Итак, мы набили 400 птиц, а затем западный ветер погнал нас домой, но нам все же пришлось пережить еще много тревожных дней из-за туманов и скал, пока мы наконец не вышли из пролива в море.
А до этих пор мы получали всего по полптицы в день. Мы палили перья, боясь их выщипывать, чтобы не повредить кожу, и съедали птицу вместе со всеми потрохами.
Теперь капитаном судна стал Роберт Байлот, и он взял курс на Ирландию, хотя Джуэт настаивал, чтобы идти на Ньюфаундленд; Джуэт утверждал, что там нам помогут наши соотечественники-рыбаки.
Так мы плыли много дней, и никто не мог с уверенностью сказать, где же мы находимся. Все это время мы были вынуждены обжаривать птичьи кости в свечном сале, добавляя туда уксус. Каждому человеку выдавался на неделю фунт таких свечей, ставших теперь для нас большим лакомством.
Тут умер Роберт Джуэт, а остальные впали в отчаяние, утверждая, что мы уже миновали Ирландию. Последняя птица была съедена, и людям стало уже безразлично, погибнет судно или нет. Капитан был вынужден не только выполнять свои обязанности, но и работать за всю команду, так как никто уже не надеялся выжить и не старался спастись.
Богу было угодно, чтобы в этом бедственном положении мы узрели землю и лодку, которая провела нас в Бирхейвен в графстве Корк. Здесь мы простояли несколько дней, надеясь на помощь ирландцев, но эти люди оказались столь бессердечными, что ничего не хотели делать, пока им не заплатят вперед.
И вот наконец в сентябре мы пришли в Грейвсенд, завершив тем самым наше плавание.
По возвращении в Англию всех, кому удалось выжить, арестовали и бросили в тюрьму, где они должны были находиться до возвращения Гудзона и его товарищей по несчастью, а в случае, если те не вернутся, обрекались на пожизненное заключение.
Однако дело кончилось тем, что чиновники Тринити-Хауз (лоцманского управления) взяли показания со всех уцелевших. Хотя их записи скудны, следует думать, что власти нашли достаточно веские оправдания действиям бунтовщиков, так как вынесли решение, текст которого приводится ниже, и оставшиеся в живых участники этого рокового плавания были освобождены.
24 октября 1611 года
Допрос команды этого судна, которая предприняла попытку совершить открытия в северо-западных водах, недвусмысленно показал, что капитан и остальные пропавшие без вести люди были высажены с корабля с согласия всех тех, кто ныне возвратился домой, причем все они были тогда здоровы.
Далее установлено, что зачинщиками заговора были Генри Грин и Вильям Вильсон, но Джуэт, которого они прочили в капитаны, также был о нем осведомлен.
Некоторые из них заявили, что Роберт Байлот, возвратившийся домой в качестве капитана, с самого начала был осведомлен о заговоре. Однако Приккет снял с него этот навет, заявив, что тому предложили вести судно лишь после того, как высадили капитана.
Все они обвиняют капитана Гудзона в том, что он похищал продукты, пробив дыру или проделав ход из своей каюты в трюм, и, судя по всему, подкармливал своих любимчиков, как, например, врача и других, а остальных держал только на обычном пайке, и это толкнуло тех, кто не получал таких привилегий, на бунт, вылившийся в столь резкую форму.
О Гудзоне же и его товарищах никто больше ничего не слыхал. И все же есть некоторые основания предполагать, что они благополучно высадились на берег в заливе Джемс и прожили еще много месяцев или даже лет, пока смерть не пришла за ними.
Глава третьяЧерная зима Йенса Мунка
Еще несколько лет подряд после экспедиции Гудзона некоторые ее участники совершали плавание на северо-запад. Так, в 1612 году Томас Баттон был послан в Гудзонов залив официально на поиски капитана. Одним из двух снаряженных для него судов было старое, но крепкое «Дисковери», которым командовал (на этот раз вполне законно) тот же Роберт Байлот, а сопровождал его не кто иной, как уже знакомый нам по его трагическому сообщению Абакук Приккет.
Эта экспедиция открыла устье реки Нельсон на юго-западном берегу залива, где она зимовала, но, судя по всему, не тратила много времени на поиски Гудзона, если вообще ими занималась. Все плавание Баттона окружено ореолом тайны. Оба судовых журнала и личный дневник Баттона так и не были опубликованы. Нам почти не известны детали этой экспедиции или ее действительные цели. В основном она интересна тем, что в ней приняли участие Байлот и «Дисковери». Поэтому мы можем считать ее как бы частью пролога к плаванию, которое им суждено было осуществить совместно. А это было одним из самых замечательных плаваний во льдах из тех, о которых сохранились хоть какие-то документы.
