– Проснись, Эмма. Проснись. Бог мой, проснись!
Веки Эммы, дрожа, приподнимаются, а глаза на миг встречаются с глазами Винни.
– Ты… нашла меня, – шепчет она с улыбкой на губах. – Рейчел будет… довольна.
– Что? – спрашивает Винни. Но до ответа ей сейчас нет дела. Она просто хочет, чтобы Эмма продолжала говорить, хотя и не уверена, что это ей на пользу. Винни не знает, что делать с такой травмой, а с охотниками никак не связаться.
Где их только черти носят?
– Преданность, – произносит Эмма, улыбаясь немного шире. Ее глаза как-то нехорошо стекленеют, и это тревожит Винни. – Мое испытание… заманить тебя, а твое… следовать. Вот только… – Она слабо хихикает, а из ее бедра сочится, пузырясь, кровь. – Не знаю, засчитают ли мне результат с такой раной. Гарпия… хорошо меня отделала.
– В смысле волк, – поправляет Винни, пытаясь переварить признание Эммы.
Эмма заманила ее сюда, чтобы доказать преданность клану.
А Винни, сама того не зная, пошла за ней, чтобы доказать свою.
– Да нет, – возражает Эмма, – гарпия. У камней. Появилась откуда ни возьмись.
Винни едва слышит это, едва кивает, потому что у нее в крови нарастает какой-то неведомый прежде жар, поглощая почти все ее внимание. Он пылающий. Он необузданный. От него мир становится четким, хотя ее глаза по-прежнему видят только сплошное пятно в оттенках серого. И он наконец останавливает бесконечно плывущие титры «Справочника…».
Она на третьем испытании, и Эмма тоже. Вот почему не приходят охотники. Вот почему Эмма «потеряла» туфельку – и вот почему туфелька была такой чистой. Теперь-то Винни видит: на Эмме лесные сапоги. А еще у нее на поясе ножны – сам нож лежит рядом, на устланной листьями земле.
– Думала, что… справлюсь лучше. – Эмма снова тихо смеется. – Но ты искала меня… дольше… чем я ожидала.
«Да, – думает Винни, – потому что я самозванка». Солгав про банши, она будто подожгла дорожку пороха, ведущую к пещере, начиненной динамитом. А теперь все взорвалось. Вместо того чтобы во всем сразу признаться, она сначала своей ложью загнала сама себя на дерево – и ведь уже тогда чуть не погибла. А теперь она получила это – разодранную ногу Эммы с красной кровью, стекающей в лесную серость. Словно кто-то взял раскраску по номерам и в шутку раскрасил не те фрагменты.
Винни не просто лгунья, как ее папа. Она гораздо хуже. Эмма теперь умрет, и виновата в этом будет только Винни.
Она заставляет себя посмотреть на блестящее от пота лицо Эммы. На струйку крови, стекающую из ее рта, как у вампа, только что прикончившего жертву. Тетя Рейчел и весь остальной клан решили, что Винни с этим справится. Они ей доверяли. Эмма ей доверяла. А теперь Эмма умрет, и Винни бессильна это предотвратить.
– А классная была вечеринка, скажи? – Эмма приподнимает руку, лежавшую на ноге. Ладонь влажно блестит от крови, а Эмма смеется. – А я ведь даже не пила шампанское. Только притворялась. Потому что… – Ее потухающие глаза ловят взгляд Винни. – Потому что… я, конечно… знала.
Она кашляет. Кашляет кровью. Капля попадает на лицо Винни. И это решает все. Винни охватывает ярость, поток мыслей останавливается, и все заливает яркий свет.
Еще ничего не кончено. Эмма еще жива. Даже если Средансы не явятся на помощь, Винни знает, кто поможет.
– Эмма, – говорит она, вскакивая на ноги, – я это заберу… на минутку.
Она снимает стеклянный кулон с шеи Эммы, та не сопротивляется. Просто наблюдает со странной, почти скучающей улыбкой, словно смотрит развлекательное телешоу. Винни откупоривает сосуд и вытряхивает на ладонь шипастый коготь банши.
Коготь поблескивает. Винни надеется, что поступает правильно.
– Можешь сосчитать до трех? – спрашивает она, наклоняясь к шее Эммы. – Давай вместе. Раз.
– Два, – отзывается Эмма.
– Три. – Винни втыкает коготь в шею Эммы.
Потом уже про себя снова считает: «Один. Два. Три». И вынимает коготь. Эмма не реагирует. Ее губы все еще улыбаются. Грудь все еще вздымается…
Но вот у нее медленно опускаются веки. Замедляется дыхание. Когда ее голова склоняется набок, к дереву, Винни щупает пульс. И хотя кожа Эммы опасно, опасно холодная, хотя пульс у нее вялый, как зима в лесу, девушка еще жива.
Яд, полученный из трупа банши, может применяться для вызова временной комы или имитации смерти, замедляя сердцебиение реципиента почти до остановки.
Винни пытается поправить очки, которых больше нет на носу. Потом она поднимается и убегает в ночь.
Винни не знает точно, где находится. Но уверена, что, если побежит на юг, окажется у Большого озера. А если она доберется до Большого озера, то найдет одну из камер Лиззи. Вот и весь ее план, от и до: добраться до Большого озера. Не погибнуть. И молиться о том, что Марио с Лиззи смотрят в свои камеры и услышат крик о помощи.
