Что касается торговли с Гренландией, то она полностью монополизирована датским правительством. На эскимосов датские законы не распространяются. Но, гордясь своей номинальной независимостью, они дружественно относятся к датчанам и имеют для этого веские основания. В каждом округе есть лютеранский пастор, доктор и учитель, содержащиеся за счет государства. В их обязанности входит организация бесплатного обучения и оказание помощи населению. Когда эскимосы испытывают лишения, что нередко с ними случается в суровые зимы, им бесплатно раздается продовольствие.
Сделали ли мы, англичане, больше этого или хотя бы столько же для коренного населения наших многочисленных колоний и особенно для эскимосов наших территорий на Лабрадоре и на берегах Гудзонова залива?
31 июля мы стали на якорь в Годхавне на острове Диско, и здесь я повстречался с бывшими командирами китобойцев «Джипси» и «Андонтед» из Питерхеда, которые пять-шесть недель назад были раздавлены льдами в заливе Мелвилл. Здесь же нам предложил свои услуги в качестве каюра молодой эскимос, по имени Кристиан, и мы его наняли. Матросы основательно помыли и постригли эскимоса (мыло и ножницы были для него новинкой), а затем обрядили в матросское платье. Он чувствовал себя в нем явно неловко, но все же гордился тем, что похорошел и вызывает восхищение у своих соплеменников.
5 августа. Попутный ветер быстро нес нас на север от Диско; по пути мы встретили много айсбергов. Наши снасти были обильно разукрашены потрошеной треской, которую мы рассчитывали сохранить в вяленом виде. Однако после теплого дня в Диско и сильного дождя с южным ветром в Вайгате нам уже нельзя было употреблять эту рыбу в пищу, хотя она все еще годилась на корм собакам. Я прилагаю все усилия, чтобы пополнить свою свору. Собаки будут хорошими помощниками на месте. Без них немыслимо обыскать все земли, исследование которых было целью нашей экспедиции.
7 августа. Мы стали на якорь у Упернивика. И без того плохая погода непрерывно ухудшалась, и нам пришлось ограничить стоянку парой часов. Передали на берег последние письма, взяли на борт 14 собак, а также запас тюленьего мяса для них, после чего продолжали плавание.
Когда наконец мы уже были довольно далеко в открытом море и судно ночью легко шло под парусами, я улегся пораньше, надеясь выспаться. Прошлую ночь мне не удалось поспать. Мешало вполне естественное волнение за судьбу судна, прокладывавшего путь среди многочисленных опасностей. Кроме того, я боялся, что не удастся пополнить свору ездовых собак. Немало времени ушло и на то, чтобы написать последние письма, так как я знал, что переписка прекратится минимум на год. Теперь же, когда со всеми делами было покончено, передо мной зловеще предстала неопределенность наших перспектив. Огромная ответственность, которую я взял на себя, казалось, всей тяжестью обрушилась на мои плечи.
От таких мыслей у меня голова пошла кругом, а тут еще разразился сильный шторм, дружно завыли несчастные собаки на палубе, и с грохотом начали падать какие-то предметы. Все это долго не давало мне заснуть.
Нелишне будет отметить здесь для тех, кто этого не знает, что Баффинов залив зимой замерзает. Весной чудовищная масса льда (ее называют главный пак или средний лед) вскрывается и, дрейфуя на юг, преграждает путь с востока на запад.
«Северный проход» — путь вдоль северной кромки льда, «Средний проход» — путь через льды, а «Южный проход» — вдоль его южной кромки. Но случаются и такие сезоны, когда нельзя пройти ни одним из этих путей.
12 августа. Мы в заливе Мелвилл. Сегодня днем причалили к айсбергу, основание которого покоится на дне на глубине 58 саженей. Мы добрались сюда без особых трудностей, держась вдоль кромки среднего льда, но обнаружили, что льды надвигаются на острова Браун и, нагромождаясь поперек залива, преграждают путь на север.
Окружающая нас природа не скупится на чудеса, поражающие воображение наблюдателя и приводящие его в восторг. Нельзя сразу осознать все величие мощного ледника, который здесь заменяет берег и тянется непрерывно на 40–50 миль. Его отвесные края, в пяти-шести милях от нас, кажутся сравнительно низкими, но именно от них отделяются высочайшие айсберги. Кстати, айсберги можно уподобить обломкам конца ледника, а плавучие льдины — тончайшим стружкам.
Птицы и тюлени встречаются необычайно редко; кругом царит какая-то зловещая тишина, нарушаемая лишь айсбергами, откалывающимися от породившего их глетчера. Тогда раздается грохот, напоминающий отдаленные раскаты грома, и через шесть-семь минут до судна доходит волна, легонько его покачивающая.
16 августа. Более прекрасное утро трудно вообразить. Айсберги сверкают на солнце, слабый ветер поднимает лишь легкую рябь на темно-синей поверхности моря. Но, кроме этого, в четыре утра ничего утешительного с наблюдательной вышки увидеть не удалось. Никаких изменений во льдах, преграждающих путь на севере, не произошло, и я поэтому решил пройти обратно вдоль кромки пака на юго-запад в надежде, что где-нибудь подальше от берега наступила желанная перемена.
