мье». За этой неприятностью последовала серьезная катастрофа: 30-тонная бригантина «Эскимо», всегда следовавшая за нами, была раздавлена льдами неподалеку от «Пальмье» и 12 человек ее команды едва спаслись.
Как бы то ни было, дрейфуя много дней вдоль берега, где нас постоянно бросало с борта на борт, мы наконец очутились совсем близко от мыса Дигс.
Мы уже давно жаждали встретиться с эскимосами. Это очень жестокий народ, с которым до сего времени никому не удавалось вести торговлю. Наконец, 19 числа мы увидели нескольких эскимосов на льду. Они кричали нам что-то издалека и подпрыгивали, держа в руках одежды из шкур оленей и других зверей, видимо, желая показать их нам.
Нельзя было упускать столь благоприятный случай. Г-н Мартиньи, приняв все меры предосторожности, чтобы не стать жертвой эскимосов, направился к ним на ялике в сопровождении четырех-пяти хорошо вооруженных людей. Высадившись на льдине, где стояли эскимосы, он увидел, что их было человек девять, причем добрались они сюда на лодке, которую втащили на лед. Сойдя на льдину, Мартиньи протянул двум выступившим вперед туземцам трубку мира; остальные пока оставались у края льдины.
Трубка мира у дикарей Севера связана с неким таинством. Символизируя мир, она отличается оригинальной формой, значительной длиной и изготовляется обычно из красного, черного или белого камня. Чашечка ее хорошо отполирована и изображает боевую палицу, а мундштук украшен иглами дикобраза и короткими разноцветными нитками[49].
Итак, при этой встрече Мартиньи подарил эскимосам кисет и трубку мира. Он закурил первым, чтобы показать, как это делается, а затем протянул трубку туземцам. Остальные семь человек держались в отдалении, но, убедившись, что мы действуем с добрыми намерениями, подошли к Мартиньи с радостными восклицаниями. Они что-то кричали на высоких нотах, припрыгивая и потирая себе животы. Это, видимо, считалось убедительным доказательством дружбы и честного намерения вести с нами торг. Туземцы дали понять Мартиньи, что у них есть немало вещей для торговли. Но, намереваясь заманить эскимосов на судно, Мартиньи сказал им, что у него с собой ничего нет, и пригласил их следовать за ним. Как он ни настаивал и ни увещевал туземцев, они ему не доверяли. Тогда Мартиньи лег на лед, давая тем самым понять, что согласен стать заложником, если один из эскимосов отправится на судно. Но туземцы потребовали двух заложников за одного, и тогда солдат морской пехоты Гранвиль остался с Мартиньи. Поднявшись по трапу почти на самый верх, эскимос увидел кого-то из наших людей, одетых в черное платье, и так испугался, что едва не бросился в море. Но матрос, видя, что привел гостя в ужас, протянул ему нож, и тогда тот согласился подняться на борт. Впрочем, очутившись среди большой толпы, эскимос, судя по всему, ничуть не испугался. Он приплясывал и издавал крики изумления, глядя на машину, которая, видимо, показалась ему каким-то чудом. Но когда туземец увидел пылающий в кухне огонь, он издал истошный вопль, опасаясь, что такое сильное пламя вызовет пожар. Насколько нам известно, эти люди редко греются у огня, ибо в проливе нельзя встретить ни одного дюйма почвы, ни одного жалкого кустика. Если они и разводят огонь, то вместо дров пользуются тюленьим и моржовым жиром.
Мы предложили эскимосу пирог, в ответ на что он всячески изъявлял свою благодарность. По-моему, ни один народ не говорит так быстро. По произношению язык эскимосов напоминает баскский: говорят они, почти не раскрывая рта, и все же дикция у них отчетливая. Эскимосу дали также кусок хлеба, который он ловко запрятал за пазуху, притворяясь, что жует. Мы не показали виду, что заметили это, но поняли: гость боится, как бы его не отравили. Тогда мы откусили кусочек от другого ломтя и протянули его эскимосу. Теперь он съел хлеб. Когда же мы забыли пригубить вино из протянутого ему стакана, гость тоже вылил его себе за пазуху. Нам пришлось потом отпивать и откусывать от всего, чем его угощали. Звон серебряной вилки так понравился гостю, что он быстрехонько отправил ее туда же, куда спрятал пирог и хлеб. Когда я вернулся с ним на льдину, где находились его товарищи, они все столпились вокруг меня, издавая крики и подпрыгивая. Я сделал туземцам несколько подарков, а они, несмотря на мои возражения, настаивали на том, чтобы разоблачиться и отдать мне свою одежду. Мне же захотелось узнать, неужели они действительно не чувствительны к холоду.
Прием, оказанный нами их товарищу, побудил эскимосов послать еще двух человек на борт. Их встретили там так же радушно, как и первого гостя. Эскимосы разделись догола, и я заметил, что они стыдились, если кто-нибудь смотрел на них. Мы подарили им короткие штаны, причем не заметили никаких признаков того, что они страдают от холода. А ведь им предстояло пройти три мили до островов Дигс. Один из эскимосов, уходя, предложил мне кусок сырого мяса морской птицы, который я съел в его присутствии. Он издал крик радости и в свою очередь стал обсасывать сырое бычачье сердце, которым мы его угостили.
После полудня на льдину, где мы охотились, пришли еще двое эскимосов. Они также меняли свою одежду на ножи, ножницы, иголки, колокольчики, медные монеты, игральные карты, старые ноты. Все, что бы мы ни предлагали, казалось им весьма ценным. Поскольку эти люди ни с кем торг не вели, они не захватили с собой пушнины, но в этих краях наверняка имеются лучшие в мире меха.