В 1615 году Байлот закончил пролог к своему великому предприятию, совершив третье плавание в Гудзонов залив. Он пытался тогда найти выход на северо-запад из тех вод, которые теперь носят название бассейн Фокс. Байлот провел «Дисковери» в еще не исследованный район за мысом Комфорт на северном берегу острова Саутгемптон. Но здесь непреодолимый лед вынудил их повернуть назад. Это плавание нельзя считать выдающимся, но благодаря ему завоевало самую прочную известность имя нового исследователя северо-западных вод — Вильяма Баффина, штурмана Байлота. Должность штурмана в те дни примерно соответствовала должности старшего офицера.
Ранней весной следующего года «Дисковери» еще раз отправилось в плавание. Командовал судном по-прежнему Байлот, а штурманом был тот же Баффин. На этот раз целью экспедиции было продолжить открытия Девиса и установить, что же находится за названным его именем проливом к северу и западу от Гренландии. Несравненное судно «Дисковери», носившее на себе следы былых схваток со льдами (оно плавало и в 1614 году под командованием неопытного капитана, который чуть его не потопил), не сдавалось и было готово к новым боям.
Обогнув мыс Фарвель, «Дисковери» начало пробиваться на север вдоль гренландского побережья и к 30 мая достигло тех же высоких широт, что и судно Девиса. И тут «Дисковери» показало, на что оно способно.
Войдя в залив Мелвилл, судно стало пробиваться через пак, которым была забита эта получившая столь печальную известность ловушка кораблей. «Дисковери» разбивало лед своим острым корпусом, маневрировало в узких разводьях и ловко избегало столкновений с айсбергами, которых так много в этом заливе. К 5 июля судно буквально протиснулось до 76-й параллели и уже было «сунулось носом» в пролив Смит. Но здесь лед усилил свою оборону и заставил «Дисковери» повернуть обратно. Однако судно продолжало свой путь в неисследованных водах, прошло вдоль западного берега нового моря, причем были открыты входы в проливы Джонс и Ланкастер. Южнее пролива Ланкастер полоса неподвижного льда помешала подойти к берегу. Так продолжалось до тех пор, пока «Дисковери» не вошло в пролив Камберленд, то есть оказалось в уже известных водах, откуда Байлот повел свое судно, с честью выполнившее задачу, на родину.
Таким было это шестое ледовое плавание «Дисковери» и четвертое, а возможно, пятое плавание Байлота. Больше официально ни о судне, ни о капитане ничего не сообщалось. Но какой важной вехой было это последнее плавание в жизни человека и корабля: они обошли вокруг всего ледового моря, которое мы ныне называем Баффиновым заливом, и открыли два пролива. Через один из них (пролив Смит) моряки позднее дойдут до Северного полюса, а через другой (Ланкастер) — до вожделенного Северо-Западного прохода. Каким выдающимся было это достижение, можно судить хотя бы по тому, что прошло еще два столетия, прежде чем другое судно добилось такой же победы над льдами Баффинова залива. За 200 лет в центральной и северной частях этого залива не появилось ни одного судна западных мореходов.
Подвиг «Дисковери» был столь необычайным, что последующие поколения в него вообще не поверили и сочли все это плавание просто-напросто выдумкой. Даже в 1812 году на картах этого района Арктики Баффинов залив вообще не значился. Обычно картографы наносили пунктиром выступ к северу от Девисова пролива и ставили надпись: «Баффинов залив по сообщению В. Баффина, 1616 год; в настоящее время это сообщение считается недостоверным».
Когда же пресловутый залив наконец был открыт вторично и оказалось, что старые карты Байлота замечательно точно и вполне достоверно воспроизводят действительность, произошло нечто парадоксальное. «Общество арктических путешественников королевского флота» и английские историки всю честь первооткрывателя приписали Вильяму Баффину, обрекая Байлота на полное забвение. Для этого были, вероятно, две причины. Прежде всего Байлот, думается, был человеком исключительно скромным и некрасноречивым, ведь все дошедшие до нас отчеты о плаваниях 1615–1616 годов написаны Баффином. Следовательно, некритически или пристрастно настроенным историкам XIX века не стоило труда разделаться с Байлотом. А эти историки были крайне пристрастны. Они никак не могли простить Байлоту ту роль, которую он сыграл в последней экспедиции Генри Гудзона, и полагали (а многие, видимо, и сейчас разделяют это мнение), что было бы аморально отдать ему должное. Ведь Байлот предпочел остаться на «Дисковери», чтобы впоследствии спасти и судно и команду, а не пойти добровольно на бесполезную смерть в открытой шлюпке вместе с Гудзоном. Ни один человек, на которого падала хотя бы тень подозрения в совершении столь низкого поступка, как участие в бунте против командира, не мог рассчитывать, что его оценят по заслугам викторианцы вчерашнего, да и сегодняшнего, дня.
Судьба Байлота отнюдь не исключение в анналах арктических исследований. Но ее, вне всякого сомнения, следует считать одним из самых вопиющих проявлений той несправедливости, которая неизбежна, когда мы доверяем оценку достижений такого человека профессиональным арбитрам бессмертия, наделяя их полномочием подвергать историю цензуре.