Там капитан и оставил пленника, не проявляя к нему никаких признаков враждебности, и тотчас же стал знаками объяснять ему, что, если он сумеет доставить пятерых людей обратно, его немедленно отпустят. Но чужеземец, судя по всему, не понял, чего хотел от него капитан, и поэтому его оставили на судне под надежной охраной.
Это все происходило на глазах остальных его товарищей, которые держались на расстоянии полета стрелы от корабля. Они пришли в изумление, тут же посовещались между собой, а затем весьма поспешно отошли к берегу, издавая громкие вопли или вой наподобие волков или иных лесных зверей.
Капитан со своим судном провел там остаток этого дня и весь следующий, но так ничего и не узнал о своей лодке и людях. После чего, оставив на судне чужеземца в качестве пленника, он посовещался с помощником и другими людьми о том, что же делать дальше. Они пришли к согласию, что, поскольку вся команда нездорова и крайне ослабела (на судне осталось всего 13 матросов и юнг, истощенных и больных после тягот трудного путешествия), продолжать плавание было бы крайне опасно; это могло привести к провалу всего предприятия.
Поэтому 25 августа они подняли паруса, держа путь обратно в Англию, и 9 октября прибыли в Лондон, где были встречены народом с радостью и восторгом. Они доставили сюда туземца с его лодкой, которым немало дивились в городе и в остальной части королевства, где узнали об этом происшествии.
Фробишер вернулся в Англию, потеряв пять человек, но привез с собой небольшой черный камень, подобранный на острове во вновь открытом проливе. Он презентовал свой камень как сувенир, а получивший этот подарок, очевидно, из беспредметного любопытства швырнул его в огонь. От жары на камне выступили яркие металлические проблески, которые в те дни, когда все жаждали золота, дали повод к нелепому предположению, что Фробишер во вновь открытой Мета-Инкогнито[16] напал на сказочно богатую золотую жилу.
Специалисты сделали анализ руды, и скептики пришли к выводу, что она не имеет ценности, но нашлись и такие, кто утверждал, что в ней много золота. Королева Елизавета, чрезвычайно падкая на золото, весьма заинтересовалась этим сообщением, и в следующем году Фробишера послали во второе плавание. Официально ему поручалось продолжать поиски Северо-Западного прохода, но фактически была поставлена задача доставить в Англию как можно больше руды, считавшейся золотоносной, захватив ее столько, сколько он сможет погрузить в трюмы судов.
Автор приведенного ниже отчета о второй экспедиции Джордж Бест совершил плавание вместе с Фробишером в качестве его лейтенанта, то есть помощника капитана.
Получив один большой двухсоттонный корабль ее величества, именуемый «Эйд», и два небольших барка, один, именуемый «Габриэл», и другой «Майкл», и запасшись всем необходимым в плавании, упомянутый капитан Фробишер с остальной командой отправился в плавание на своих судах 25 мая 1577 года.
8 июня мы отошли от Оркнейских островов при попутном ночном ветре и, потеряв из виду землю, шли на запад-северо-запад 28 дней и видели много чудовищных рыб и неизвестных птиц, которые, думается, питаются только тем, что найдут в море.
4 июля на «Майкле» (шедшем первым) дали залп из пушки и поставили все верхние паруса, чтобы показать остальным, что они увидели землю, и около десяти часов вечера мы подошли к берегу и узнали Фрисландию[17].
Нас крайне поразило, какие здесь огромные ледяные острова и как глубоко они сидят в воде. Иногда они достигают высоты 70 или 80 саженей, не считая выступающей надводной части, и не менее полумили в окружности. Лед со всех этих островов на вкус пресный. Думается, что льдины зарождаются в близлежащих проливах или на суше вблизи полюса, а ветры и течения гонят их вдоль берегов.
Проведя четыре дня и четыре ночи в плавании вдоль этой земли и убедившись, что на берегу господствуют сильные холода и постоянные туманы, наш генерал решил не тратить здесь времени, а направиться к проливу Фробишер, названному так в его честь.
Утром 17 июля, находясь на марсе, наш генерал увидел землю. И около полудня мы подошли прямо к Северному мысу, иначе именуемому островом Малый Холл, откуда и взяли руду, доставленную капитаном Фробишером в Англию в прошлом году. К нашему прибытию все море у побережья было забито великим множеством крупных льдин, и мы решили, что единственным подходящим для него названием будет Mare Glaciale, что означает Ледовитое море.
Добравшись с благословения Божьего столь удачно до этой земли, мы вошли в пролив и приблизились к берегу настолько, насколько это позволяли льды. 18 июля наш генерал, забрав с собой золотоискателей, сделал попытку на маленькой гребной пинассе высадиться на берегу островка, где найдена руда, чтобы установить, велики ли ее запасы. Но на всем этом островке он не мог найти камня величиной больше орешка.
Однако наши люди, обыскавшие соседние острова, обнаружили там повсюду большие запасы руды, и генерал, получив эти добрые вести, возвратился на корабль.
Рано утром в пятницу 19 июля генерал с группой отборных джентльменов и солдат общей численностью 40 человек отправился на берег, чтобы найти там поселение туземцев и подходящую гавань для наших судов.
