Винни еле волочит ноги. Сердце колотится сильнее. Весь мир кружится. Добравшись до шкафчика, она прижимается лбом к его неоново-желтым панелям. Двенадцать часов – это невообразимо далеко. И в то же время ужасающе близко.
А если она провалится? Винни старается – и весьма успешно – избегать даже мыслей о таком повороте, и все же: что, если она провалится? Если не сумеет найти кошмар, не сумеет догнать, не сумеет убить? Испытуемым дается лишь одна попытка. Никаких пересдач. Если она провалится, завтра утром снова вернется сюда изгоем. Снова будет делать вид, что не слышит, как все шепчутся, проходя мимо.
«Только не делай источник из моих костяшек, si?»
Что, если школа искусств – единственный выход? Мисс Морган окажется права, и Винни придется выкапывать бланк заявки со дна шкафчика. И всю оставшуюся жизнь она проведет рисуя… Рисуя что? Она даже не представляет. Во всяком случае, не кошмары.
Аромат бергамота и лайма заплывает Винни в ноздри. Потом знакомый голос спрашивает:
– Тебе плохо?
Винни отрывает лицо от металла и видит рядом Джея. Он облокотился на соседний шкафчик – ни книг в руках, ни рюкзака на плече. Складка на лбу намекает, что он дремал и только проснулся.
Серые глаза встречаются с глазами Винни и тут же скользят в сторону.
– Вервольф, – говорит Винни. Она поворачивается к нему и отзеркаливает его позу, опираясь плечом о шкафчик. – Вот что ты подумал утром, разве не так? Ты не думал на стаю вампов, ты думал на волка-оборотня.
– Хм, – отвечает он, глядя поверх ее головы. – Почему ты так решила?
– Потому что нашла ступни того половинного за пределами леса. На них были следы зубов. И, – добавляет Винни, – помню, ты говорил, что пришел по следам. Это были волчьи следы?
Джей не отвечает. Его внимание переключается на поток людей, уже не такой интенсивный.
– Уже поделилась с кем-то?
– Естественно. – Она теребит застежку куртки. – Я рассказала Марио.
– Больше никому?
– Ну, нет. – Вжик, вжик, вжик. – А должна была?
Она умалчивает о том, что всеми силами избегает контактов с Советом. В последний раз она ходила к ним по поводу убийства, которое, как она считала, могла совершить только мелюзина. Винни была уверена на все сто! Так они ее там на смех подняли, и вынести это было куда тяжелее, чем подколы Марио.
«Мелюзины никого не убивают», – сказал Драйден Субботон. А Марсия, мама Эрики, добавила: «Не кори себя, Винни. Ты не виновата, что у тебя так мало практики». Но произнесла она это так, чтобы было ясно: Винни, бесспорно, виновата и определенно должна себя корить.
– Если я права, Марио сам передаст инфу кому надо, – добавляет Винни. – Он ждет координаты места ликвидации от Средансов, чтобы все подтвердить.
– Интересно, – бормочет Джей тоном, даже не намекающим на интерес. Вид у него такой, словно он вот-вот заснет стоя. И до Винни вдруг доходит, что на самом деле Джей не ждет ее ответа, а как бы говорит: «Это не моя проблема, обсуди с кем-нибудь другим».
Он похлопывает ее по плечу со словами: «Ладно, хорошая работа, так держать». Потом отталкивается от шкафчика, очевидно собираясь уходить.
Но Винни хватает его за фланелевый рукав:
– Почему ты ничего не сказал?
– По поводу? – Он поднимает брови. Красная складка на лбу вытягивается.
– По поводу половинного. Мог ведь просто сказать, что это оборотень.
– Но мы же, – возражает он, отрывая ее пальцы от себя бережно, но решительно, – оба знаем, что ты бы не стала слушать. Извини, я пойду: мне пора на испанский.
– Типа тебя парит, что ты опаздываешь.
Джей не спорит. Просто взмахивает рукой и шагает прочь. И как бы он ни был противен Винни, она оценила, что он подошел ее проведать. Где-то внутри его изможденного тела еще живо сердце.
Глава 8
Идет дождь. Винни ждет перед зданием старшей школы Цугута-фоллз: за ней должен заехать Дэриан. Он настаивал, ведь у нее день рождения. Она согласилась, ведь это всегда лучше, чем местный автобус.
Винни ждет у школы в одиночестве. Она одна из шестнадцати учеников, которые не посещают усадьбу Воскресенингов после обеда, и единственная школьница, бросившая их тренировки против своей воли. То есть не потому, что мечтает однажды уехать из этого города. Остальные или уже уехали, или держатся вместе, особым кружком. Они спят и видят, как свалят из Цугута-фоллз, чтобы забыть мир светочей навсегда. Уж они бы ухватились за бланк мисс Морган и заполнили его без промедления.
А вот у Винни не было ни дня, когда ей хотелось бы уехать. Что касается Дэриана, он решил уехать через несколько лет после ухода отца. В отличие от Винни, он никогда не хотел быть охотником. У него была бюрократическая мечта: однажды возглавить клан Средансов и стать членом Совета светочей. Но папиными стараниями этой мечте не суждено сбыться.
Изгойство – даже временное – ставит крест на карьере в Совете навсегда. Если правила охотничьих испытаний очень кстати не упоминают изгоев, правила для вступления в Совет светочей предельно, до боли ясны.
