— Не поменял. Неважно, кто именно дал деньги Хасмамедову, нанял его. Апрелев или Солагашвили. Понятно, что у последнего гораздо больше денег и возможностей. А самое главное — ненависти. Он сильнее других хотел уничтожить Монахова, мешающего ему.
— Тогда при чем тут Левшова?
— Возможно, она была в курсе готовящегося преступления. Девица оставила Апрелева, вошла в комнату, достала оружие и передала его Хасмамедову, когда тот влез в окно.
— А Монахов спокойно стоял и смотрел на все это? — иронично спросил Дронго. — Или вы готовы выдавать любые фантастические версии, лишь бы настоять на своем и отправить дело завтра в суд?
— Не нужно меня обвинять, — хмуро проговорил Вавилов. — Вы прекрасно знаете, что там произошло. Это не только убийство Монахова. Его вдова потеряла ребенка, а теперь еще и погибла Левшова. Вам не кажется, что мы просто не имеем права оставлять все это без возмездия?
— Вы полагаете, что ваша версия на этот раз безупречна?
— Пока это только мои предположения. Но надеюсь, что теперь мы все точно узнаем. Когда наконец-то доставят Солагашвили.
— У него две судимости и обширные криминальные связи, — напомнил Гайдаев. — Из всех наших подозреваемых он особенно хорошо подходит на роль организатора преступления. У него был сильнейший мотив. Я перезвоню вашему свидетелю, Вавилов, и перенесу нашу встречу на четыре. Уже два часа. Сейчас привезут Солагашвили.
Вавилов согласно кивнул.
Через двадцать минут двое сотрудников полиции ввели в комнату Солагашвили. Он был мрачен, небрит. Его усадили за стол, не снимая наручников. Один из офицеров положил документы Левана перед Гайдаевым.
Дронго посмотрел на задержанного. На левой щеке у того виднелись свежие царапины.
— Вы тоже здесь, — устало сказал Леван Шалвович, кивнув Дронго. — Вся теплая компания в сборе. Я так примерно и думал. Без вас не обошлось. Вы, конечно, подсказали им, где и как меня взять.
— Не считайте нас идиотами, Солагашвили, — зло вставил Вавилов.
— Подождите, — попросил Гайдаев. — Давайте успокоимся и рассмотрим все по порядку. Вы ведь понимаете, господин эксперт, что не имеете права присутствовать при допросе подозреваемого.
— Мне уйти? — спросил Дронго.
— Нет, — сказал Леонид Леонидович. — Я разрешаю вам остаться. Итак, вы — Леван Шалвович Солагашвили? — спросил он арестанта.
— У вас же есть мой паспорт, — заявил Солагашвили и недовольно поморщился. — Зачем играть в эти глупые игры?
— Перестаньте паясничать, — строго приказал Гайдаев. — Отвечайте на мои вопросы.
— Хорошо. Я Солагашвили Леван Шалвович. Дальше идут год и место рождения, национальность, социальное положение, работа, прописка, гражданство. Все это я уже дважды проходил. Не нужно ничего повторять. Слишком неприятно вспоминать.
— Почему вы вдруг захотели уехать из России?
— Я, как и любой другой российский гражданин, имею законное право отправляться, куда пожелаю, — ответил Солагашвили.
— Вы решили сбежать в то государство, с которым у нас нет дипломатических отношений? — уточнил Гайдаев.
— Не забывайте, что я грузин. Кстати, в Грузию российским гражданам можно спокойно въезжать. Там дают визы на границе. Это сюда не пускают граждан Грузии, к большому сожалению.
— Хватит! — прервал его Леонид Леонидович. — Давайте без ненужного ерничанья. Итак, вы пытались срочно покинуть страну. Я могу узнать, почему вам это понадобилось?
— Не нужно меня допрашивать, — со вздохом сказал Солагашвили. — Все и так понятно. Предъявляйте ваши обвинения и вызовите мне в камеру врача.
— Почему вы уверены, что я отправлю вас в камеру? — поинтересовался Гайдаев.
— Иначе вы не стали бы снимать меня с рейса, — пояснил Леван. — Повторяю: давайте ваши обвинения и отправляйте меня в камеру. Как можно быстрее.
— Куда вы торопитесь? — спросил Вавилов.
— Я просто хочу отдохнуть от этой собачьей жизни. Вы же все равно повесите на меня убийство, — ответил Солагашвили.
Следователи переглянулись.
Дронго молча наблюдал за задержанным.
— Откуда вы знаете про убийство? — спросил Гайдаев. — Я вам ничего про это не говорил.
— Ну да, вы задержали меня в аэропорту и доставили сюда, чтобы узнать рецепт грузинского соуса ткемали.
— Еще раз говорю: прекратите паясничать, — потребовал Леонид Леонидович. — Что вы знаете про убийство?
— Знаю, что Монахова убил этот охранник.
— Про сегодняшнее убийство, — вставил Вавилов.
— Ничего не знаю. Просто вспомнил, с чего началась эта история.
Гайдаев и Вавилов снова переглянулись.
— Можно мне?.. — попросил Дронго, обращаясь к следователям.
— Давайте, — разрешил Леонид Леонидович.
— Как вы себя чувствуете? — спросил эксперт.
— Что? — Солагашвили явно смутился.
— Я спросил, как вы себя чувствуете. Вы ведь хотели врача.
— Ничего страшного. Просто слабость какая-то навалилась.