Пока мы шли во льду, открылись большие разводья. К полудню поднялся юго-западный ветер, и мы поставили все паруса. Разводья становились все шире, а наши надежды на быстрый переход через залив Мелвилл усиливались по мере возрастания скорости хода. Мы неизменно придерживаемся заданного курса вопреки любым препятствиям.
19 августа. По-прежнему господствует сильный юго-восточный ветер, от которого плотно сжимается лед; хмурое небо и снег. Все приобрело грозный, специфически зимний колорит. Мы плотно зажаты во льдах: руль и винт сняты. Снова преобладает юго-восточный ветер, а короткий остаток лета быстро убывает. Это заставляет меня больше волноваться о будущем, чем о настоящем. Вчера погода улучшилась, и, работая 13 часов подряд, мы сумели вывести корабль из маленького разводья на большое пространство чистой воды и продвинуться на полторы мили.
20 августа. Никакого дрейфа льда в желаемом направлении нет; вынужденная неподвижность крайне мучительна. Движения льдин сводятся к тому, что они все теснее смыкаются, а небольшие полыньи и разводья еще больше сужаются. Температура упала, и теперь она, как правило, ниже точки замерзания. Я тем острее переживаю наше тягостное положение, что мы не можем позволить себе такой роскоши, как потеря времени.
Каждый вечер матросы играют на льду в мяч. Петерсен — наш толмач — и юный эскимос Кристиан неустанно выслеживают тюленей. Если тюлень здоров, то, убитый, он мгновенно всплывает на поверхность. Мы застрелили уже несколько тюленей; их печень, поджаренная с беконом, превосходна на вкус.
24 августа. Прекрасная погода с очень слабым северным ветром. За последние два дня нас отнесло дрейфом на семь миль к западу. Лед уже сомкнулся в сплошной пак так плотно, что можно пройти по нему много миль в любом направлении. Мои частые посещения наблюдательной вышки ничего утешительного не приносят. Как мучителен для меня этот ледовый плен, может понять лишь тот, кто сам его пережил. Пока команда еще не подозревает, в какое трудное положение мы попали.
27 августа. Ужасающая неизбежность зимовки в паке Баффинова залива постепенно все глубже проникает в мое сознание. Но не надо писать об этом, достаточно, что я беспрерывно думаю о такой перспективе. Мы можем обозревать всю береговую линию залива Мелвилл — от мыса Уокер почти до самого мыса Йорк. Петерсен неустанно охотится на тюленей, стремясь обеспечить пищей собак. Он сообщил, что тюленя следует поражать в голову: «Если вы попадете в мясо, будет нехорошо», — добавляет толмач. Это означает, что раненный в туловище тюлень легко уходит под лед.
30 августа. Вчера мы, как обычно, верповали судно, и оно продвинулось на 10 футов. Дальше узкий проход преградил торос, казавшийся на первый взгляд совсем небольшим. Убрать торос своими силами мы не могли, и пришлось подорвать двухфунтовый заряд. Но когда торос на поверхности был раздроблен, из-под низу появилось такое количество битого льда, что мы не только не устранили препятствие, а, наоборот, его усилили. Это один из многочисленных примеров крайне тяжелых условий, в которых приходилось продвигаться среди льдов нашему маленькому судну, а у нас не хватало рабочих рук, силы пара и движущей силы, которые позволили бы раздвинуть льды.
13 сентября. Ртуть в термометре в полдень упала до –17 °F. За последнюю неделю нас отнесло на 18 миль к западу. Мы добыли 43 тюленя на корм собакам. Один пес пропал, а оставшиеся 29 собак сожрали двухдневную порцию тюленьего мяса (60–65 фунтов) за 42 секунды! Кости были заранее удалены, мясо разрезали на мелкие кусочки и разложили на снегу, и только после этого собакам позволили бежать к «обеденному столу». Такой способ кормежки уравнивает шансы сильных и слабых, не оставляя времени для драки.
18 сентября. Полосы чистой воды протянулись во всех направлениях, но ближайшая находится в полумиле от нас. Разводья появились слишком поздно. Опоздала и смена губительного для нас юго-восточного ветра на северо-западный. Минувшей ночью температура упала до –2 °F. Наконец-то мы находимся в «Северных водах». Старый лед распространяется во всех направлениях, но молодой, образовавшийся за последнюю пару недель, держит нас в плену.
Мы обречены провести здесь долгую зиму если не в праздности, то абсолютно бесполезно в относительно опасной обстановке, подвергаясь лишениям. Несмотря на это, матросы как будто чувствуют себя превосходно, вернее, они беспечны, как и подобает настоящим морякам.
27 сентября. У нас принято вымачивать солонину в течение нескольких дней, перед тем как употреблять в пищу. Для этого мы кладем ее в сеть, которую спускаем в воду через прорубь. В это утро сеть порвалась, и от нее остался только один кусок. Наверное, наши 22 фунта солонины съела акула. Интересно было бы знать, по вкусу ли ей пришлась такая пища. Даже эскимосская собака, которая жрет все что попало, сдохла бы от такой порции солонины.