[20] на троих. А еще вспоминает, как папа готовил ужин почти каждый вечер, потому что заканчивал свою работу усадебным садовником намного раньше, чем мама заканчивала работу Ведущим Охотником. Дэриан тогда тоже еще жил дома, и все было совсем по-другому.
Винни была не настолько наивной, чтобы думать, что все это вернется, если она восстановит статус семьи в сообществе светочей…
И все-таки она была, была немного наивной. И теперь, глядя на знамя с медведем из своего убежища под одеялом, она почти мечтает снова ощутить на себе слезы банши. Они смыли с нее столько яда. Они от столького ее освободили, а теперь все это снова начинает воспаляться внутри.
Винни срывает с себя одеяло и неуклюже вылезает из кровати. Ее ноги пинают скомканные рисунки кошмаров, и те катятся по ковру. Винни хватает какой-то джемпер, выходит из комнаты и, пошатываясь из стороны в сторону, идет по коридору – туда, где ее ждет лаз на чердак (лодыжка еще ноет, но жить можно). Подтащив складную табуретку из комнаты Дэриана (у которого, естественно, есть специальная табуретка, чтобы дотягиваться до верней полки шкафа), она сдергивает скрипучую деревянную панель.
Старая пыль сыплется на Винни. Винни кашляет, кашель вызывает сопли, и ей приходится бегать в ванную сморкаться аж три раза. И принимать лекарство.
Чуть менее сопливая после лекарства, Винни раздвигает лестницу и карабкается на чердак. Она тянет за свисающий шнурок, включая одинокую лампочку, которая освещает скаты крыши и старую розовую изоляцию.
Вещей на чердаке немного. Мама никогда не была собирателем хлама, а папа был суперорганизованным (если честно, это от него Дэриану досталась страсть к четким линиям и контейнерам). Так что ей предстоит исследовать всего несколько коробок: в одной – всякий праздничный декор, в другой – старые малышовые вещи. Мама утверждает, что хранит их на случай, если они однажды пригодятся Винни или Дэриану, но настоящая причина всем известна: мама очень сентиментальна. И последняя коробка: в ней-то Дэриан, видимо, и нашел медальон.
Это самая большая из трех коробок. Заглянув внутрь, Винни обнаруживает завернутые в пупырчатую пленку часы бабушки Вайноны и кружку дедушки Фрэнка и… еще одну коробку. В ней, как полагает Винни, хранятся вещи, оставшиеся от папы.
Винни берет эту коробку. Ведь за этим она сюда и залезла. Она всегда подозревала, что мама выбросила не все папины вещи, а медальон – тому подтверждение.
Это большая коробка из-под обуви – скорее всего, в ней когда-то были зимние сапоги. Приподняв крышку, Винни находит несколько старых рисунков, которые дарила папе. Он любил цветы, и Винни пыталась рисовать тюльпаны, гвоздики и золотарник. Все рисунки ужасные – она тогда только начинала, а растениями никогда не интересовалась.
Странное чувство щекочет ее изнутри – одновременно теплое и тяжелое. Будто ей грустно видеть эти цветы – грустно, что папа не забрал их с собой (это просто смешно), но приятно, что их сохранила мама.
Она и так знала, какая мама потрясная и какой папа мерзкий, но теперь у нее еще и полная коробка доказательств.
Под старыми рисунками Винни обнаруживает фотографии. Настоящие, из тех времен, когда вместо телефонов еще часто использовали фотоаппараты, а вместо облака – пленку. На снимках – мама и папа, ненамного старше, чем Винни сейчас. Как и Дэриан, мама на год уезжала в Университет Херитедж. Ее мать, бабушка Вайнона, погибла, сражаясь со стаей геллионов, сбежавшей из леса. Мама была так раздавлена, что резко отказалась от всего связанного с охотниками и светочами как таковыми. И Совет выдал ей разрешение на отъезд, сопровождаемое обычными предписаниями: «Ни с кем не говорить о лесе, никогда не упоминать светочей».
Однако в отлучке мама, как и Дэриан в свое время, осознала, что ее место в Цугута-фоллз и охота у нее в крови. Она скучала по лесу, несмотря на то, как много он у нее забрал. Но в тот год она как раз встретила Брайанта, выпускника факультета ландшафтного дизайна. Он был старше на четыре года и почти закончил магистратуру. Он умолял Фрэн не бросать его, когда она уезжала домой, и они каким-то образом тайно встречались, пока он доучивался. А потом мама привезла его в Цугута-фоллз, где, как и любой чужак, он подвергся тщательной проверке клана Средансов, прежде чем его приняли в городе.
На первом фото, оказавшемся перед Винни, у папы крайне неудачные усы и бакенбарды и широкая улыбка счастливейшего человека на свете. Он держит под руку маму, которая тут намного моложе, чем сейчас. Мама прислоняется к нему, и вид у нее спокойный: она в безопасности. Винни уже забыла, что мама может быть настолько расслабленной. Должно быть, снимок сделан за пределами Цугута-фоллз: за спиной у родителей незнакомое здание.
Винни шмыгает носом и вытирает сопли платком из кармана. Следующее фото. Тут папа и мама уже на фоне этого дома. Мама держит руки на животике, хотя животика еще толком не видно. А дом выглядит намного лучше, чем сейчас.