— Не уверен. По-моему, вы чувствуете себя гораздо хуже, чем хотите показать.
Солагашвили нахмурился, набрал в легкие воздуха, тяжело его выдохнул, покачал головой.
— Я с самого начала нашего знакомства понял, что вы не очень приятный человек. Видимо, справедливо опасался. Вам не говорили, что ваша манера общения вызывает у людей раздражение?
— Много раз. Тем не менее вы не ответили на мой вопрос.
— Идите к черту, — вспыхнул Леван Шалвович. — Я не буду больше отвечать на ваши вопросы. И вообще, кто вы такой? На каком основании меня допрашивает этот тип? Он разве следователь? Почему вы ему разрешаете? Это нарушение моих прав! Какой-то неизвестный субъект мучает меня в следственном комитете, а два представителя закона упрямо молчат!..
— Закончили? — спросил Дронго. — А теперь расскажите нам о результатах ваших анализов.
Солагашвили растерянно взглянул на эксперта.
— Какие анализы? — тихо спросил он.
— Те самые, на которых настаивала ваша сестра, — напомнил Дронго. — Вы говорили с ней о них в моем присутствии. Вспомнили? А теперь расскажите нам о результатах.
— Вы сошли с ума?
— Пока нет. Просто хочу вам напомнить, что через час или два следователи точно установят поликлинику или больницу, в которой вы делали анализы. Догадываюсь, что это место работы вашей сестры. Думаю, что час — это даже много. На это уйдет минут десять или пятнадцать от силы. Мы узнаем, где вы сдавали анализы и каковы их результаты. Теперь о Миле Левшовой. У нее на лице был кровоподтек, а у вас — свежие царапины. Я думаю, будет правильно, если мы предположим, что сначала у вас было бурное выяснение отношений, а затем вы ее задушили. Возможно, в состоянии аффекта, что смягчит вашу вину. В таком случае у вас будет совсем другая статья.
Вавилов хотел спросить, при чем тут анализы, но заметил предостерегающий взгляд Гайдаева и промолчал.
— Что вы хотите от меня? — тихо спросил Солагашвили, совершенно подавленный.
— У меня есть свои версии, но я хочу, чтобы вы сами все рассказали. Итак, сегодня утром вы получили результаты анализов и приехали к Левшовой, — сказал Дронго. — Я могу только догадываться, о чем именно вы говорили. Но вам не понравились ее слова. Сначала вы ее ударили, а потом задушили.
Солагашвили опустил голову. Он никак не комментировал слова Дронго.
— Почему вы молчите? — спросил Вавилов. — Вы были сегодня в квартире Левшовой?
— Был, — ответил Леван, не поднимая головы.
— Вы ее убили? — уточнил Гайдаев.
— Да, — негромко признался Солагашвили. — Я ее убил. Сначала мы поссорились. Я ударил ее по лицу. Она набросилась на меня в ответ. Ваши врачи могут осмотреть мое лицо и увидеть царапины. Эксперт прав. Мы серьезно с ней поругались. Я ударил ее по физиономии, она разодрала мне лицо и руку. Тогда я пришел в ярость и задушил ее. Даже не сразу понял, как это произошло. А потом ушел из дома.
— Тогда ваш приход и уход будут на камерах, — сказал Гайдаев. — Мы это проверим.
— Он признался, — сказал Вавилов и махнул рукой. — Это самое важное. Остальное — просто ненужная болтовня. Напишет свое признание, и его можно будет отправлять в камеру. Пусть обязательно укажет, как нанимал Хасмамедова для этого убийства.
— Какого Хасмамедова? — не понял Солагашвили. — Никого я не нанимал. При чем тут он?
— Вы организовали убийство Алексея Монахова, — не унимался Вавилов.
— Кто вам сказал такую глупость? При чем тут Монахов или этот Хасмамедов, неизвестный мне? Я с ним даже незнаком. О чем вы говорите?
— Две судимости, — презрительно произнес Вавилов. — Все правильно. Вы очень умно построили свою защиту. Даже без адвоката. Убийство в состоянии аффекта потянет лет на пять или шесть. А за организацию покушения на Монахова и создание преступной группы можно получить и пожизненный срок. Все точно рассчитано. А вы, господин эксперт, ему потакаете, — укоризненно произнес молодой человек.
— А вы не хотите предположить, что он говорит правду? — спросил Дронго.
— Теперь вы будете его адвокатом? — осведомился Вавилов.
— Нет, не буду. Просто он еще не знает, что часть бумаги осталась в руках у Левшовой. Это прямое доказательство его вины.
— Что вы себе позволяете? — крикнул Вавилов. — Как вы можете выдавать следственные тайны?
— Это была ваша бумага? — спросил Гайдаев у Левана, игнорируя негодование своего коллеги.
— Видимо, да, — ответил Солагашвили. — Я вырвал эту бумагу у нее из рук.
— Скажите, что там было написано, — потребовал Дронго. — Учтите, что медики легко установят точный диагноз.
— Да, — глухо произнес Леван Шалвович. — Я все понимаю. Очень глупо получилось. Ладно. Не будем об этом. В общем, мы серьезно поссорились, даже подрались. Она бросилась на меня, поцарапала мне лицо и руку. Я вспылил, стал ее душить. Опомнился только тогда, когда почувствовал, как Мила обмякла у меня в руках.
— Это вы уже говорили, — сказал Вавилов. — Но почему вы так разозлились? Мне непонятно.
Солагашвили опустил голову и молчал.