Господи, подумал он, неужели они не могли прислать кого-нибудь постарше?
Пока они шли через гостиную к кухне, он пытался объяснить им, что произошло. Увидев Клер, они застыли. На ее лице, еще больше осунувшемся, резко выступали скулы. Широко раскрытые глаза странно блестели. Она вздрогнула, увидев приближающегося врача, и изо всех сил прижала ребенка к. груди. Только совместными усилиями им удалось высвободить тельце из ее рук. Все это было ужасно.
Врач послушал, бьется ли сердце, потом посветил в зрачки, чтобы удостовериться в смерти.
— Он очень маленький, уже начал остывать, — зачем-то объяснил врач. — Лучше забрать его, чтобы она его не видела.
Но в тот момент, когда водитель собрался отнести тельце в машину. Клер дико вскрикнула и вцепилась в него.
— Помогите мне, — бросил доктор, крепко держа ее руку и протирая ваткой предплечье. В ноздри ударил резкий запах спирта. Борну было невыносимо мучительно удерживать вырывающуюся изо всех сил жену. Он повторял только как заведенный: “Клер… Пожалуйста, Клер…” Мелькнула мысль, что ее надо бы ударить, чтобы привести в чувство, но он понял, что сделать это не в состоянии.
Доктор резко ввел иглу. Клер дернулась так, что ему показалось — кожа прорвется, но все обошлось благополучно. Шприц уже был в руках врача. Потом они с трудом подняли ее и повели через гостиную в спальню. По дороге она цеплялась за все, что можно, и только повторяла: “Мой малыш, где мой малыш?”
Кое-как им удалось уложить ее на кровать, но Клер продолжала метаться и стонать, исступленно умоляя отдать ей ее ребенка. Через некоторое время она ослабела, повернулась на бок и заплакала, уткнувшись, лицом в ладони и поджав колени. Только теперь они отпустили ее.
— Успокойтесь, пожалуйста, — уговаривал ее врач. — Расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать.
Он подошел к окну и поплотнее задернул шторы. Комната погрузилась в полумрак. Постель с утра была еще не убрана. Клер лежала на сбившихся простынях, не переставая, громко, в голос, плакала, прерываясь на секунду лишь для того, чтобы набрать воздуха. Дома она обычно носила старенькие джинсы, но в это утро одела оранжевую плиссированную юбку, которая сейчас задралась и обнажила бедро, обтянутое голубыми шелковыми трусиками. Он взглянул на доктора и в некотором смущении потянулся, чтобы одернуть юбку. Клер дернулась, чтобы избежать прикосновения его руки.
— Расслабьтесь, — повторил доктор. — Сейчас подействует снотворное. — Он наклонился, вслушиваясь в ее дыхание и всхлипы, потом медленно выпрямился. Кровь прилила к голове, и его тонкокожее светлое лицо покраснело. — Лекарство подействовало. Сейчас она уснет, — проговорил он, взъерошив пятерней волосы. — А вы как себя чувствуете?
— Не знаю, — хрипло откликнулся он. В горле пересохло. — Кажется, ничего. Да, думаю, все в порядке.
— Ну и хорошо, — кивнул доктор и вынул из своей сумки пластиковый пузырек с желтыми продолговатыми таблетками. — Вот, возьмите. Парочку примите сейчас и запейте стаканом воды. А эти две — перед сном. И одну дайте вашей дочери. Только пусть обязательно тоже запьет целым стаканом воды.
Он вспомнил о Саре. Куда она могла подеваться? Она спускалась вниз, а потом, когда приехала “скорая”, он ее больше не видел.
— Погодите, — спохватился он. — Вы не снотворное мне даете?
— Нет, разумеется. — Врач отвел взгляд. — С вами же все в порядке.
— Я совсем не хочу засыпать.
— Это просто успокаивающее. Честное слово. В крайнем случае, может слегка кружиться голова, так что лучше не садиться за руль и ни в коем случае не пить спиртного — свалитесь.
Клер едва слышно всхлипывала во сне.
— Я побуду здесь, пока она совсем не успокоится, — проговорил доктор. — А вы идите и примите таблетки.
Мужчина бросил взгляд на жену, потоптался в нерешительности и вышел из комнаты.
Глава 4
Он пересек холл и направился в ванную. Размышляя об отравленном молоке, он смотрел не отрываясь на стакан с водопроводной водой. Вода была мутноватой, как это часто бывает после нескольких дней проливных дождей. Мысль о яде не покидала его.
А что, если таблетки тоже отравлены? Нет, это сумасшествие. Если бы Кесс действительно решил поступить таким образом, он бы наверняка выбрал для этого кого-нибудь постарше, посолиднее, больше похожего на врача. Человек от Кесса назвал бы свое имя, для правдоподобия упомянул бы название больницы, из которой приехал. Но этот парень ничего не сказал, просто сразу принялся за работу.
Известковый привкус воды не дал возможности почувствовать вкус таблеток, если таковой и был. Он кинул их одну за другой в рот и судорожно, большими глотками, выпил стакан. Потом поставил его и несколько раз плеснул в лицо крупными пригоршнями холодную воду.
Он же знал, что за человек этот Кесс! Знал еще до того, как с ним встретился. Так что же, черт побери, нашло на него тогда?
