Испытание добродетели — страница 20 из 34

Они прошли в салон.

— Что вас интересует? — спросил Михаил.

— Ваши наблюдения. Отношения Монахова с помощниками, водителями, женами, дочерью. Учтите, что мне это нужно вовсе не для праздного любопытства.

— Я понимаю, — сказал водитель.

— В таком случае давайте начнем с самого Монахова. Можете его охарактеризовать?

— Нормальный мужик. Любил погулять, выпить, ценил красивых женщин. Умел пустить пыль в глаза. Был душой шумных компаний.

— Его отношение к женщинам?

— Бабником был жутким, — проговорил Михаил. — Иногда даже просил остановить машину, если видел красивую женщину на улице. Они ему редко отказывали, почти всегда соглашались сесть в машину. Случалось, что он велел мне выйти.

— Регина и Тамара знали?

— Догадывались. Думаю, что все понимали.

— Что скажете о его первой жене?

— Я знал ее не очень хорошо. Но, судя по всему, она его умела доставать. Пользовалась тем, что он всегда помогал своей дочери. Я несколько раз возил ее по разным местам. Красивая девочка, только очень капризная.

— Она часто бывала у отца?

— Не очень. Только тогда, когда ей что-то было нужно от него.

— Он ей не отказывал?

— Никогда и ни в чем.

— Его отношения с сотрудниками?

— Хорошие. Босса все любили и уважали. На каждый праздник особые премии раздавал. Подарки дарил. Щедрых и заботливых хозяев люди ценят.

— А с женщинами?

— Еще не поняли? — строго спросил Михаил. — Он пропускал через свою кровать буквально всех, без единого исключения.

— Начинаю понимать. А его отношения с Димой Апрелевым?

— Этот тип — настоящий помощник. Все может достать, принести, устроить, сделать, пробить. Но я бы ему не доверял. Парень себе на уме.

— Вы слышали что-то про Левана Солагашвили?

— Нет, не слышал. Может, кто-то и упоминал о нем, но я привык не прислушиваться к разговорам за спиной. Не припомню.

— В то утро вы уехали в полдень?

— Да. Примерно в это время. Я готовил машину, когда Александра Львовна принесла мне жареную курицу, завернутую в фольгу. Я даже удивился. Обычно Тамара Георгиевна никогда не брала с собой еду в город. У нее есть своя помощница, которая ей обычно готовит. Но чаще она заказывала что-нибудь в соседнем грузинском ресторане. Ей нравилась такая еда. Мать ведь у нее осетинка.

— Что было дальше?

— Ничего. Пришел Слава и забрал журналы и газеты для Тамары Георгиевны. Потом она вышла из дома, и мы поехали в город.

— Ничего необычного не заметили?

— Нет. Не заметил.

— Может, вы не обратили внимания, допустим, на то, что за вами кто-то следил?

— Нет. Никого не было. Нас учили следить за машинами в зеркала заднего обзора. Я всегда проверяюсь по старой привычке. Никакого хвоста не было. За нами никто не следил.

— Вы не видели этого охранника, который потом оказался в доме Монаховых?

— Нет. Никого не видел. Я сидел за рулем и ждал хозяйку. Нас так приучили. Мы выходим из машины только для того, чтобы открыть заднюю дверцу и помочь клиенту или хозяину сесть в салон.

— Вы поехали в город вместе с Тамарой Георгиевной. Как она себя чувствовала?

— Не блестяще. Я видел, что ей плохо. Даже предложил вернуться. Но она не захотела. Потом, уже в городе, когда мы проезжали мимо аптеки, Тамара попросила остановиться, но тут же передумала. Мы прибыли домой, и я остался ждать на стоянке. Долго сидел. А примерно в четвертом часу увидел, как подъехала «Скорая помощь». Оказывается, Тамаре сообщили, что погиб муж. У нее открылось кровотечение. Она угодила в больницу и потеряла своего ребенка. Я оставался у клиники до утра. Потом приехали ее родственники, кажется, двоюродные сестры с мужьями. Сергей Владиленович тоже появился. Жалко ее. Она хорошая женщина.

— В какую больницу вы поехали?

— В перинатальный центр на Севастопольском проспекте. Она там наблюдалась. У нее был свой доктор.

— Фамилию помните?

— Они говорили в машине. Кажется, Фейшелевич. Алексей Владиленович еще ругался, что она не могла найти другого.

— Почему? Насколько я понял, они с братом не очень любили кавказцев‑мусульман. При чем тут евреи?

— А кто любит евреев? — спросил Михаил. — Я когда работал наверху, такого на эту тему наслушался!..

— Интересно, как ваш бывший шеф жил со своей новой женой, учитывая ее осетинские корни?

— Осетины — православный народ. К ним у него претензий не было.

— А к евреям, значит, были?

— Это не мое дело. Просто слышал, что ему не нравился этот врач.

— Когда вы выехали из дома, кто там оставался?

— Сам Монахов, Александра Львовна и Слава, второй водитель. Больше никого в доме не было.

— Вы знали, что туда должны приехать его помощники?

— Мне обычно не докладывают. Но я знал. Слышал, как они разговаривали.

— Тамара Георгиевна тоже знала?

— Может, и знала.

— Вы никого не подозреваете?

— А разве я должен? Окно было открыто. Охранник влез в дом, видимо, хотел поживиться. Тут его увидел Монахов. Ну а дальнейшие события всем известны.

