это держаться крепко до самой грунтовки.
Это куда хуже, чем когда Марио смеется над ее теориями, называя их оригинальными. Хуже, чем когда Совет светочей отверг ее, как ребенка с неуемным воображением. Потому что в этот раз речь о реальном кошмаре, который бродит поблизости и которого она видела собственными глазами, но ни одна душа ей теперь не верит. Она пытается рассказать этому Воскресенингу на квадроцикле – но бесполезно. На лесной парковке пытается рассказать прихрамывающей Бретте и Фатиме, у которой забинтовано запястье. Бесполезно. Она предпринимает еще одну попытку объяснить все Рейчел на обратном пути в усадьбу Воскресенингов. Никакого результата.
В итоге она решает прикусить язык. Если они не хотят ей верить, другого выхода пока нет.
– Я знаю, что ты вызывала подмогу, – говорит Рейчел, заруливая на парковку усадьбы, где мамин вольво пыхтит выхлопом в утренний воздух. – Но раз мы не успели добраться к тебе до того, как туман рассеялся, испытание оценивается как пройденное. Отличная работа, Винни. Мы очень гордимся тобой. Я тобой очень горжусь. Ты убила двух вампов и выстояла целую ночь.
Винни молчит. Она просто ждет, пока Рейчел припаркуется, вылезает из внедорожника и мчится к маме, которая чуть ли не выпрыгивает из машины. Изможденное бессонницей лицо Франчески озаряется восторгом – он вспыхивает, будто солнце за ее спиной.
– Как прошло? Как все прошло?
Ей Винни тоже не отвечает. Молча шагает к пассажирской двери и заползает внутрь. Натягивает ремень, глядя прямо перед собой, и ждет, пока мама переговорит с тетей Рейчел. Ждет, пока мама вернется в машину и тронется с места. Лишь когда они покидают парковку, Винни позволяет себе пошевелиться. Она сворачивается в клубок и тихо плачет.
Глава 29
Несомненно, мама беспокоится за Винни, но в то же время, кажется, интуитивно понимает, как умеют только мамы, что дочь надо сейчас оставить в покое. Дома она деликатно похлопывает Винни по плечу и говорит:
– Со мной тоже так было.
Потом не мешает Винни подняться по лестнице и скрыться в комнате, как в берлоге.
Но, оказавшись одна, Винни не может заснуть. Она знает, что надо поспать, но пока где-то бродит Ворчун, а ей никто не верит, она не в состоянии расслабиться и даже просто полежать с закрытыми глазами.
У нее даже не получается порадоваться, что она прошла второе испытание и подошла намного ближе к тому, чтобы стать полноценным охотником. Что ее семья, возможно, скоро избавится от наказания изгойством навсегда.
Факты таковы: она заснула на дереве. Позволила призрачным оленям убаюкать себя и поверила, что лес может быть прекрасным и чистым. Даже посочувствовала оборотню. А потом к ней подкрались вампы. А за ними пришел кошмар, убивающий любые кошмары.
Вот и доверяй после этого лесу. Лес жаждет одного – смерти, он умеет лишь предавать.
Винни сидит за столом и бездумно, словно загипнотизированная песнью сирены, начинает рисовать. Просто большие, размашистые линии карандашом, хотя карандашом никогда не пользуется.
Она сама не знает, что рисует. Не знает зачем. Прямые и изогнутые линии просто появляются под серебристым графитовым кончиком, который царапает по самой дешевой бумаге для скетчинга.
В гостиной рокочут голоса. Приглушенные, чтобы не побеспокоить Винни. Мама, отпросившаяся на утро, чтобы быть с ней рядом, беседует с Дэрианом и тетей Рейчел. Наверное, обсуждают, рехнулась Винни или нет.
«Не исключено», – думает она, глядя на серое лицо вампа, вытянувшееся от ужаса, с челюстями, распахнутыми в крике. Глаза чудовища потемнели от паники, страха и отчаянного желания жить, и это желание было более реальным, более настоящим, чем все, что Винни когда-либо рисовала.
Она выдирает страницу и сминает ее в кулаке. Полсекунды спустя смятый лист ударяется о ковер. Потом Винни срывает со стены геллиона. Хрусть. Шлеп. Потом дело доходит и до келпи. Три комка бумаги, на которые она больше никогда не хочет смотреть.
Винни нужно найти того, кто ее выслушает, а не сидеть тут и рисовать. Ей нужно найти Марио.
Вот почему каких-то пять минут спустя она, изо всех сил стараясь не шуметь, вылезает из окна комнаты Дэриана на крышу, оттуда на поленницу и спрыгивает во двор. На ней старые легинсы и еще более старая толстовка на молнии поверх футболки с длинными рукавами. Три таких разных оттенка черного, а толку ноль – жуть как холодно. Но ее кожаная куртка в шкафу на первом этаже, а ее чистая одежда… не существует в природе.
На семейном велосипеде Винни проезжает весь город за двадцать минут. Вместо грязи, которую она соскребла с себя в кипящем душе два часа назад, теперь пот и мокрый от дождя ветер.
Надвигается гроза.
Добравшись до усадьбы Понедельниксов, она не тратит время на то, чтобы пристегнуть велосипед перед главным зданием усадьбы. Если честно, маловероятная кража велосипеда каким-нибудь больным на голову светочем беспокоит ее сейчас меньше всего. Она скачет через ступеньку, поражаясь тому, что ночка высосала из ее тела не все соки. Винни понимает, что «едет» на остатках адреналина, но надо как-то проехать еще немного.