Год назад, в декабре, трое лейтенантов Кесса были обвинены в попытке преднамеренного убийства. Это случилось в Хартфорде, штат Коннектикут. Они нацелились на сенатора, баллотирующегося на третий срок. Его выступление было широко разрекламировано прессой. Прямо под сценой, с которой он произносил свою речь, была установлена термическая мина, но взорвалась она в тот момент, когда сенатор спустился в зал, чтобы пообщаться с публикой. Осколками тяжело ранило восемь человек, сидевших в первых рядах. Эти лейтенанты принадлежали к трем коннектикутским филиалам организации Кесса и оказались вполне уважаемыми в обществе людьми. Один был полицейским, другой — пожарником, третий — преподавателем ботаники. Через день был обстрелян из минометов молодежный негритянский лагерь в штате Нью-Йорк. Множество юношей и девушек погибли от осколков, троих буквально разнесло на куски от прямых попаданий, еще несколько сгорели в пламени пожара, охватившего помещение. Все произошло за какие-нибудь четверть часа. Ближе к ночи полиция обнаружила уединенный охотничий домик, использовавшийся людьми Кесса как учебный центр. Полицейские арестовали пятерых лейтенантов и захватили восемь пулеметов, три базуки, два миномета, противотанковое реактивное ружье, два автоматических карабина “браунинг”, восемь радиостанций, множество пистолетов, охотничьих ружей, дробовиков и десять тысяч патронов.
Оба раза Кесс всячески отрицал свою причастность к этим событиям. Он изображал негодование и потрясение случившимся. Но через неделю, под Рождество, полиция нагрянула и в его дом в Провиденсе, штат Ред-Айленд, где обнаружила двенадцать незарегистрированных автоматов “томпсон” и два ящика гранат. Его обвинили в нарушении федерального закона об огнестрельном оружии и в организации заговора с целью нападения на арсенал Национальной гвардии штата Иллинойс.
А теперь, в сентябре, стоя в собственной ванной с мокрым от воды лицом, он вспоминал, как приник к телевизору, когда шел репортаж об аресте Кесса. Ему хотелось взглянуть этому человеку в лицо — но его не показали. Он вспоминал и о том, сколько усилий он приложил позже, чтобы встретиться с Кессом лично, и вдруг снова подумал об Итене, но постарался взять себя в руки.
Схватив полотенце, он сильно, до боли, растер лицо. Все, что угодно, но только не думать об этом! Надо чем-нибудь заняться. Но чем?
Кстати, где же Сара? Надо найти ее немедленно, узнать, как она себя чувствует.
Искал он недолго. Девочка была в своей комнате. Она сидела на кровати, прислонившись к спинке. При его появлении она постаралась сделать вид, что читает. Но книжку она держала вверх ногами.
— У меня есть для тебя дело, — произнес он. Она перевернула страницу.
— Мама тоже умрёт? — тихо проговорила Сара, не отрываясь от книжки.
Ему пришлось снова крепко зажмуриться, прежде чем ответить.
— Нет, но она очень плохо себя чувствует, и мы должны постараться ей помочь. Об этом я и хотел бы попросить тебя.
Боль в глазах немного прошла, и он смог посмотреть на дочь. Та отложила книгу и, прищурившись, взглянула ему в лицо.
— Маме было больно; когда доктор делал укол?
— Не очень. — Он почувствовал, что к горлу подступает очередной спазм, и заторопился. — Солнышко мое, сейчас врач выйдет из спальни, и я думаю, маме было бы очень хорошо, если бы ты пошла к ней, укрыла одеялом и полежала с ней. Пока она спит, но когда проснется, очень нужно, чтобы кто-нибудь из нас был рядом и смог оказать ей что-нибудь хорошее. Ты сможешь это сделать ради нее?
Она грустно кивнула.
— Ты кричал на меня… и толкнул…
— Я знаю. Прости меня, пожалуйста.
Глава 5
Они стояли у входной двери на солнце и внимательно смотрели, как он спускается по лестнице, цепляясь за перила. Один — широкозадый, высокий, другой — худощавый и пониже ростом. Оба с полицейскими значками на груди.
Он назвал им свое имя — Рубен Борн — и провел на кухню.
— Меня зовут Вебстер, — сказал высокий. — А это — Форд. Вы знаете, что это за яд?
Сидя за столом, он отвечал на вопросы толстозадого, пока тощий разглядывал подсохшие лужицы молока и осколки разбитой бутылочки на полу.
— Нет, не знаю. — Он подумал, что имена полицейских что-то смутно напоминают ему, но не смог сосредоточиться. Наверное, сказываются таблетки.
— Хорошо. Вы можете сказать, каким образом яд мог попасть ребенку?
— Могу. Он был в молоке, которое принесли сегодня утром.
— В молоке? — недоверчиво переспросил Вебстер и коротко переглянулся с Фордом.
— Да, в молоке. Наша кошка тоже умерла от этого. Я положил ее там, у лестницы в подвал. — Таблетки явно начали действовать. По крайней мере, собственный голос он уже слышал откуда-то издалека.
Форд поднялся и, осторожно переступая через осколки и лужицы, пошел взглянуть на кошку. Ему показалось, что полицейский идет очень медленно, и отвернулся. Со своего места за столом он мог видеть сквозь большое окно гостиной машину “скорой помощи”, которая отъехала от входа и теперь стояла на обочине, между двух елей. Он даже мог разглядеть длинноволосого водителя за рулем.