Винни с удивлением обнаруживает, что ее так и тянет повернуть влево.
Но она туда не поворачивает, а шагает прямиком в лабораторию Лиззи, на знакомый звук стука по металлу и свистящего пламени сварки. Войдя в эту комнату, бывшую просторную гостиную, Винни застает Лиззи над лабораторным столом, с лицом, заключенным в защитную маску.
Лиззи поднимает взгляд от металлического штатива. Потом опять смотрит вниз. Потом снова вскидывает голову, и пламя ее паяльной лампы меркнет.
Проходит несколько секунд: Лиззи рассматривает Винни, а Винни рассматривает лабораторию.
Помещение выглядит как раньше, но, пожалуй, еще более захламленным, а стеклянные двери на балкон над садом (или тем, что от него осталось) явно не видели тряпки и чистящего средства уже несколько месяцев. Или даже лет. Разномастные полки нагружены книгами, бумагами, а еще на них больше мензурок и пузырьков, чем Лиззи пригодится за всю жизнь, особенно если учесть, что химия не ее специальность.
Она инженер, электрик, механик, даже немного айтишник, о чем говорят компьютеры, выстроившиеся в ряд вдоль левой стены. Они могли бы сойти за музейную коллекцию «ЭВМ трех последних десятилетий».
Лиззи поднимает щиток маски. Это высокая женщина с широкими плечами и крепким телосложением и при этом умопомрачительно красивым лицом. Медовые глаза и золотые волосы, всегда уложенные косами вокруг головы, делают ее похожей на скандинавскую принцессу. Одета она в свой обычный серый комбинезон.
– Уэнзди Вайнона Среданс, – объявляет Лиззи.
Винни внутренне съеживается, услышав свое полное имя. Представление ее мамы о «преданности» воистину жестоко. Но Винни не подает вида: сжимает челюсти и шагает через комнату.
– Какие люди в моей лаборатории! – Лиззи опускает паяльную лампу. – И боже мой, девочка, ты же насквозь промокла. И замерзла, наверное. Дай-ка я поищу тебе сухую…
Винни останавливает ее жестом:
– Надо поговорить.
И, не дожидаясь согласия, начинает свое повествование. Да, она замерзла, и с нее на пол лаборатории откровенно льет вода, но она не может об этом думать, пока кто-нибудь – да кто угодно – не выслушает ее рассказ о Ворчуне.
А рассказ ее звучит намного яснее, чем то, что она сбивчиво наговорила тете Рейчел под действием паники. И все равно ей кажется немыслимым точно описать увиденное. Слова ограничивают даже сильнее, чем рисунки:
– Представь себе сломанное радио внутри выхлопной трубы. Или… удар кувалды на дне моря. И ты как бы смотришь на все это через витраж. Вот как это было, Лиззи.
Винни продолжает, рассказывая о стае вампов и, наконец, о тумане, а приятное удивление на лице Лиззи сменяется каменисто-серой бледностью.
– А Марио в лаборатории не оказалось, – завершает рассказ Винни, – и я отправилась к тебе. Ты должна что-то предпринять.
– Да уж, – говорит Лиззи, глядя в никуда.
Ее разум уже устремился вперед. Она с отсутствующим видом расстегивает верх своего комбинезона, чтобы стянуть его до пояса. Как и у Джея, под верхним слоем одежды надета белая футболка. Наверное, их закупают мелким оптом.
– Марио рассказывал мне, что ты это видела, – сообщает Лиззи, приглашая Винни следовать за ней через комнату к компьютерам.
Подойдя к самому новому из них, она нажимает на какую-то клавишу, чтобы его разбудить. Компьютер гудит.
– А еще у меня есть та запись с камеры наблюдения… – Она тыкает мышкой в нескольких меню и запускает уже знакомое Винни видео. – Это же оно, да?
Винни вздрагивает, просматривая запись во второй раз.
– Да. – Кап, кап, кап. Вода льется с ее штанов. – Оно самое.
– Хорошо. Я немедленно уведомлю Вторниганов.
Видео заканчивается; Лиззи нажимает на повтор.
Но Винни понимает, что смотрит куда-то в сторону. Она дрожит, и это не только от холода. Она думает о рисунке вампа, который только что сделала. Она думает о реальном кошмаре, который ее на это вдохновил.
– Так оно, говоришь… сжалось? – уточняет Лиззи.
Она открывает приложение для заметок и начинает клацать по клавишам. Ровный ритм спотыкается о беспорядочный стук дождя на улице.
– С появлением рассветного тумана?
– Выглядело так.
– Феноменально, феноменально… – Лиззи бросает Винни зеленоглазую улыбку. – Может, они хотя бы после этого разрешат мне поставить в лесу камеры.
– Но… – Винни окидывает взглядом всевозможные незаконченные изобретения по всей комнате. – Туман ведь выводит камеры из строя.
– Только не эти. – Восторженная улыбка Лиззи трансформируется в хитрую ухмылку. – Племянник любезно соглашался брать с собой несколько штук в пятничные ночи, и все камеры выдержали. – Она печатает все быстрее, снова не сводя глаз с экрана. – Ну, по крайней мере, они выдержали одну ночь… или бо́льшую часть ночи.
А на фоне видеозапись с Ворчуном замерла на том моменте, когда лес был подобен рыбьему глазу, застрявшему в астральном протуберанце.
Кап, кап, кап. Вокруг ног Винни уже целая лужа, и чем дольше она тут стоит, тем сильнее мерзнет.