Да и мама тоже. Она улыбается. И папа улыбается. Счастливые, благостные и влюбленные. Разве этот человек похож на тайного врага? Разве этот человек может замышлять предательство своей семьи и кражу секретов светочей для дианов? Этот человек получил одобрение Средансов и готовится стать папой.
Внезапно Винни перестает понимать, зачем сюда полезла. Она бросает фотокарточку обратно на стопку и берет крышку, чтобы закрыть коробку, но тут замечает что-то под фотографиями. Это не цветочный рисунок и не снимок, это конверт. Красный, как тот, что пришел в ее день рождения.
Винни снова шмыгает носом. Она трет глаза. Потом отодвигает фотографии в сторону. Сомнений быть не может: это та самая открытка. Копнув глубже, Винни понимает, что таких конвертов тут восемь. Четыре адресованы ей, четыре – Дэриану. По одной за каждый год папиного отсутствия.
А Винни-то думала, что мама относит их в Совет.
«Погоди, погоди, – говорит она себе. – Ты же видела, как мама уходит. Получается, она отдавала их Совету, но те их по какой-то причине вернули».
Но когда Винни дрожащими руками возвращает открытки в обувной ящик, она осознает очевидный факт: все конверты, кроме одного, не распечатаны. Мама никогда их не отдавала. А если она скрывала их год за годом… не только от Совета, но даже от самих Винни и Дэриана… что еще она может скрывать?
Под стук собственных зубов Винни извлекает открытку из конверта. Открытка простая, белая. И Винни читает то, что написано папиным печатным почерком с беспорядочно разбросанными точками над «ё»:
С 1-3-М Днём Рождения, Винни!
Жаль, что меня нет рядом.
Под гнётом обстоятельств мы оказались в разлуке,
не можем обнять друг друга, повеселиться и сделать новое семейное фото.
Как те, что мы ставили в рамочках в гостиной. Береги себя.
С любовью,
Папа
Винни мгновенно догадывается: это секретный шифр. «С 1-3-М» – это из игр, в которые они играли. Конкретно эта – разновидность «охоты на мусор»: они оставляли друг другу послания в книгах в исторической библиотеке Понедельниксов. Должно быть, папа оставил ей сообщение, полагая, что она прочтет эту открытку тогда, четыре года назад, и с тех пор это скрытое послание сидело в какой-то книге, где на него мог наткнуться кто угодно.
И не исключено, что кто-то уже наткнулся.
От этой мысли ей становится нехорошо. Словно сердце слишком сильно бьется о ребра. Она должна пойти и проверить, сохранилось ли папино послание. Потом уничтожить его, что бы там ни было. А еще надо прочитать остальные открытки, чтобы убедиться, что они не указывают на еще какие-нибудь сообщения, распиханные по книгам, которые могут попасть к любому светочу.
Но Винни не читает открыток – не сейчас. Она боится, что у нее разорвется сердце, если она сейчас же не перестанет смотреть на папин почерк. У нее все тело зудит от волнения, а в голове пусто. Как он посмел это сделать? Как он посмел? Да если бы она и прочитала его открытку четыре года назад, как? Как бы она попала в историческую библиотеку, будучи изгоем?
Винни рада, что мама не отдавала ей открытки. Но то, что мама не отдала их Совету, тоже к лучшему. Мама и Дэриан не знали об игре, в которую играли Винни и папа. Но в Совете шифр могли разгадать. И решить, что Винни, мама и Дэриан все это время были с папой в сговоре.
Винни покидает чердак, а глаза у нее почему-то болят от слез.
В этот вечер мама разрешает Винни выпить не один, а два бокала имбирного эля и съесть ведро куриного супа с лапшой с неповторимым вкусом «гурмэ-консервэ». Теперь они с Винни сидят на диване, укрывшись одним одеялом, которое знавало лучшие времена, а на телеэкране появляется нестареющий Джонни Субботон с неприлично прекрасным лицом. Объявив о том, что местная театральная труппа через неделю дает «Сон в летнюю ночь» (билеты по пятьдесят долларов), а «Неупокоенная дочь» ненадолго закроется на время установки новой плиты («Да чтоб тебя, Арчи, а предупредить?»), Джонни переходит к очередной сводке лесных происшествий:
«Вампов становится больше. На восточной стороне озера каждую ночь появляется гнездо мантикоры с детенышами. У водопада замечена мелюзина».
Винни трижды сморкается и делает два глотка чая, который уже не совсем горячий.
С каждой секундой возле мамы легкие Винни все сильнее раздуваются и, кажется, вот-вот взорвутся от вопроса: «Почему ты сохранила открытки? Ты знаешь, о чем в них речь?» Но пока работает телевизор, ей удается унять свою жажду ответов. И, по правде говоря, она не уверена, что хочет слышать мамины ответы.
Потом Джонни Субботон произносит те слова, которых она ждала:
«Совет также распространил предупреждение для всех жителей: в лесу бродит дневной скиталец».
Винни резко выпрямляется. Диван сотрясается.
«Пока Вторниганы не поймали этот кошмар, всем неохотникам рекомендуется избегать основного лесного массива, а также любых горячих точек. – Джонни запинается, словно телесуфлер сбил его с толку. Камера крупным планом передает, как бледнеет лицо ведущего. – Ух ты, так эти слухи об оборотне подтвердились. Бог ты мой».