Охотничий нож Эммы крепко зажат в ее руке. В нем, как в зеркале, при каждом взмахе руки вспышками отражается ее лицо. Отражение Винни не нравится. Размазанная косметика. Грязь и кровь. Лицо без очков. Словно вся ее сущность целиком распалась до этих элементов. Словно это все, из чего она состоит, и все, чем вообще способна быть.
Никакая она не Среданс. Нет у нее внутри никакого «дела», что прежде всего. Только изорванное платье и ложь, свисающая, словно клочья спины банши.
Винни не представляет, который час. Наверное, около полуночи, если она правильно оценивает положение луны, которая, дразнясь, проглядывает между макушками деревьев, заостренными, как наконечники стрел. Все, что у нее есть, – это ноги, чтобы продолжать движение, и этот сверкающий нож, показывающий правду, которую она не хочет видеть.
С днем рожденья, шпионка!
Винни доходит до места, где земля начинает спуск. Мягкий скат – предвестник озера. Луна светит ярко – такая белая, что почти больно смотреть. Здесь почва переходит в песок, и деревья растут не так плотно. Винни не спрятаться от очистительного сияния луны.
Ей холодно. Ей жарко. Она не чувствует ног, а ее дыхание такое шумное, что способно призвать всех кошмаров в лесу.
Это и происходит. Только взобравшись на какой-то холм, Винни вспоминает – слишком поздно – предупреждение Джонни Субботона: «На восточной стороне озера каждую ночь появляется гнездо мантикоры с детенышами».
Под холмом, куда она залезла, как раз их гнездо. Она потревожила детенышей внутри.
И темная дыра в земле начинает извергать их, одного за другим, сотнями. Они белые, почти прозрачные, каждый размером с некрупного питбуля. Они такие же, как все трупики, которые Винни отвозила Марио, такие же, как существа на ее рисунках.
Только двигаются.
Мантикоры: собирательный термин для любых кошмаров с чертами скорпионов, хотя большинство из них имеет голову, подобную человеческой, на шестиногом теле с традиционными для скорпионов головогрудью и жалом.
В американском лесу у мантикор нет человеческой головы, и они имеют больше сходства с гигантскими жгутоногими пауками, или фринами. Хотя у них есть жала, способные вызвать болезненные, в некоторых случаях смертельные волдыри, наибольший вред причиняют кнутообразные отростки спереди.
Винни опускает свой нож, приседая, чтобы удар пришелся по первой мантикоре.
Как и у их природных сородичей, скорпионов, яд молодых мантикор окажется смертельным с большей вероятностью. Остерегайтесь жала.
Ее нож прорезает хитиновый панцирь. Жало отлетает в сторону прежде, чем ее нож маятником возвращается, чтобы пронзить еще хоть что-нибудь. Шатаясь на неустойчивых ногах, она рубит, и рубит, и рубит. Но этот нож не годится для серьезной битвы, а мантикор слишком много, чтобы их остановить. Они продолжают лезть из норы, щелкая длинными жвалами, тянут к ней свои зазубренные кнутообразные конечности.
Винни отрубает их, кнут за кнутом, жало за жалом, но убить ей ни одно чудовище не удается, а новые все наступают. Хуже того, Винни чувствует под землей грохот, и это может значить лишь одно: мамочка на подходе.
Винни натыкается спиной на жесткую сосновую кору. Она наносит еще пару ударов, отсекая жало, кнут, щелкающий коготь, а потом, улучив момент, боком обходит ствол дерева и бросается наутек. Этих малюток ей не одолеть, а мамашу и подавно.
Обгонять их тоже бесполезно. Шестиногие, они легко бегут по этой лесной земле, выстланной лунным светом. Единственное преимущество Винни в том, что она выше и ноги у нее длиннее.
Немного оторвалась.
Но земля продолжает трястись. Мама знает, что Винни здесь.
Винни сворачивает к озеру. Идея безумная. Шансы ничтожны – они зависят от еще большего количества «если бы», чем раньше. Вокруг Винни шуршат деревья и камни. Кнуты хлещут по деревьям шух-шух-шух. Мама движется быстро, замедляемая лишь собственными габаритами.
Винни оглядывается лишь один раз. Лес, слово приливной волной, наводнен полчищем извивающихся белых арахнид. Без очков Винни видит лишь пенящуюся, перемешивающуюся массу. А позади виден гребень всей этой волны – мамаша, размахивающая кнутами во все стороны, как взбесившаяся газонокосилка.
Больше Винни не оглядывается. Она уже почти на берегу. Двадцать громоподобных шагов. Десять.
Келпи: косматые водные существа, имеют очертания лошади, но при более пристальном взгляде можно заметить шерсть в виде водорослей и выпуклое тело, более приспособленное к высокому давлению на глубине. Охотятся они в полночь, ненадолго покидая свой глубоководный дом и выходя на берег. Легенды гласят, что они принимают человеческий облик, однако лесные келпи превращаются в высокие двуногие фигуры, более похожие на скелет, чем на живого человека. Вместо рук имеют щупальца, лишенные костей.
Во время охоты очень сильно привязаны к определенной территории. И хотя они не промышляют активной охотой на других кошмаров, известно, что они убивают кошмаров, посягнувших на их часть берега.
Но келпи здесь нет. Винни ничего не видит на берегу, кроме ила, камней и спокойной, наделенной разумом воды.