что выше плюс пятидесяти. А это уже очень печально.
– Я не поняла. Если я запрещаю себе злиться, то я не смогу порадоваться?
– В принципе, да. Если это происходит на глубинном уровне. Если мы сознательным импульсом гасим только злость, когда чувствуем ее приближение, то эти невыраженные чувства, скорее всего, пойдут в тело, и у вас что-то заболит. Проявится какая-нибудь старая невралгия, например, – сказала Инна Васильевна.
– То есть вы сейчас говорите, что нужно злиться на ребенка?
– Да. Думаете, в жизни на него никто никогда не будет злиться? Или что ваша злость сейчас перечеркивает вашу любовь к нему? Дети ведь злятся иногда. Я не предлагаю детей бить, это недопустимо. Но сказать ребенку: «Твое поведение очень меня разозлило. Я считаю неприемлемым так поступать. Никогда так больше не делай» – это нормально и даже необходимо.
– Поняла вас. Просто когда я злюсь, мне хочется что-то швырнуть или заорать.
– Конечно, такое проявление злости ребенка скорее испугает. Но некоторые говорят «Мама на тебя не злится», а я вижу со стороны, что они прямо кипят от злости. Ребенок ощущает все ваши чувства и эмоции, и ваша задача – научить его эмоциональному интеллекту. Это значит – понимать свои чувства, знать их названия. Я где-то читала, что в работе с наркозависимыми применяют таблицу эмоций, и они читают, какие бывают эмоции, а потом учатся у себя их узнавать. Думаю: может, и себе такую завести? Но продолжим про выгорание.
Представьте, что вы на второй стенической стадии, а ребенок заболел или случилось еще что-то непредвиденное. И появляется третья стадия – астеническая. Истощение. Вы уже не выдерживаете. И из этой стадии может начаться путь в депрессию. Для того чтобы из этого состояния привести себя в порядок, нужно потратить больше сил и времени. А их у вас нет, потому что у вас на руках маленький ребенок. Вы не можете поехать в отпуск. А отпуск с ребенком – это отдельное и не всем доступное удовольствие.
– Как понять, что я на третьей стадии? – спросила Арина.
– Утром просыпаетесь без сил, весь день раскачиваетесь, к вечеру вроде становится лучше, но пора спать. Но не уснуть, потому что нервное напряжение не отпускает.
– Да, это я, – грустно согласилась Арина.
– Потом – расстройство аппетита: либо вообще не хочется есть, либо хочется сладкого, жирного. Про сон я уже говорила. Подавленное плаксивое настроение, когда любая мелочь может вызвать взрыв. Отсутствие либидо – какой секс, когда вы живете на пределе сил?
– И что делать? – спросила Арина.
– А как вы можете себе помочь отдохнуть? Наташа перестает убирать и готовить в такие дни.
– Я не могу перестать убирать и готовить.
– А какие обязанности вы можете не выполнять? – спросила Инна Васильевна.
– Я больше ничего и не делаю. Подруга предлагает мне нанять помощницу, но это как-то стыдно. Зачем я родила ребенка, если буду нанимать кого-то, чтоб он с ней играл? – сказала Арина.
– А как вы думаете, вы можете на неделю позволить себе не убирать и не готовить? Что случится? – спросила Инна Васильевна.
– Будет грязно. Соня будет дышать пылью.
– Пыль – это смертельно?
– Нет, конечно. Но я не такая мать, которая плюет на нужды ребенка ради себя.
– А вы уверены, что ей важнее чистота, чем ваша улыбка? Я давно не видела вас в хорошем расположении духа. Ребенок заслуживает счастливую маму. Арина, подумайте об этом. Есть только один простой способ держаться на плаву на переходе с первой стадии на вторую – просить о помощи, это нормально. Но давайте обсудим, почему мы этого не делаем, хорошо? – спросила у группы Инна Васильевна.
– Ну как? В голове сидит убеждение, что материнство – это подвиг, жертва и все такое. А если легко и просто, как этот подвиг совершить и броситься на амбразуру? А иначе не считается. Значит, что-то неправильно делаешь, – улыбалась Виктория.
– А меня еще мама часто давит. Мол, мы же справились, и без стиральных и посудомоечных машин. В проруби стирали и все успевали. Не знаю, как у вас, но я этого слушать просто не могу. Когда я говорю, что устала, она на меня поверх своих очков смотрит и говорит с оттяжечкой: «Я в твоем возрасте вообще не уставала». И я себя сразу чувствую самой худшей матерью на свете, – невесело сказала Тамара. – А нас у нее трое было. Я самая младшая. Но я почему-то не помню, как со мной мама играла. Кормила нас старшая сестра, в школу меня тоже всегда она водила. Мама была на работе.