Судьба Франклина
Нельзя было надеяться на разгадку тайны исчезновения Франклина, пока оставался неизменным характер официальных спасательных экспедиций. Леди Франклин, которую поддерживали некоторые арктические путешественники, бывшие не в чести у Адмиралтейства, добивалась, чтобы поиски были сосредоточены в районе к югу от пролива Ланкастер. Но морские лорды оставались глухи к ее просьбам. Итак, в 1852 году, когда Адмиралтейство предприняло свою последнюю попытку, оно опять направило спасателей не в тех направлениях.
В этом году сэр Эдуард Белчер, которого по праву можно назвать одним из самых невежественных и тупоголовых деятелей, был поставлен во главе экспедиции, направленной для окончательного разрешения загадки. С этой целью снарядили те же четыре корабля, которые в 1850 году участвовали в экспедиции Остина. «Резольют» и «Пайонир» (которым по-прежнему командовал Осборн) получили распоряжение следовать проливом Веллингтон, а «Ассистанс» и «Интрепид» (командование которым было доверено Мак-Клинтоку) должны были идти на запад через пролив Ланкастер в пролив Мелвилл. Последние два корабля дошли до Уинтер-Харбора, но решили там не оставаться и проследовали далее на запад, не найдя записки Мак-Клура. К счастью, одна из их санных партий, направленных весной 1853 года, еще раз посетила Уинтер-Харбор, подобрала эту записку, что и позволило спасти Мак-Клура и его людей. Когда санная группа подошла к «Инвестигейтору», почти все находившиеся на его борту были тяжело больны цингой. «Инвестигейтор» оставался во льдах, а его команду разместили на «Ассистансе» и «Интрепиде».
Экипажи этих двух кораблей под командованием капитана Генри Келлетта за две зимы, проведенные экспедицией во льдах, совершили ряд замечательных санных походов в исследовательских целях, что позволило нанести на карту берега островов Мелвилл и Принс-Патрик. Новый прорыв на Северо-Запад был сделан совсем не в том направлении и не дал никаких дополнительных сведений об экспедиции Франклина.
Тем временем Белчер совершал вылазки в районе пролива Веллингтон и почти так же далеко отошел от района, где, согласно инструкциям Адмиралтейства, должен был действовать Франклин, как и Келлетт. Затем, весной 1854 года, Белчер по совершенно непонятной причине приказал бросить все четыре поисковых корабля, отозвал все команды на остров Бичи, разместил их на транспортных судах и поспешил отбыть в Англию. Ироническим комментарием к этому паническому бегству явился следующий факт. Флагманский корабль Белчера — старый «Резольют» — примерно 16 месяцев спустя после того, как его бросили, самостоятельно вырвался из ледового плена и, не имея ни одного человека на борту, прошел, дрейфуя свыше тысячи миль, до мыса Дайер в Девисовом проливе. Здесь с ним встретилось американское китобойное судно. Когда китобои пришли в себя от изумления, вызванного столь неожиданным появлением одинокого судна, они снарядили туда команду, и по истечении некоторого времени корабль величественно пересек Западное море и возвратился в Англию, где его прибытие явно должно было произвести весьма своеобразное впечатление на Белчера.
После постигшей Белчера катастрофы официальные поиски Франклина были прекращены. Хотя флотилия Белчера не отыскала никаких следов исчезнувших участников экспедиции Франклина, она все же исследовала обширную часть арктических вод и островов. Не меньшее значение имеет и тот факт, что она помогла сформироваться совсем новому поколению полярных путешественников. Самыми яркими его представителями были два человека — Джон Рей и Леопольд Мак-Клинток.
По заданию «Компании Гудзонова залива» Рей до 1852 года совершил два замечательных сухопутных похода в Арктику и скоро понял, что выжить на Севере можно, лишь приняв условия, которые диктует специфика этого края. Он первым пришел к само собой напрашивающемуся выводу, что, раз эскимосы могут жить, путешествовать и преуспевать в Арктике, исследователям целесообразно подражать коренному населению.
Мак-Клинток тоже ближе других своих современников подходил к такому выводу и, подобно Рею, проявил умение приспосабливаться к обстановке, чего нельзя сказать ни об одном из более ранних исследователей, за исключением разве Джона Росса. В годы, последовавшие за крупнейшей неудачей Белчера, Рею и Мак-Клинтоку было суждено довести до общего понимания, что победы в Арктике не добьешься только одной силой.
Первым начал Рей. В 1853–1854 годах, когда Рей исследовал западный берег Бутии, передвигаясь на нартах, подобно эскимосам, он встретился с аборигенами, от которых получил первые известия о страшной катастрофе, постигшей большую группу белых людей. Речь явно шла о партии Франклина, погибшей на острове Кинг-Вильям или вблизи него. Рей сам не посетил арену этой трагедии, а поспешил на юг с этими потрясающими новостями. Англии они стали известны в начале зимы 1854 года, и страну как будто ударило током.
