Девушки вместе с комсоргом пошли к комиссару, рассказали ему о Верином настроении, стали просить, чтобы комиссар ее отругал, но к полетам допустил.
– Я полком не командую. Командует командир, – ответил Рыжов. – К нему и надо обращаться… И не вам, а ей самой.
– Попросите командира полка! – умоляли девушки.
– Нет! Ведь за такие дела нужно из комсомола исключать! Разве можно прощать такое… – он хотел сказать «хулиганство», но выразился мягче: – Такое нарушение летной дисциплины! Я сам буду настаивать на отчислении Железновой, чтобы и другим неповадно было!
Рыжов всматривался в лица девчат: доходят ли до них его слова? В особенности до Каначадзе, Борщевой и Астаховой, которые в своей лихости не отставали от Веры.
– Вот что, Федоров, – обратился он к комсоргу, – разбери-ка завтра поступок Железновой на бюро. Надо раз и навсегда прекратить эти безобразия.
Однако осуществить это не удалось. На другой день рано утром всех летчиков подняли по тревоге. Многие из них тут же улетели на разные участки фронта. Веру вызвал к себе майор Кулешов. Он строго погрозил ей пальцем, как бы говоря: «Чтобы этого больше не повторялось!» – и направил ее в полет.
Обрадованная тем, что ей снова разрешили летать, Вера бегом бросилась на аэродром. По пути вскочила на подножку бензозаправщика, который спешил к самолетам.
Когда Валя и Тамара прибежали на место, Вера уже опробовала свой мотор и дожидалась команды. По команде затрещали моторы, и девушки повели самолеты к старту. Там их встретили Кулешов и Рыжов. Вере показалось, что оба они встревожены. Она взглянула на подруг и только хотела дать знак Тамаре, чтобы та посмотрела на начальство, как дежурный по старту уже поднял флаг. Летчицы, прибавив моторам газу, одна за другой поднялись в воздух. Звено вела Тамара.
Приземлившись через некоторое время на сжатом поле, девушки подрулили самолеты к опушке рощи и, выполняя задание, побежали в штаб фронта. На крыльце большого белого каменного здания их встретил усталый после бессонной ночи дежурный по штабу и сразу провел в оперативное управление. Здесь во всем невольно ощущалась тревога: в движениях людей была излишняя поспешность, говорили они между собой громче обычного, и даже взволнованно. Вот полковник чуть ли не бегом бросился в соседнюю комнату, неся в руке длинную телеграфную ленту. Сквозь приоткрытую дверь Вера увидела генерал-лейтенанта, начальника штаба фронта. Он работал, склонившись над длинным столом, с которого свисали концы карты. Он взялся за поясницу, выпрямился, как бы превозмогая боль, снова склонился над картой и стал быстро писать. Мимо Веры в его кабинет торопливо прошел другой военный, тоже с телеграфной лентой в руке.
– Ну, что нового? – повернувшись к нему, спросил генерал-лейтенант.
Дверь медленно закрылась, и до Веры долетели только отдельные слова: «…сильный артиллерийский огонь… массированные налеты авиации… справа прорвали фронт и овладели…»
«Прорвали фронт?.. Овладели?..» – острой болью отозвалось в сердце. Вера рванулась было к подругам, которые разговаривали с дежурным, но остановилась: не стоит волновать их перед полетом!..
Откуда-то из дальних комнат вышел высокий подполковник в сопровождении трех одетых по-походному командиров. Он поздоровался с девушками и сказал командирам:
– Вот эти летчицы доставят вас на место. Даю вам на сборы пятнадцать минут сроку. Получайте документы и – счастливого пути! А вы, товарищи летчицы, дожидайтесь командиров у ваших самолетов. – Он пожал каждой из девушек руку, прошел через большой зал и скрылся за дальней дверью.
Валя и Тамара пошли к самолетам, а Вера, нарушив распоряжение подполковника, остановилась возле дежурного.
– Где здесь отдел кадров? – робко спросила она его.
– Вам отдел кадров? – Дежурный взялся за ручку полевого телефона. – Кого вы там хотите?
– Я хочу справиться, где мой отец… Может быть, он здесь, на этом фронте.
– Сейчас узнаем, – и дежурный, посмотрев в справочник, резко крутнул телефонную ручку. – Говорит ОД[8]. Отдел кадров… – И когда отдел кадров ответил, попросил навести справку, где находится полковник Железнов.
Минуты ожидания тянулись нестерпимо медленно. При каждом звонке Вера вскакивала и досадовала, если дежурный слишком долго говорил по телефону. Она поминутно глядела на часы и волновалась, что ей не удастся воспользоваться этим неожиданно представившимся случаем узнать об отце. Когда телефонный звонок зазвонил, кажется, уже в десятый раз, Вера скова вскочила с места и подумала, что следующего звонка ждать не сможет.
Но на этот раз, к счастью, звонили из отдела кадров.
– …Ранен? – неосмотрительно повторил дежурный и, испуганно взглянув на Веру, почему-то прикрыл трубку пальцами.
Вера побледнела и подалась вперед. Как ей хотелось выхватить у этого молодого командира трубку и самой узнать у кадровика все, что только известно об отце!..
– Вы, товарищ Железнова, не волнуйтесь. Ваш отец поправляется, чувствует себя очень хорошо…
Спазма сжала горло, и Вера не могла вымолвить ни слова.
