ишь приблизившись на расстояние нескольких ярдов, зверь бросается на ничего не подозревающую жертву, будь она в воде или на льду.
24 апреля. Днем дул крепкий юго-восточный ветер со снегом; погода хмурая. Ветер заметно стих, когда примерно в восемь часов вечера к нам подошла зыбь. Сейчас десять часов: длинная океанская волна уже поднимается на пять футов над поверхностью моря, подбрасывая остатки льда, лежащие толстым слоем один на другом. Льдины ударяются о борта судна со зловещим ожесточением. И все же нам радостно снова встретиться со старой знакомой — океанской волной! Давно мы ее не видели, а в изоляции так радостно приветствовать старого друга. Думается, если бы «Фокс» был так же прочен, как и его ледяные соседи, он с искренней радостью сам принял бы участие в ледовом турнире, а не ограничивался бы, как сейчас, громкими жалобами на свои страдания. Все крупные ледяные поля разбились теперь на множество малых льдин, и я сверху радостно наблюдал за этим процессом.
26 апреля. Мы в море! Где найти слова, чтобы описать события последних двух дней?
Ночью в субботу 24 апреля я вышел на палубу, намереваясь большую часть ночи провести за наблюдением, чтобы решить, что делать дальше. Волнение усилилось. Наверное, волна добиралась до нас несколько часов, ибо валы становились все выше по мере того, как льдины дробились на мелкие куски. За короткое время осталось лишь несколько льдин величиной с палубу, большинство же не достигало и половины этого размера. Мне было хорошо известно, что у кромки пакового льда море обычно бурлит и таит опасности. Но ветер стих, а у нас еще оставалась в запасе сила пара. Поэтому я принял решение при первой возможности выйти из льдов.
Вскоре после полуночи поставили паруса и наш корабль стал медленно прокладывать себе путь на восток. В два часа утра в воскресенье мы пошли под парами, ибо ветер прекратился. К восьми часам мы уже значительно продвинулись на восток. Волнение усилилось, валы вздымались на 10 футов над поверхностью моря. Льдины с чудовищной силой ударялись о корабль, и нам пришлось неукоснительно держаться перпендикулярно волне. Мы медленно обошли небольшой айсберг высотой 60–70 футов. Волны несли ледяную гору вперед через пак, но за айсбергом оставалась узкая полоса воды, достаточная для того, чтобы волны разбивались о его утесы, а сильные фонтаны брызг падали даже на его вершину.
За день не произошло никаких перемен, если не считать, что снегопад прекратился и туман рассеялся. Постепенно волнение усиливалось, и валы накатывались все быстрее. Часто льдины смыкались так плотно, что мы с большим трудом продвигались вперед, несмотря на крепчавший попутный ветер. В паке было много высоких торосов и громадных обломков айсбергов. Натолкнуться на них было равносильно немедленной гибели. К пяти часам лед разредился, и впереди виднелись разводья. Мы ускорили ход, благодаря чему реже подвергались ударам, которые, правда, стали сильнее. Наконец мы добрались до такого места, где можно было обойти самые большие льдины. В восемь часов мы вышли из коварного пака и, быстро миновав дрейфующие льдины, оказались в открытом море. Машины были остановлены, и Брэнду дали отдых после непрерывного 18-часового дежурства. Ведь, кроме него, у нас больше не было машинистов.
В течение всего дня я дрожал за сохранность руля и винта. Лишись мы того или другого даже на полчаса, катастрофа была бы неизбежной.
Носовая часть у нас сильно укреплена и обеспечена солидной наружной обшивкой из железа, а форштевень такой острый, что льдины, которые непрерывно бросает волной на стремящийся вперед корабль, теряют свою разрушительную силу. Они ударяются о корабль под углом, но и от этих ударов все содрогается, начинают звонить колокола, а люди едва не падают с ног. Нередко машины останавливались из-за того, что винт застревал во льду. Однажды пришлось ждать несколько минут, пока винт снова не пришел во вращение. Какими жуткими были эти минуты!
За 242 дня, проведенные нами в паковом льду Баффинова залива и Девисова пролива, мы покрыли во время дрейфа на юг 1385 миль. Это самый длинный ледовый дрейф из всех мне известных.
Направляемся теперь к Холстейнборгу в Гренландии, где я намерен подремонтировать корабль и дать отдых команде.
После ремонта в Холстейнборге Мак-Клинток повел свой корабль вперед, медленно пробиваясь сквозь льды к проливу Ланкастер. Но только 10 августа ему удалось пройти этим проливом до Бичи, маленького, но знаменитого скалистого острова. После зимовки здесь Франклина в 1845 году остров Бичи стал отправным пунктом почти для каждой арктической экспедиции, идущей с востока.
11 августа. Сегодня около полудня мы стали на якорь у мыса Райли. Я направился к домику на острове Бичи и увидел, что дверь открыта. Должно быть, ее уже давно открыло восточным ветром, так как за ней набилось много снегу. Сухари, хранившиеся в мешках, большей частью попортились, но все другие запасы, оставленные предшествовавшими экспедициями, были в полной сохранности.
