Винни держит путь на юг и не сбавляет скорость. Береговой песок ровнее, чем земля в лесу, но при этом мягче. Каждый новый шаг требует большей пружинистости, большей энергии от ног, защищенных лишь тонкой обувью. А впереди – камера, одинокая тренога, воткнутая в землю, в десяти шагах от тихого берега. Винни приходится сощуриться, чтобы ее разглядеть, но камера здесь.
Винни слышит сзади приближение мантикор, преодолевающих лес. Она ощущает, как земля сотрясается от топота их ног. Она слышит щелканье их широких хитиновых жвал, здесь лес его уже не заглушает. Но она успеет добежать до камеры. Успеет добежать и закричит в нее, и, может быть, кто-то придет за Эммой. Может, хоть она, щедрая, добрая, выберется живой из леса, в который Винни и заходить не имела права.
Винни почти у камеры. Мигает красный огонек – передача изображения идет. И впервые после прихода в лес Винни орет.
– На помощь! – вопит она в камеру. – Спасите! Эмма в лесу…
По правую руку Винни из воды поднимается келпи. Он выше ее ростом и похож на вампа в своей двуногой костисто-худой ипостаси. А вот и щупальца: два из них, длиной во все тело, тянутся теперь к Винни, словно для крайне неуклюжего объятия.
Винни срезает оба щупальца. В этом движении даже меньше изящества, чем в разрубании мантикор, однако результат ее устраивает. Рука вверх, нож наголо. Щупальце один, щупальце два.
Келпи рычит – своеобразный звук, предназначенный для водных глубин. За долю секунды до того, как ринуться к камере, Винни замечает на шее у существа жабры. А следом из воды выходят другие келпи, с таким же глубоководным рыком. И вот уже раздается хруст и треск панцирей мантикор.
А Винни добирается до камеры. Она срывает устройство с треноги и сразу пускается бежать дальше. Ее план сработал, но только частично. Келпи дерутся с детенышами мантикор, но их мать все равно идет сюда. Винни мчится, задыхаясь, и на каждом шагу пытается кричать в камеру:
– Эмма! Около… Каменной ямы! Ранена! Сильно! Найдите ее! Найдите ее!
Она повторяет это снова и снова, пока может держать камеру, а потом ей приходится освободить руку, хотя бы одну, для встречи с мамой-мантикорой. Хотя чем ей поможет единственный ножик против чудища размером с автомобиль?
Озеро кончается. Впереди деревья отвоевывают землю, а воды движутся, и завихряются, и несут себя к водопаду.
Ветер хлещет Винни одновременно с кнутами мантикоры. Они вот-вот прорежут ее насквозь, рассекут ее тело пополам, как это случилось с очень многими нонами, чью гибель Винни никогда не принимала близко к сердцу.
«Вот как они все погибали, – думает она. Шух-шух-шух. – Они погибали, как я». Все это время жестокую смерть она считала неотъемлемой частью жизни всех светочей и думала, что, делая себе своеобразную прививку созерцанием чужой смерти, не будет бояться собственной.
Но она боится. Боится и не хочет умирать.
Винни так сосредоточена на движении, на том, как оторваться от мантикоры или, может быть, добежать до деревьев и попытаться найти по-настоящему высокое, и она не замечает, как к ней бросается что-то белое. Пока оно не врезается в нее и не сваливает на твердую землю.
«Верфольф», – думает она, и в тот же миг над ней просвистывают кнуты мантикоры. Именно там, где только что было тело Винни.
Винни замахивается на волка, но обнаруживает, что потеряла нож. И понимает, что волк спрыгивает с нее и мчится к мантикоре. Это смазанное пятно, которого Винни не смогла бы разглядеть, даже будь на ней очки. Он движется слишком быстро, и Винни не тратит время на наблюдения. Если это то, что задумал дать ей лес, она это возьмет. И побежит.
В ту секунду, которая требуется, чтобы подняться, Винни не замечает нигде свой нож и решает оставить его. Она размахивает руками, она высоко поднимает колени – окровавленные, исцарапанные и приделанные к какому-то чужому телу с более умным мозгом.
Она почти добегает до деревьев, которые должны послужить ей укрытием, когда ее спину начинает скрести ветер. По тому, как у нее внутри все обрывается, Винни понимает, что это не природный ветер.
Температура тела падает. Все ее органы падают. Волоски на ее руках и волосы на голове повисают, словно к ним прикреплены крошечные ледяные грузики.
И приходит шепот.
Она не видит его. Просто знает, что оно здесь. Прямо перед ней, овевая ее ветром со звуками кашля и царапанья, какие издает Матильда, когда не может завестись. Оно громадное. Винни чувствует это, хотя и не видит. И оно голодное.
Винни ныряет вправо, в сторону озера. Больше некуда, потому что Ворчун наступает, отрезая ее от деревьев, как пес, пасущий овец.
Ей только и остается, что бежать прямиком к воде.
Если она залезет в эту воду, она погибнет. Если остановится здесь, тоже погибнет. Ветер хлещет ей в лицо, наэлектризованный и пахнущий расплавленной пластмассой. Он обостряет все ее чувства до предела, словно она закусила оголенный провод.
Пока она еще как-то бежит, но скоро придется делать выбор. Озеро или Ворчун.