Хотя мы находились уже у входа в Гудзонов залив, войти в него нам не удавалось. Весь лед, сосредоточившийся в этом огромном бассейне, устремился теперь в пролив. Течение приносило все новые ледяные горы, и мы вынуждены были отклоняться от курса. Из-за этого «Пеликан» отнесло течением более чем на восемь лиг назад в пролив. 25 августа, поставив все паруса, мы пошли через льды, ибо значительно отстали от трех других кораблей, которые к тому времени были уже у конца пролива, и теперь спешили их догнать.
Вдруг на «Профоне» заметили, что к ним приближаются три корабля. Командир «Профона» Дюг сначала принял эти суда за корабли нашей эскадры. Они приближались медленно, вместе с течением. И вдруг, к своему изумлению, Дюг увидел совершенно неожиданное зрелище. На них надвигались три английских корабля с 56-, 36- и 32-дюймовыми пушками. Дюг немедленно отвел корабль от льдины и, невзирая на опасность, помчался к ледяному полю, предпочитая такой поступок сдаче. Ведь на его корабле были весь провиант и боеприпасы для экспедиции к Форт-Нельсону. Англичане начали его преследовать. Сериньи и Шартрье на кораблях «Весп» и «Пальмье» хотели пойти на помощь Дюгу, но прочно застряли во льду. «Профон» тоже застрял вблизи от английских кораблей «Деринг» и «Гудзонс-Бей». 26 августа около девяти часов утра начался морской бой. Дюг атаковал англичан; они осыпали его корабль ядрами, рвавшими оснастку на куски, ибо на «Профоне» бой могли вести всего две пушки, установленные у задней стенки помещения для орудий.
«Гемпшир»[50] с 56-дюймовыми пушками на борту не мог до вечера присоединиться к другим английским кораблям. После боя, продолжавшегося десять часов с перерывами, все три английских корабля дали бортовой залп по «Профону» и ушли, не сомневаясь в том, что он пойдет ко дну. На «Профоне» было четверо убитых. Противник тоже наверняка потерял нескольких человек, ибо на льду валялись оторванные руки. Что касается нашего корабля, то мы не участвовали в этом славном сражении, про которое можно сказать, что то был первый в истории морской бой среди льдов.
Тут «Пеликан» вынесло течениями в Гудзонов залив, и у наших моряков были все основания радоваться, что они освободились из ледового плена. Подул свежий бриз, который немало нам помог, когда мы взяли курс на юго-запад.
3 сентября 1597 года мы подошли на «Пеликане» к Форт-Нельсону. Англичане дали несколько пушечных выстрелов, которые, судя по всему, должны были служить сигналом для кораблей, поджидавшихся из Англии. Мы стали на якорь в трех с половиной лье к юго-западу от этого форта, в открытом море. Нас удивило, что мы не встретили там «Пальмье», «Веспа» и «Профона», которые должны были прийти раньше нас. Ведь они находились у мыса Дигс, когда мы еще стояли во льдах.
На рассвете 5 сентября с подветренной стороны показались три корабля, которые мы приняли за свои. Снявшись с якоря около семи утра, мы пошли к ним, подавая сигналы, на которые те не отвечали. Тогда мы сообразили, что имеем дело с английскими кораблями, и действительно, то подходили «Гемпшир», «Деринг» и «Гудзонс-Бей».
Все люди находились на своих местах. Мичман Ла-Саль и солдат морской пехоты Гранвиль командовали нижней батареей, а Бьенвиль (брат г-на Ибервиля) и солдат морской пехоты шевалье Лигонде — верхней. Г-н Ибервиль попросил меня командовать на баке и отразить атаку противника с отрядом канадских французов, если англичане попытаются взять нас на абордаж.
Неприятель построился в кильватерную колонну. Впереди был «Гемпшир», за ним «Деринг» и последним — «Гудзонс-Бей». Все они шли на близком расстоянии друг от друга. Бой начался в половине девятого утра. Мы пошли прямо на «Гемпшир». Там решили, что мы намереваемся брать корабль на абордаж, и спустили грот и марсели. После этого отказа принять бой мы пошли к «Дерингу» и перебили его грот нашим огнем, а затем, когда вперед вышел «Гудзонс-Бей», дали по нему бортовой залп. «Гемпшир», перейдя на наветренную сторону, выпалил из мушкетов по нашему баку и дал бортовой залп картечью, которым перебило фалы фор-марселя и фордуны брам-стеньги и бизань-штаги. Бой становился упорным, три неприятельских корабля вели по нашему судну непрерывный огонь, чтобы его уничтожить.
«Гемпшир», убедившись, что ему не удастся навязать нам бой между мелью и двумя другими английскими кораблями и что все попытки, предпринимавшиеся им в течение двух с половиной часов, оказались бесплодными, старался уйти на нашу, наветренную сторону. Это ему не удалось, ибо мы стали бортом к нему, нок-рея к нок-рее. Когда мы оказались так близко друг от друга, я приказал дать из мушкетов залп по баку «Гемпшира», где скопилось много матросов, вызывавших нас идти на абордаж. Англичане немедленно ответили на наш залп картечью, которой разорвало на куски почти всю нашу оснастку и ранило много людей. Когда они проходили вдоль нашего корабля, наши батареи дали залп, который был так хорошо нацелен, что оказался весьма действенным. Едва мы успели разойтись, как «Гемпшир» тут же пошел ко дну. «Деринг», стоявший близко около нас, дал бортовой залп. Однако исход боя оказался катастрофическим для англичан: «Гудзонс-Бей» спустил флаг, а «Деринг» обратился в бегство.