Воскресенье, 15 августа. Когда мы стояли в Годхавне, я нашел мраморную памятную доску, которую леди Франклин просила установить, чтобы почтить память ее погибшего супруга и сопровождавших его моряков. Эту доску вверили участникам американской экспедиции 1855 года под командой капитана Харстейна, чтобы установить на острове ’Бичи. Однако обстоятельства помешали американцам выполнить это почетное поручение и судьбе было угодно, чтобы я доставил ее на место назначения. Памятную доску установили на высокой четырехугольной плите, в центре которой стоит монумент с именами погибших в поисковой экспедиции сэра Эдуарда Белчера.
17 августа. Минувшей ночью пробивались на запад при сильном противном ветре, волнении, сквозь дождь и туман. Сегодня к югу от острова Гриффита обнаружили много отдельных льдин. После полудня погода улучшилась и мы стремительно прошли мимо острова Лаймстон и сейчас идем проливом Пил прямо к острову Кинг-Вильям. Все мы находимся в страшном возбуждении: робкие надежды смешались с опасениями.
18 августа. Прошлым вечером мы беспрепятственно прошли 25 миль проливом Пил, а затем нам открылся сплошной лед, простиравшийся от берега до берега. Лед был уже довольно сильно разрушен и вряд ли держался больше года, но пролив на протяжении следующих 60 миль непрерывно суживался. Поэтому у меня не было надежды, что он окажется судоходным на протяжении остающейся незначительной части навигационного сезона. Итак, я немедленно повернул обратно к проливам Принс-Риджент и Белло, ибо с большим основанием можно было полагать, что именно через них мы сумеем пройти в «Западное море».
20 августа. Полдень. Находимся точно против мыса Фьюри в проливе Принс-Риджент. Понимаю, что критический момент нашего плавания приближается. Действительно ли существует пролив Белло? И если да, свободен ли он ото льда?
21 августа. Прошлым вечером, приближаясь к заливу Брентфорд, мы обнаружили надвигающийся оттуда паковый лед; много пакового льда было и на юго-востоке. У устья залива на северном мысе в 1829 году высадился сэр Джон Росс, который назвал его Поссейшн-Пойнт. Огибая этот мыс, чтобы войти в залив, мы увидели несколько камней, уложенных на большой скале вблизи у верхней части. Это был гурий Росса.
Однако при отливе мы убедились, что корабль вместе со льдом относит из устья обратно на восток. С каждой минутой скорость движения увеличивалась, и вскоре мы, к немалому огорчению, увидели около себя донный лед. Но нам удалось быстро пронестись мимо со скоростью около 6 миль в час на расстоянии всего 200 ярдов от скал, о которые могли разбиться в одно мгновение! Постарались как можно быстрее выйти из пакового льда, который беспорядочно раскидывали водовороты и приливные течения. Большие льдины с силой ударялись одна о другую, а на некотором удалении от южного берега торчали скалы, и, сознаюсь, мы были рады, когда удалось избавиться от этого опасного соседства. Бросив якорь в бухте Депо, мы оставили здесь большие запасы продовольствия и сообщение о проделанной работе, так как теперь было уже больше уверенности, что нам через несколько дней удастся пройти в «Западное море».
Пролив Белло — точное повторение гренландских фьордов. Длина его составляет около 20 миль, а ширина в самом узком месте едва доходит до мили. Установлено, что глубина пролива на расстоянии четверти мили от северного берега достигает 400 футов. Его гранитные берега, высокие и обрывистые, покрыты довольно пышной растительностью. Некоторые хребты поднимаются на 1500–1600 футов над уровнем моря.
23 августа. Вчера еще раз исследовали пролив Белло, но пятимильная полоса пакового льда занимала свои прежние позиции. Нельзя было предпринять никаких попыток пробиться.
24 августа. Перемена ветра пробудила надежду выбраться из пролива Белло, и я решил совершить еще одну попытку это сделать.
Когда мы миновали плато, у которого глубина доходила до шести-семи саженей, а приливное течение достигало особой силы, корабль с трудом преодолевал мели, хотя шел со скоростью шесть с половиной узлов. Из-за этой задержки нас настигла ночная тьма, и в полночь пришлось бросить якорь в маленькой бухточке у северного берега, которую нами моряки назвали Лисьей дырой. Она находится на половине пути из пролива.
Вот уже несколько часов, как мы флиртовали с громадными неистовыми ледяными глыбами, которые внезапно появлялись над поверхностью воды или пробивались через кипящие буруны, иногда почти задевая дном высокие скалы. Не приходится удивляться, что мы радовались возможности отдохнуть хотя бы два-три часа даже в таком небезопасном убежище. Ранним утром мы опять пошли на запад, но нам удалось продвинуться только на три мили. Пак опять преградил нам путь, и мы обнаружили, что к западу от пролива море покрыто льдом. Восточный ветер, который мог бы раздвинуть льды, теперь сменился западным, разыгравшимся во всю силу. Поздний вечер принес нам волнующее развлечение, связанное с немалой опасностью. С хитростью и энергией, достойной его имени, наш маленький корабль увиливал от решительных схваток с плотными голубыми глыбами, которые, извиваясь, как бы с сознательным упорством пробивались через залив. Некоторые из них достигали таких размеров, что касались дна даже на глубине шести-восьми саженей. Многие затягивались в водовороты и, набрав скорость, устремлялись в обратном направлении, затем, преодолевая все препятствия, прорывались в общий поток и вступали в ожесточенную схватку с другими льдинами. Ничто, кроме твердой надежды на успех, не могло бы заставить меня бороться с таким мощным противником. А я не только надеялся, но был почти уверен в том, что мы заслужили право на успех!