— Вы видели этого охранника?

— Видел. Он обычно совершал обходы территории.

— Вы считаете, что человек с такой комплекцией и ростом мог отобрать пистолет у вашего бывшего шефа?

— Не знаю. Я слышал, что Алексей Владиленович упал и выронил оружие. В таком случае охранник мог его забрать.

— Вы часто ездите в загородный дом после случившегося?

— Ни разу не ездил. Тамара там появляться не хочет. Я ее понимаю. Даже когда следователи позвали, она не смогла. Иногда Слава еду ей привозит, но она все отсылает обратно. Наверное, будет продавать этот дом.

— Вы никого не подозреваете?

— Только охранника, которого арестовали. Его фамилия Хасмамедов.

— Да, я знаю. Никого из окружения Монахова?

— Нет. Не думаю. Никого.

— Спасибо за разговор, — сказал Дронго, пожал ему руку на прощание, выбрался из автомобиля и зашагал к своей машине.

В загородный дом они приехали с большим опозданием. Их долго не пропускали, проверяли документы, позвонили сначала Александре Львовне, а затем и старшему Монахову. Только получив согласие Сергея Владиленовича, охранники наконец-то пропустили визитеров в поселок.

Слава ждал у дома. Это был тощий, довольно высокий, нескладный парень с каштановыми волосами и немного вытянутым лицом. Он был одет в брюки и пиджак не по размеру, явно ему маловатые, словно успел вырасти за последние несколько месяцев.

Дронго кивнул ему в знак приветствия.

— Это вы и есть эксперт? — уточнил Слава.

— Да. Меня обычно называют Дронго. Александра Львовна в доме?

— Да. Она тоже вас ждет. Ей уже звонили и предупреждали, что вы приехали.

— Тогда давайте пройдем в дом, — предложил Дронго.

В коридоре мужчины увидели Александру Львовну в белом фартуке. Из кухни доносились приятные запахи домашней выпечки.

— Пирог сделала, — сообщила Александра Львовна. — Хотя знаю, что напрасно старалась. Слава отвезет его Тамаре Георгиевне, а она опять оставит еду нетронутой. Я вообще в толк не возьму, почему получаю зарплату, если в моих услугах никто не нуждается.

— Вы должны понять эту женщину, — сказал Дронго. — Ей очень тяжело появляться здесь, в доме, после того как убили ее мужа и она потеряла ребенка. Я думаю, что Тамаре вообще не хочется вспоминать про этот дом.

— Наверное, вы правы, — согласилась Александра Львовна. — Но все равно это ее дом. Она должна будет рано или поздно сюда приехать. В спальне еще остаются ее вещи — платья, обувь, сумочки. Я, конечно, убираю, но она должна будет сама разобрать все вещи. У нее там еще остались в тумбочке две пары дорогих сережек. Нужно было их убрать куда-нибудь, чтобы не пропали. Но я не знаю, как сейф открывать. А держать в доме, когда здесь столько чужих людей ходит, тоже неправильно.

— Вам не сказали код сейфа? — спросил Дронго.

— Нет, не сказали. Сейф был открыт, когда Алексея Владиленовича убили. Они потом оттуда все забрали. Там и деньги лежали. Две большие пачки. Разные документы. Следователи все вынули, дверцу потом закрыли, а мне код не сказали. Я ничего не спросила, считала тогда, что нельзя лезть в это дело. А сейчас думаю, что напрасно не поинтересовалась.

— Вы уже говорили мне про деньги, которые забрали следователи, — напомнил Дронго. — Давайте пройдем в кабинет, и я постараюсь открыть сейф, — предложил он.

— Вы знаете код? — удивилась женщина.

— Не знаю. Но догадываюсь.

— Там такая система, что если вы три раза неправильно набираете код, то замок сразу блокируется на двадцать четыре часа. Мне так следователи говорили. Но тогда дверца сейфа была открыта.

— Посмотрим, — сказал Дронго.

В кабинете он подошел к окну. Да, с улицы можно было легко сюда влезть, потом спрыгнуть обратно и побежать в другую сторону.

Он обследовал стену рядом с окном. Вот отверстие, проделанное пулей. Она ударила с некоторым наклоном.

«Нужно внимательно изучить все это, прикинуть, откуда был произведен выстрел, — подумал Дронго. — При этом надо учитывать, что Алексей Монахов лежал в противоположном углу кабинета».

— Вы тоже прыгнули в окно? — спросил он, поворачиваясь к Славе.

— Да, — сказал тот. — Но я быстро подвернул ногу и упал.

«У него такие длинные, нескладные конечности, что в этом нет ничего удивительного», — подумал Дронго.

— Вы хотели открыть сейф, — напомнила Александра Львовна.

Дронго подошел к книжной полке, легко отодвинул ее в сторону. Он посмотрел на дверцу сейфа. Кажется, в новом фильме про Шерлока Холмса тот угадал код замка по жировым отложениям на нем. Но в этом случае можно было перепутать порядок цифр. Нужно знать код. Здесь он четырехзначный. Значит, комбинаций может быть девять тысяч девятьсот девяносто девять. После третьего неправильного набора кода замок блокируется на сутки.

— Так вы знаете код или нет? — нетерпеливо спросила Александра Львовна.

Она уже сожалела, что разрешила пройти сюда этому непонятному сыщику.