В марте сорок четвертого был прекращен выпуск танков Т-34. А через несколько месяцев впервые в стране на Кировском заводе на Урале был пущен конвейер по сборке тяжелых танков. На ИС поставили пушку калибром 122 миллиметра, усилили броню, создали более мощный двигатель.
А конструкторы все искали, мечтали, фантазировали и создавали новые и новые модели танков. Вот еще один конструктор-мечтатель — Балжи. Он давно вынашивал идею танка с башней особой, сферической, формы, с переменной толщиной стенок и создал проект такого танка.
Уже через месяц, в последних числах октября, первый экспериментальный образец нового танка был готов.
Николай, впервые увидев новую машину, восхитился. Грозная, она была красива, ее формы прекрасны. Ствол орудия далеко выходит вперед — значит огневая мощь ее огромна.
Бусыгин повел танк на Бродокалмакский тракт на испытания. А потом вновь испытания, испытания…
В Москве маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров с группой генералов осматривал новую машину. Маршал придирчиво и внимательно вглядывался в каждую деталь, влез в танк, слушал доклад конструктора.
— Вот такая машина нам нужна! Очень нужна! — воскликнул маршал.
Но танк этот не побывал на поле боя. Не успел.
Были десятки тысяч других танков, помнящих грохот взрывов, гул канонады, жаркие танковые бои на Курской дуге. Не забывшие улицы Берлина и горящий рейхстаг, на котором развевается Знамя Победы. Спешившие на помощь восставшей Праге. Там, в Праге, памятником стоит кировский танк № 23. Этот танк пришел в город на Влтаве первым, за ним пришли сотни других.
А тот, последнего образца танк кировцев, стоит в Челябинске, на Комсомольской площади, на постаменте.
И люди останавливаются у танка-памятника, читают слова, отлитые в металле:
Уральцы, Вам,
Чьи руки золотые
Ковали здесь
Победу над врагом.
СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Танкоград стал Челябинским тракторным.
Ленинградцы, москвичи, харьковчане уезжали по домам. Шло великое переселение, не эвакуация, а именно переселение — какое-то веселое, радостное, будоражащее. На прощание обнимались, целовались, обменивались адресами…
Но многие, очень многие оставались в Челябинске.
Мать и сестры Бусыгина, пережившие ужас блокады, звали домой, в Ленинград. С этим городом была связана юность Николая, его мечты. Но не шли из головы деминские слова: «…Ты, Никола, здесь хорошо пошел, ценят тебя. Так ты не спеши».
Николай испытывал сердечную муку, мучился вопросом: ехать или остаться здесь.
Бусыгин прикипел к людям, с которыми трудился рядом, он любил свою работу испытателя, ее новизну, острые ощущения, которые она приносила. Не хотелось ничего менять в своей жизни. Николай понимал, что рано или поздно придет к нему другая машина — трактор, машина мирная и нужная людям, особенно сейчас, после такой разрушительной войны, и это тоже сулило новизну и трепет исканий.
И помимо всех этих обстоятельств было еще другое обстоятельство, может быть, одно из самых важных и решающих: Николай Бусыгин полюбил. Работала Люда на заводской машино-счетной станции. Большеглазая красавица, певунья.
И вот была свадьба.
Это был первый послевоенный год. Их было гораздо меньше, чем должно было быть, этих свадеб. В день свадьбы не было ни нарядного платья, ни большого застолья. Платье из простенькой сарпинки да лишний пакетик сахарина, полученный по карточкам.
Но разве забыть тот тихий снежный вечер, тишину и их — молодоженов, идущих в будущее с надеждой!
Людмила мечтала, что ее Николай станет инженером. А Николай никогда не вел таких разговоров. Он не хотел ничего знать, кроме машин. Да, машина была его душой, копаться в ней с утра до ночи, «объезжать», «тренировать» — это он умел! Бусыгин понимал, что жена ведь не хочет ему зла, и разумно ли мужу сердиться на нее только за то, что она хочет видеть его инженером.
Николай пошел учиться в вечерний техникум, понял: новая техника требует и новых знаний, иначе пропадешь. И техникум он окончил.
Может быть, после техникума Николай и пошел бы в институт. Однако жизнь с такой стремительностью закрутила его и завертела, что мысль об инженерном дипломе пришлось надолго оставить. Жена по этому поводу печалилась. Что поделаешь, представления молодой жены о жизни не всегда согласовывались с его представлениями.
А потом родилась Таня. Ребенок принес родителям свою долю счастья.
Поздним весенним вечером Николай возвращался из цеха домой. Бормотали ручьи, пахло тающим снегом.
У сверкающего огнями здания театра Дворца культуры Бусыгин встретил Васю Гусева. Он ушел из цеха и работал в конструкторском бюро. Друзья обрадовались встрече, новостей накопилось уйма. И, конечно, разговор свелся к тракторам.
— Ты видел подземный? — интригующе спросил Гусев.
— Нет, подземный не видел.
— Хочешь взглянуть?
— Ну.
— Завтра его будет смотреть комиссия. Ровно в два. Приходи, Николай. Будет Мамин…
— Кто будет?
— Ох, деревня! Ох, отсталость! Мамина не знаешь?