Широкая публика была возмущена и потрясена, узнав, что все участники экспедиции Франклина, несомненно, погибли от голода и холода и, что еще ужаснее, по-видимому, в последний момент стали людоедами. Общественное мнение обрушилось на Рея. Англичане охотнее верили, что потерпевшие кораблекрушение погибли не из-за упрямства и невежества своих руководителей, а были перебиты и съедены эскимосами. Леди Франклин, все еще надеясь и продолжая бороться за спасение мужа с упорством, достойным восхищения (уже истратив большую часть своего состояния на три не принесшие успеха частные экспедиции), не принимала участия в этой не особенно приятной полемике. Но она настаивала, что необходимо немедленно отправить экспедицию на остров Кинг-Вильям, чтобы восстановить полную и истинную картину того, что там произошло.
Адмиралтейство, да и все официальные круги отказали ей в поддержке. Они потеряли интерес к экспедиции Франклина и, видимо, стремились как можно скорее забыть об этом, не делавшем им чести событии. Но были люди, сочувствовавшие леди Франклин, и первым среди них оказался Леопольд Мак-Клинток.
Еще молодым лейтенантом флота Мак-Клинток впервые отправился на Север в составе самой ранней «вспомогательной» партии — экспедиции Джемса Росса в 1848–1849 годах. Он нередко участвовал в санных походах, проводившихся обычным в то время способом: матросы тянули тяжело нагруженные сани, а офицеры воздерживались от физического труда, причем почти или совсем не пользовались возможностью жить за счет местных ресурсов. Мак-Клинток сразу же распознал непроходимую глупость такого образа действий и во время следующего арктического плавания — с экспедицией капитана Остина в 1850 году — начал экспериментировать. Он не только пользовался облегченными санями и снаряжением, но и стремился в целом приспособить свой организм и снаряжение к особенностям Севера. Хотя сани по-прежнему тянули люди, эксперименты Мак-Клинтока оказались столь успешными, что, как мы видели, ему удалось совершить санный поход протяженностью 800 миль с острова Корнуоллис на Мелвилл; обратный путь был пройден им за 81 день.
С 1852 по 1854 год Мак-Клинток снова попал на Север с отрядом Келлетта из флотилии Белчера и на этот раз превзошел самого себя. Он успешно завершил один из величайших санных походов всех времен, покрыв более 1400 миль за 105 дней, и на пути открыл свыше 800 миль ранее неизвестной береговой линии.
Человек наблюдательный, находчивый, обладающий спасительным чувством юмора и непревзойденный по опыту арктический путешественник, Мак-Клинток был по праву первым, к кому должна была обратиться леди Франклин в своей последней попытке раскрыть тайну экспедиции, возглавлявшейся ее мужем.
18 апреля 1857 года леди Франклин оказала мне честь, предложив командовать снаряжаемой экспедицией.
Я обратился в Адмиралтейство с просьбой предоставить мне долгосрочный отпуск и 23 числа получил телеграмму от леди Франклин: «Отпуск разрешен „Фокс“ мой к переоборудованию приступаем немедленно». Она уже купила винтовую яхту «Фокс» водоизмещением 177 тонн и теперь передала ее вместе с необходимыми средствами в мое распоряжение.
Маршруты «Фокса» и санных походов Мак-Клинтока и Янга
Позвольте мне объяснить здесь, что мы подразумеваем под словом «переоборудование». Необходимо было убрать с яхты бархатные портьеры, роскошную мебель и все остальное, что не способствовало ее укреплению. Все судно предстояло защитить снаружи крепкой обшивкой, а изнутри поставить прочные поперечные бимсы. Маленький медный руль надо было заменить массивным железным, а на острый форштевень набить столько железа, чтобы он в конечном счете напоминал громадное, обращенное острием вперед долото. Наконец, как говорят о парижских омнибусах, мы были tout complet[85] и горели нетерпением поскорее отбыть.
На судно погрузили обильный запас провианта на 28 месяцев, включая консервированные овощи, лимонный сок и пикули из расчета, что все эти продукты будут выдаваться ежедневно, а консервированное мясо — раз в три дня. Мы также захватили столько крепчайшего эля, сколько можно было разместить на судне.
В ночь на 2 июля мы прошли через Пентленд-Фёрт[86].
Голые дикие берега Оркнейских островов, еще более дикие лоцманы, их громкие возгласы и непонятный диалект, резкие крики бесчисленных морских птиц, вой ветра и высокие волны — все это создавало впечатление, что мы внезапно проснулись и очутились в Гренландии. И действительно, 12 июля мы увидели южную оконечность этой покрытой льдом суши. Она носит необычное название — мыс Фарвель [«Прощай»]. Назвал ли так этот мыс какой-то плывший из Англии предприимчивый купец, уверенный, что, оставив за собой Гренландию, он уже нашел путь в Китай, или же, наоборот, это название придумал усталый и истосковавшийся по родине моряк, который с трудом вырвался из ледового плена на обветшавшем барке и твердо решил надолго проститься с этой безрадостной страной, — история так нам никогда и не откроет.