– Полковник Железнов сейчас находится в госпитале, в Москве, – стараясь говорить как можно мягче, продолжал дежурный. – Давайте я запишу ваш адресок и передам в отдел кадров, чтобы они сообщили его отцу.
Еле переводя от волнения дыхание, Вера назвала свою полевую почту, поблагодарила дежурного и побежала к самолету.
Около ее самолета уже ждал командир. Тамара и Валя выруливали на старт. Мотор, на счастье, у Веры завелся сразу, и самолеты поднялись в воздух почти одновременно.
За дорогой, ведущей от штаба, они разлетелись в разные стороны: Тамара повела свою машину на северо-запад, Валя – на юго-запад, а Вера взяла курс прямо на Ярцево.
В том направлении, куда летела Валя, шла большая группа самолетов. По их силуэтам Вера определила, что это немецкие бомбардировщики. Сидящий позади нее командир похлопал Веру по плечу и показал в сторону бомбардировщиков.
Вера махнула ему рукой: «Ничего, мол, страшного!» – а сама тревожно подумала: «Куда же летит такая армада?..» Чтобы избежать нападения «мессершмиттов», крутившихся вокруг бомбардировщиков, она свернула вправо и снизилась над лесом. Самолет почти задевал верхушки деревьев.
Бомбардировщики вдруг сделали крутой поворот в сторону штаба и пошли прямо на белые здания оперативного управления. Вскоре сзади загрохотали разрывы такой силы, что У-2 тряхнуло. Вера обернулась, хотела посмотреть, уцелели ли дома, но все было закрыто темно-серыми тучами взрывов. А над этими бурлящими тучами носились бомбардировщики врага, пикируя в самую гущу дыма…
Возвращаясь с командиром во второй половине дня обратно, Вера еще издалека увидела белые строения. «Целы, значит!..» – обрадовалась она и взяла курс на посадочную площадку.
Однако, приближаясь к земле, Вера все яснее различала, что недавно еще ровное желтое сжатое поле покрыто рябью воронок.
– Здесь садиться нельзя! – крикнула она командиру. – Буду выбирать другую площадку!
Чем ближе подлетала она к штабу, тем страшнее зрелище открывалось перед ней. Кроны деревьев лежали у подножия изувеченных стволов. По всей территории штаба зияли громадные черные кратеры с торчащими из них обломками блиндажей и других построек. Левый угол главного здания как раз там, где стоял телефон дежурного, был развален, из него медленно валил дым. Главное здание и все окружающие дома покрывала красная кирпичная пыль.
Около развалин суетились оставшиеся в живых люди. По дороге к озеру волокли носилки. Перелетев полотно железной дороги, Вера увидела, что в саду вдоль стены школы стоят три длинных ряда носилок, одинаково накрытых чем-то серым, не то одеялами, не то брезентом.
Поздно вечером командир эскадрильи собрал около самолетов всех находящихся в наличии людей. Он коротко рассказал о новом наступлении гитлеровских войск и потребовал, чтобы летчики проявляли больше выдержки, спокойствия и были особенно бдительны. Его беспокоили появившиеся около аэродрома ракетчики.
Вслед за ним и комиссар призывал летчиков повысить бдительность. Он упрекнул некоторых людей в беспечности и предупредил, что в ночное время сам будет проверять службу суточного наряда.
Ночью горела Вязьма. Громадное красное зарево охватило половину неба. Часто раздавалось гудение немецких самолетов, и тогда в небе тотчас же вспыхивали ракеты, гирляндами вздымались ввысь разноцветные трассирующие пули. Это работали вражеские ракетчики. Даже невдалеке от дороги, над аэродромом, взлетали ракеты. Дежурный то и дело по тревоге поднимал летчиков на облаву.
День выдался напряженнее, чем предыдущий. Все летчики спозаранку вылетели по заданиям.
В эти сутки каждый из них летал по нескольку раз. Раньше всех с последнего задания возвратились Вера и Нюра Остапенко. Сразу же, не уходя отдыхать, Вера приняла дежурство, Нюра заступила ее помощницей.
Безотчетный страх охватил Веру. Особенно страшно ей стало, когда улетели «ночники» и на аэродроме все стихло. Ей думалось, что в такую темную ночь можно незаметно подползти к самолетам, бросить гранату или поджечь их зажигательной пулей, а то и окружить спящих летчиков…
Зябко поеживаясь, Вера с Нюрой вместе ходили по аэродрому, проверяли караулы.
– Не попадет нам, что мы в дежурке оставили одного телефониста? – зашептала Нюра.
– Нет, – неуверенно ответила Вера. Она не в силах была одна ходить в эту ночь.
В небе беспрестанно гудели немецкие самолеты. Вере казалось, что эти звуки приближаются. Вдруг над аэродромом ярко вспыхнула ракета и, осветив палатки, упала за рощей. Вера сжала теплую, спокойную руку Нюры. И снова с того же места взвилась еще одна ракета и, описав такую же дугу, опять упала за рощей.
– Ты, Нюра, даже не волнуешься, – удивилась Вера.
– А зачем в серьезном деле волноваться? Не волноваться надо, а действовать!.. Поднимай сейчас же девушек и бегом проверять кусты, – ответила Нюра.