Она врывается в открытую дверь кабинета Марио, и что же? Его там нет. Она расспрашивает людей в коридоре, но такое ощущение, что сегодня его никто не видел. Когда она возвращается в кабинет, чтобы оставить на его столе записку, она обнаруживает кое-что на «Справочнике…». Это сосуд с жидкостью, похожей на кровь.
Винни направляется к сосуду, ведомая не какой-то конкретной мыслью, а скорее научным интересом – той самой частью ее разума, склонной все изучать и анализировать. Кровь похожа на обычную, человеческую, но на сосуде нет ярлыка. Ни следа печатной лабораторной наклейки. Просто сосуд с кровью стоит на «Справочнике…», который открыт на странице про…
Оборотней.
Наверху страницы изображение верфольфа в целом (в ее ксерокопии есть такое же), а внизу – более детальная анатомическая схема. В любой другой ситуации именно рисунки привлекли бы внимание Винни: она попыталась бы их запомнить, чтобы позже воспроизвести по памяти. Однако в этот раз ее заинтересовали оранжевые стикеры, приклеенные по всей странице.
Зубы Винни вновь начинают стучать. Один стикер: «Не подвержены действию солнечного света». Другой: «Не передается через укус». Третий: «Беспамятство в обличье волка». И последний, большими буквами: «ЧТО-ТО СОВСЕМ ДРУГОЕ?»
Винни не представляет, о чем речь в последней записи. А вот остальные говорят сами за себя. И не оставляют никаких сомнений, что Марио знал о появлении в лесу вервольфа уже давно. Тогда почему он в четверг реагировал на теорию Винни как на что-то высосанное из пальца? Она бы рассердилась на него, если бы не была так растеряна. И так встревожена по поводу Ворчуна.
Эта мысль заставляет Винни двигаться дальше. Она нацарапывает короткую записку для Марио и выходит обратно под дождь.
Пока Винни добралась до усадьбы Пятницки, она промокла сильнее, чем это казалось ей возможным. Не дождь, а кошмарный кошмар. Винни слезает с велосипеда возле боковой двери дома. Она тянется к звонку, почти не надеясь, что его починили за эти четыре года.
Смотри-ка, починили. Звонок эхом отдается внутри пустого дома. Дождь барабанит, но ее защищает небольшой навес крыши. Эта дверь ведет в прихожую со старым ковром, который за десять лет, что Винни была вхожа в дом, превратился из красного в красно-коричневый, потом почти в землисто-коричневый.
Винни успевает окончательно продрогнуть к тому моменту, когда в дверях появляется Джей.
Как обычно, он выглядит как полное дерьмо. Мятая одежда, джинсы порваны над левым коленом. Волосы торчат во все стороны, а у мешков под его глазами есть мешки. Такой вид, будто его в любой момент может вырвать.
– Ты же должен быть в школе, – бросает Винни. Она протискивается внутрь, отпихивая его плечом. Он насквозь провонял куревом.
– Ай. – Джей хватается за лоб.
Это заставляет Винни захлопнуть за собой дверь. Удар резонирует по всему дому.
Кажется, его и правда вот-вот вырвет. Ему приходится опираться о дверной косяк. Одной рукой он прикрывает лицо, а пальцы другой впиваются в древесину. Дождь лупит по оконным стеклам прихожей, и Винни по привычке разувается.
– Тетя дома? – Она скидывает один хлюпающий ботинок на пол. Потом другой. – Мне надо ее повидать.
– Ага, – говорит Джей. – Тут она.
Если он что-то и добавляет, Винни не слышит. Она уже топает вглубь дома в мокрых носках.
Перед ней открывается огромная кухня, которая почти никогда не используется. Исключение – дни клановых ужинов Пятницки. Винни всегда было жалко, что в этом просторном доме с обгоревшей башней живут только Джей и Лиззи. Усадьбы кланов строились как семейные гнезда, но Лиззи одинока, а родители Джея мертвы, и нет настоящей семьи, чтобы заполнить собой этот дом. Да и членов клана раз-два и обчелся.
Винни выходит из кухни через узкий коридор к шаткой черной лестнице. Парадная, конечно, тоже имеется, но в доме круглый год живут только Джей и Лиззи, и они обычно пользуются этой – винтовой, с деревянными ступеньками, которые так любят постонать.
Винни топает вверх. Темные панели стен освещены только серым светом, проникающим с улицы сквозь высокие окна во всю стену, от нижнего до верхнего этажа. Дождь покрывает стекло крапинками в ровном ритме печатной машинки.
Винни поднимается на второй этаж, изумляясь тому, как сильно могут меняться некоторые вещи, оставаясь при этом почти неизменными. Она поймала это ощущение в усадьбе Средансов, но сейчас оно в сто раз интенсивнее. Может, это оттого, что усадьба Средансов была заветным местом: поход туда доставался ей как награда в те счастливые ночи клановых ужинов. А усадьба Пятницки была территорией, где они с Джеем и Эрикой провели так много выходных, так много вечеров. Если Винни прямо сейчас повернет влево, в конце коридора упрется в комнату Джея. А если налево, найдет кабинет Лиззи, ее лабораторию, и в последнюю очередь будет ее спальня.