– Кстати, о Джее. – Лиззи не сводит глаз с экрана. Ее пальцы порхают без остановки. – Вы что, опять подружились?
– Нет, – вырывается у Винни. Жестче, чем она хотела.
Брови Лиззи подпрыгивают, словно она не знает, как это понимать.
– Ну а я вот рада, что ты здесь, – пожимает она плечом, – приятно видеть твое лицо.
– Ты могла смотреть на мое лицо когда угодно все эти четыре года.
Пальцы Лиззи все еще на клавишах. Такого резкого ответа она явно не ожидала. Да Винни, откровенно говоря, и сама от себя ничего такого не ожидала. Но она не отказывается от своих слов. Хотя бы потому, что это правда.
– Слушай, – Лиззи распрямляет спину, – общаться со всеми вами было против правил.
– И что с того? – Винни чувствует, что испепеляет Лиззи взглядом. – Давно ли тебя стали волновать правила?
– Справедливо, но я ведь советник, ты должна понять…
– Что, Лиззи? Что я там должна понять? Мы ведь все время были здесь, знаешь. Мама, брат, я. Мы оставались тут, в Цугута-фоллз, где все могли с нами видеться, но никто этого не делал из-за каких-то гребаных правил насчет изгоев. Вы… вы просто бросили нас, Лиззи. Без всяких объяснений, просто взяли и бросили.
– Я… – начинает Лиззи, но Винни не хочет это слышать.
Она рада, что пришла сюда, но слышать это не хочет. Не сейчас, когда она после многих бессонных ночей промокла до нитки и продрогла до костей. Когда где-то рядом разгуливает кошмар и у нее ушло несколько часов, чтобы найти того, кто воспринимает ее слова.
И она не хочет слышать это именно от Лиззи, потому что Лиззи не та, на кого Винни злится на самом деле.
Винни поворачивается спиной к компьютеру и лицом к двери. Ноги уносят ее с неожиданной скоростью. Такая откровенная злость – это на нее не похоже. Она даже сама не совсем понимает, что ее так распалило именно сейчас. Словно оставшийся от прошлой ночи адреналин разжег пламя, тлевшее последние три дня.
Теперь она понимает, что мама чувствовала в субботу.
Она находит Джея в коридоре. У него в руке фланелевая рубашка. Рубашку Джей, несомненно, приготовил для нее, но Винни не хочет ее брать и даже смотреть Джею в глаза. С их пристальным взглядом, в котором ни капли раскаяния.
– Давай отвезу тебя, – предлагает он, когда она практически бежит по коридору.
Издалека Винни замечает, какой теперь он чистый, волосы у него мокрые, и одежда на нем свежая.
– Там льет как из ведра, Вин, а ты и так насквозь мокрая.
– Ага. – Она замирает на верхних ступеньках. Дождь лупит в стекло. – Мокрая, но раньше тебя такое не волновало. Скажи честно, Джей: почему ты мне помогаешь? Не потому ли, что я прошла первое испытание?
– Нет.
– Не потому ли, что я перестала быть радиоактивной и тебе теперь позволительно быть моим другом? Теперь, когда на мне эта сияющая печать одобрения светочей?
– Нет, Винни. – Он тянется к ней, но она отстраняется. Его протянутая рука падает. – Все совсем не так. У меня были свои проблемы, понятно?
– Нет, – обрубает она. – Нет, Джей, непонятно. Ты был моим лучшим другом. Вы с Эрикой. И ты был мне нужен, но тебя рядом не было.
– Теперь я рядом.
– Да, только, видишь ли, ты опоздал на целых четыре года.
Винни выхватывает у него рубашку – благословенно сухую, а потом летит вниз по ступенькам, чтобы снова попасть под дождь.
Джей остается на месте.
Глава 30
Маму Винни дома не застает: Фрэн уже ушла на смену в продуктовом магазине. Винни ощущает начало простуды. Все болит, горло начинает опухать. Лодыжка тоже отекла. Рубашка Джея недолго сохраняла сухость, пока Винни ехала домой на велосипеде. Совершенно продрогшая, она раздевается, заползает в постель и наконец вырубается.
Ее сон ужасен, а пробуждение еще хуже. Хоть в школу не надо – и на том спасибо.
Нет желания говорить о минувшей ночи или о банши. Нет желания связываться с Маркусом, изображающим, что они друзья. Никому, кроме медведя на двери, не разрешается сегодня на нее смотреть.
А ведь раньше Винни не замечала, что его глаза как бы следят за ней, за каждым ее движением.
Четыре года она жаждала снова стать светочем. Чтобы ее вновь привечали в усадьбе Средансов, в клане, на тренировках у Воскресенингов.
А еще она всю жизнь хотела стать охотником. И вот она вроде бы все это получила, но все совсем не так, как она надеялась.
Это отчасти связано с тем, что она высказала Лиззи и Джею – и о чем недавно в сердцах говорила мама: почему это теперь все готовы чуть ли не в задницу их целовать?
Это во-первых, а во-вторых, Винни по-прежнему приходится жить с ложью о банши, которую она не убивала. Но хуже всего то, что все ощущения совсем не такие, какими они ей запомнились.
Она вспоминает, как они с Эрикой хохотали на заднем сиденье фургона Марсии. Как они с Джеем прятались в пыльном чулане, пока Эрика их искала, – вот такая уныленькая версия «сардинок»