Она выбирает озеро. Ее ноги поднимают брызги, и Винни пронизывает холод, но он кажется далеким, словно утопает в адреналине и электрическом шепоте. Она зашла в воду до середины икры, но здесь слишком мелко, чтобы нырять, и течение тянет ее за собой, продвигаясь к водопаду, который обрушивается вниз, хотя шума Винни уже не слышит.
Винни шлепает по воде вперед. Ворчун за ней. Надо как-то ускориться, но вода все никак не становится глубже. Почему она не становится глубже? И почему дно такое твердое?
Тут только Винни догадывается: она на скале. Вроде той, на которую Джей водил ее четыре дня назад. Как и тот выступ, который он ей показывал, эта скала ведет к водопаду. И Ворчун загоняет Винни туда. Этому кошмару проточная вода явно не помеха. Ворчун продолжает наступать на нее своим голосом, сотканным из черных дыр и битого стекла.
Течение очень быстрое, а осколки гранита под ногами одновременно гладкие и грубые. Нога Винни попадает в невидимую ямку. Она спотыкается. Падает в воду, поднимая ледяные брызги. Течение несет ее целую секунду, пока она не встает, промокшая и промерзшая насквозь, потерявшая балетку.
Она оглядывается, соображая, сможет ли так пересечь все озеро. Что, если получится дойти до того скалистого выступа на другой стороне, если просто достаточно быстро двигаться?
Но нет. Ворчун уже здесь. Теперь она это видит – колебание пространства, от которого у нее болят глаза. Мантикоры и келпи, воюющие на пляже, меняют форму. А у Винни кончилось место. Бежать больше некуда, потому что Ворчун не только сзади. Ворчун вокруг, повсюду, наступает со всех сторон одновременно.
Это конец для Винни. Впереди только озеро, что обрушивается в пенистую туманную темноту. Деваться некуда. Она пережила встречу с банши, и вампами, и василиском, и мантикорами, и келпи, и вервольфом. И все это, чтобы достаться Ворчуну. Существу, в которое никто не верит.
Она смотрит на водопад. И не видит ничего, кроме смерти, залитой лунным светом и зажатой между тенями. Но эта смерть хотя бы оставит след: ребятишки на завтрашнем трупном дежурстве найдут ничем не изувеченное тело.
Ты либо доверяешь лесу, Винни, либо нет.
Она прыгает.
Глава 39
Винни падает быстрее воды. Она несется сквозь сырой воздух навстречу тому, что – она надеется – не будет слишком больно. Она надеется на быструю смерть. Она надеется, что вообще не умрет.
Это длится вечность. Винни летит мимо смотровой. Пролетает деревья. И скалы, где вода свисает, словно плоть с когтей. Потом она видит белую-белую пену, в которую ей, видимо, и суждено упасть.
Ты либо доверяешь лесу, Винни, либо нет. За секунду до того, как ее ступни – одна обутая, другая нет – ударятся о реку, она решает, что да: доверяет. Целиком и полностью. В конце концов, до этого момента она как-то дожила.
Она прижимает скрещенные руки к груди, вытягивает мыски и закрывает глаза.
Какое жесткое приводнение! Словно ее хватили по ногам кувалдой: ударная волна прошла сквозь каждую клеточку ее тела, сомкнувшись над головой. А затем ее окутывает холод. Винни глубоко вонзается в бассейн, о существовании которого не подозревала. Река тут же хватает ее, тянет и рвет на части, словно гарпия, пожирающая падаль. Винни совсем не может дышать, потому что в таком всепоглощающем холоде нет места для вдоха. Он высасывает каждую молекулу – все, что согревает ее изнутри.
Но она все еще жива. Она знает, что еще жива, потому что, когда она пытается толкаться и цепляться, ее тело двигается. Вода – паук, а Винни в паутине. Чем активнее она барахтается, тем, кажется, глубже утопает. Она ничего не видит. А слышит только непрерывный рев водопада. И каждое движение выходит слабее предыдущего.
Как же холодно! Холод делает ее вялой, замораживая клеточку за клеточкой и превращая Винни в ледяную скульптуру. «Переохлаждение», – думает она, и из ее рта пузырьками вырывается безумный почти смех. Потому что она спаслась даже от Ворчуна, а теперь ей грозит какое-то переохлаждение.
А самое смешное, что с этим ничего не поделаешь. Каждая секунда, проведенная Винни под водой, – это еще одна секунда отморожения органов и превращения крови в ее венах в подобие фруктового льда. Она боится, что ей будет больно дышать, и при этом ей необходим воздух, но мучительнее всего холод, который держит ее в тисках.
И вдруг… отпускает. Вместо него приходит прекрасное тепло, тепло, как от поднимающегося тумана. Ее губы приоткрываются. Она впускает в легкие воду, слишком растерянная, чтобы это заметить, потому что холод ушел и она так счастлива.
Мир исчезает.
Винни не умирает. Позже она будет изумляться этому, но сейчас она в обмороке и даже не подозревает, что еще жива. Она трижды приходит в сознание на короткое время.
Первый раз, когда чувствует на своей руке зубы и видит, как вокруг колышется что-то белое. Перед тем как вновь потерять сознание, она замечает красные пятна среди шелковистой шерсти.