Не без труда подойдя к берегу, чему мешало изобилие очень толстого льда, мы наконец высадились на остров Большой Холл.
Оставив здесь наши суда под соответствующей охраной, мы прошли около двух английских миль по суше и поднялись на вершину высокого холма, где наши люди сложили крест из груды камней и торжественно промаршировали перед ним при трубных звуках, читая молитвы. Это место было названо горой Уорик. Затем мы вернулись обратно, так как здесь не было ничего достойного дальнейшей разведки. Голая гористая земля была большей частью покрыта снегом. На пути к лодкам мы встретили нескольких жителей этой страны, которые знаками приглашали нас вернуться, издавая при этом громкие вопли, напоминавшие мычание быков. Они явно очень хотели с нами встретиться. Услышав это, генерал, теперь уже знавший, что все это означает, ответил им такими же возгласами. Услышав крики и звуки труб, они начали прыгать, смеяться и плясать от радости. В ответ на это мы стали подавать им знаки, подняв два пальца, и приказали двум нашим людям стать отдельно, чтобы те сделали то же самое. Не теряя времени, двое наших и два туземца встретились на довольно большом расстоянии от того места, где мы стояли; оружия ни у той, ни у другой пары не было.
Наши люди подарили им булавки и те безделушки, которые у них были при себе. Туземцы же в свою очередь подарили нашим футляры от лука и другие вещи, которые при них оказались. Они настойчиво добивались, чтобы наши люди посетили их, а те обещали им такой же хороший прием на своих судах, но ни одна сторона, судя по всему, не согласилась принять любезное приглашение другой стороны, не доверяя ей.
Проведя таким образом день с пользой, мы поспешили к лодкам, собираясь немедленно начать на берегу поиски подходящей гавани для своих судов. Мы беспокоились о том, что корабли все еще вынуждены стоять между двумя мысами, постоянно подвергаясь большой опасности от плавучих льдов.
Когда туземцы увидели, что мы уходим, они стали настойчиво призывать нас обратно, провожая почти до самых лодок. Генерал и его штурман подошли к двоим, намереваясь захватить их и силой доставить на корабль, а затем одного одарить игрушками и безделушками и отпустить, соблюдая все правила учтивости, а другого оставить в качестве переводчика.
Генерал и штурман подошли к двум дикарям и внезапно их схватили. Но почва была скользкой, они не могли крепко держать добычу, и она ускользнула. Туземцы быстро добежали до своих луков и стрел, запрятанных неподалеку за скалами.
Хотя дикарей было всего двое, они так ожесточенно, отчаянно и с такой яростью напали на генерала и штурмана (совсем безоружных), что преследовали их до самых лодок и угодили генералу стрелой в ягодицу.
Солдаты, которым ранее было приказано оставаться в лодках, теперь, увидев, в какой опасности находятся наши люди, и услышав, что они просят открыть стрельбу, быстро бросились на помощь. Услышав выстрел из кулеврины, дикари разбежались. Но слуга лорда Уорика, по имени Николас Коньер, нагнал одного. Будучи корнуэльцем и хорошим борцом, он показал на своей жертве такой корнуэльский прием, от которого у того болели бока еще месяц спустя. Итак, захватив этого дикаря, мы взяли его с собой на судно, а другой убежал.
И вот со своей новой необычной добычей наши люди вернулись к лодкам и перешли на маленький островок, где порешили остаться на всю ночь, так как на море разыгрался такой сильный шторм, что они никак бы не могли возвратиться на суда.
Теперь все немного перекусили, ибо целый день ничего не пили и не ели. Но, не зная, сколько будет длиться шторм, как далеко в море может отнести корабли и сумеют ли они вообще возвратиться на суда, расходовали провизию весьма экономно. Они ведь знали — лучшее, что может им предложить эта земля, — золотоносные руды и камни (не очень-то сытная пища!), а туземцы, казалось, склонялись к тому, чтобы съесть их самих, а уж никак не накормить. Оставаясь все время начеку и выставив охрану, они пролежали всю ночь на твердых скалах, покрытых снегом и льдом, промокли, продрогли и испытали всяческие муки.
Пока отряд на суше подвергался этим лишениям, судам в море грозила не меньшая опасность. Не прошло и часа с момента отплытия генерала, как утром по вине кока, раскалившего печку, и нерадивого рабочего, сделавшего плохую трубу, на «Эйде» начался пожар, который мог бы причинить всем большие неприятности, если бы, по счастью, юнга сразу не заметил огня, что позволило нам с большим трудом и с Божьей помощью его потушить.
В этот день не раз налетали шквалы, а к девяти часам вечера шторм достиг чудовищной силы и продолжался до утра. Наши корабли подвергались совсем нешуточной опасности, окруженные со всех сторон горами плавучего льда. Некоторые льдины задевали за борт корабля, другие, по счастью, проносило мимо, но удар даже самой маленькой ледяной горы был так же опасен, как если бы мы налетели на скалу; от такого удара мог бы расколоться на части самый прочный корабль в мире. И всем матросам на борту, как лучшим, так и худшим, работы хватало: руками тянуть тросы, глазами высматривать, где опасность.