И вот Дэриан отправился во внешний мир в надежде отыскать свое место там. Но после первого же семестра в Университете Херитедж он вернулся. Даже если он на всю жизнь останется мальчиком на побегушках в Совете, все равно ему лучше здесь, в том мире, который он знает. Дело светочей будет определять его личность до конца дней. Он всегда будет преданным до мозга костей.
«Культура гуще крови» – так говорил о кланах папа. И хотя Винни неприятно это признавать, своя правда в этом есть.
Винни и сама преданна насквозь. Цугута-фоллз – это все, что она когда-либо знала. Борьба с кошмарами – это все, чем она когда-либо мечтала заниматься. Ну и ладно, что другие рвутся из города. И даже мило, что мисс Морган видит в ней потенциал художницы. Но Винни предначертано быть здесь.
А вот и Дэриан на старом белом «Форде-Рейнджере» Эндрю. Наконец-то! Воздух наполнен моросью, и волосы Винни уже промокли насквозь. И джинсы, и худи. Новую куртку она в панике запихнула в рюкзак. А вдруг кожа портится от воды? А вдруг именно эта вещь испортится? На всякий случай Винни решила ее снять.
Дэриан останавливается рядом с Винни, тормоза скрипят.
– Это на тебе очки, которые мама подарила? – спрашивает он, как только Винни распахивает пассажирскую дверь. Кожа у него землистая, без кровиночки. Это может значить только одно: сегодня работа на Драйдена Субботона далась особенно тяжело.
– Да, – вздыхает Винни, падая на сиденье. Рюкзак тяжело плюхается ей на ноги.
– Ходи лучше в старых.
– Не могу, – второй раз вздыхает Винни и сдергивает с себя очки. Новые линзы покрыты дождевыми капельками. – Мама очень расстроится. А что, прям ужасно?
Дэриан не отвечает. Лишь поправляет свои собственные очки на крючковатом носу. Ему, в отличие от Винни, достались от предков средиземноморские волосы Средансов: такие темные, блестящие и густые.
– Открой бардачок, – говорит Дэриан, сворачивая на главную улицу, которая разрезает Цугута-фоллз пополам.
Дождь разогнал прохожих, тротуары пусты. Слышно только, как дворники рассекают по стеклу пикапа.
И все вокруг серое.
Винни подчиняется. С легкой улыбкой на губах она быстро открывает бардачок. Надо сказать, Дэриан – ходячая сводная таблица с цветовой разметкой: он организует все, до чего дотягивается. Каждая вещь у него в своем чехольчике, для каждого предмета экстренной необходимости есть свой уголок (будь то спички, перекус или даже молоток для стекла на случай, если пикап окажется под водой).
Из него бы вышел заправский Четвергссон, чей семейный девиз: «Всегда наготове. Никогда без плана».
В одной из ячеек упорядоченного перчаточного ящика угнездилась крошечная коробочка серого бархата. Слишком маленькая для ручек, маркеров или скетчбука. «Все чудесатее и чудесатее». Винни вытаскивает и открывает ее, рассматривая при скудном свете мглистого дня.
Из коробочки выглядывает медальон: полумесяц и звезды, оттиснутые на матовом золоте. Символ светочей. А когда она расстегивает кругляш размером с ноготь большого пальца, находит там фотографию Дэриана с одной стороны и собственную с другой. Фотографии старые – ей тогда было восемь, ему тринадцать.
Она пытается улыбнуться. Она правда хочет, но выходит какая-то гримаса. И Винни бросается в слезы. Не просто плачет – икает и сотрясается от рыданий. Дэриан заруливает на парковочное место перед булочной Оделла Среданса.
– Господи, да что случилось? Винни, ты чего? – Он тянется к ней через сиденье, но Винни не переносит прикосновений, когда плачет.
– Я… (Ик!) иду… (Ик!) на испытание сегодня…
Дэриан, кажется, ничего не понял. Он хмурится, глядя на Винни, и сдвигает очки на лоб.
– Что-что ты делаешь?
– Я иду на испытание сегодня! – на это раз практически вопит она.
Потом тоже снимает очки и прячет лицо в ладони.
Как же стыдно! Она ведь не плакса. Но почему-то просто не может остановиться. Даже чувствуя, что Дэриан застыл рядом с ней. Замер, словно вамп, выслеживающий добычу. Замер, словно брат, не представляющий, что сказать младшей сестренке, бьющейся в истерике.
После нескольких минут глотания слез под щелканье дворников Винни удается взять себя в руки. Она вытирает глаза и шумно сморкается в салфетку, предложенную Дэрианом.
А он очень мягко, будто боясь ее напугать, переспрашивает:
– Значит, ты сегодня идешь на испытание. А тебе разве можно?
– Бождо. – Винни сморкается. Потом рассказывает, как проверяла «Свод правил» – даже скопировала соответствующие страницы. Любой светоч может принять участие в испытаниях в месяц своего шестнадцатилетия, но шанс только один. Провал означает конец карьеры охотника до того, как она успеет начаться.
Дэриан в растерянности. Его пальцы – на среднем кольцо, такое же, как у Эндрю, – начинают постукивать по рулю.
– Маме надо сказать.
– Так она меня не пустит.