— Не знаю.
— Это же отец отечественного тракторостроения Яков Васильевич Мамин. Приходи. Машина — чудо-юдо.
Гусев ушел.
А на следующий день после разговора с Гусевым Николаю удалось-таки вырваться на часок, чтобы взглянуть на «подземный». А заодно и повидать человека, о котором так восторженно отозвался Вася.
Было на редкость прекрасное весеннее утро, когда Бусыгин появился на заводской площадке. Почти всех он здесь знал. Не был знаком только высокий, сутулый, пожилой человек, одетый в летнее коверкотовое пальто. В руках он держал кепку. Был худощав, несколько суров взглядом. Лысина блестела под лучами солнца, и человек в коверкотовом пальто то и дело вытирал ее платком. Все уважительно обращались к нему «Яков Васильевич». Это и был Мамин.
«Подземная» машина была по своей конструкции необычна, оригинальна.
Через несколько дней после встречи у «подземного» Николай удивился — в цех пришло много новых людей. На опытно-производственную базу пришли конструкторы с чертежами, моделью нового, единственного в своем роде дизель-электрического трактора ДЭТ-250.
Конструкторы и технологи начали рассказывать о будущей машине. Исаков — главный конструктор — сделал детальное, богато аргументированное сообщение о ДЭТ-250, как его задумали конструкторы и технологи.
Первые две машины было поручено собрать и испытать бригадам Замятина и Бусыгина.
Приступила к работе бригада Замятина, а через несколько дней стала на сборку и бригада Бусыгина. К соревнованию этих бригад было приковано внимание всего завода.
Бусыгинская бригада все наращивала и наращивала темп. Николая охватил веселый азарт. У него была слабость: любил, чтобы все кругом говорили — «Бусыгин впереди». Нет, это не от тщеславия, а от «деминских уроков», которые научили его ценить слово «передовой» и гордиться им.
Наступил день, когда Николай Александрович сел в кабину нового трактора. Приятно было сидеть в этой комфортабельной, герметически закрытой, цельнометаллической кабине. Теплозвуковая изоляция, круговой обзор, удобное сидение…
Бусыгин с волнением готовился к старту. Сколько раз он переживал эти предстартовые минуты, когда все расступаются и ждут. Перед глазами одна за другой мелькают картины прошлого: и как трогался с места новый танк, и как задрожал в нетерпении первый послевоенный трактор, и нелегкие дни создания «уральского богатыря», радости и огорчения, удачи и неудачи, все волнения, споры, страхи, бессонные ночи, поиски лучших решений… Да, все это уже было! Все повторяется. Но повторяется иначе. Вот сейчас он поведет на испытание трактор, которого до сегодняшнего дня не было на свете, — и как машина поведет себя — кто ее знает! «Просто было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить» — хорошая поговорка в назидание тем, кто забывает «про овраги».
Николай Александрович прислушивался к работе двигателя. Слушал и улыбался: «Все идет хорошо. Сейчас поедем…»
И тронулся — сначала медленно, тихонько покружил по двору, затем выехал на дорогу. Так началось.
А потом дороги повели на золотые прииски Магадана, в Якутию — на разработку месторождений алмазов, на рудники Заполярья, на стройки железной дороги Тайшет — Абакан и Нурекской гидроэлектростанции… И еще — в Чехословакию, Югославию, ГДР, на Кубу, в Индию, на выставки и ярмарки в Италию, Англию, Иран, Данию, Францию.
Трактору присуждена Золотая медаль Лейпцигской ярмарки, Золотая медаль ВДНХ и Международной выставки тракторов и сельскохозяйственных машин.
…Бусыгин только что приехал домой с тяжелых испытаний в районе Златоуста, где сам дьявол не выберет более трудной трассы.
Людмила Васильевна приготовила вкусный обед.
Вся ее жизнь связана с заводом — сначала работала на машино-счетной станции, потом в отделе главного конструктора. Ей близки и заботы, и тревоги, и творческие поиски мужа, она радуется его радостями, огорчается его неудачами.
Тепло, уютно, хорошо дома. Особенно после трудных дорог.
Танюшка читает. Из радиолы льется музыка. Насладиться бы в полной мере этой благодатью!
Спал, казалось, совсем недолго, а уже будит жена:
— Коля, Коля, да проснись же, тебя к телефону.
Пошел к телефону, не открывая глаз, как бы досыпая на ходу.
Звонил начальник цеха:
— Давай, Николай Александрович, ко мне.
— А что стряслось?
— Здесь узнаешь.
В кабинете начальника было много народу: собрались конструкторы, испытатели, инженеры, технологи.
— Товарищи, — негромко сказал начальник цеха, — я только что от директора завода. Дело серьезное. Очень. — Он помолчал, потом вынул из письменного стола географическую карту СССР, разложил ее на столе. — Попрошу поближе.
Бусыгин подошел к столу, бросил взгляд на карту. Значительная часть Европейского севера была очерчена жирным черным квадратом, словно рамкой. А красная пунктирная линия начиналась около кружочка, обозначающего город Воркуту, отсюда шла к Усть-Каре и далее вдоль берега Карского моря к Амдерме.