Единственным украшением комнаты была висевшая на стене и изображавшая примитивный корабль безжизненная картинка, безупречно подходившая унылому убранству комнаты. Грейсон был вынужден ждать еще минут пятнадцать, после чего вошел его куратор.
– Доброе утро, Грейсон, – сказал агент Трэкслер.
Кого-кого, а Трэкслера Грейсон ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.
– Вы? – ошеломленно спросил он. – И что вы здесь делаете? Мало вам того, что вы разрушили мою жизнь?
– У меня нет ни малейшего представления, о чем вы говорите.
Еще бы! Все отрицать – самая убедительная позиция! Конечно же, он ведь не инструктировал Грейсона, что тому делать и как. Наоборот, он внятно рассказал, как ему нельзя поступать!
– Прошу меня извинить за ожидание. Чтобы как-то снизить градус вашей радраженности, скажу: «Гипероблако» заставляет и агентов ждать перед встречей со своими подопечными.
– Почему?
Трэкслер пожал плечами:
– Это тайна.
Он сел напротив Грейсона, посмотрел на картинку с тем же отвращением, с каким окинул ее взглядом сам Грейсон, и объяснил свое присутствие:
– Меня перевели сюда из Фалкрум-Сити. Там я был старшим агентом, а здесь я занимаю должность офицера-куратора. Иными словами, после произошедшего не только вас понизили в статусе, но и меня.
Сложив руки на груди, Грейсон не выразил и намека на сочувствие этому человеку.
– Надеюсь, вы начали привыкать к своей новой жизни?
– Ни в малейшей степени, – глухо отозвался Грейсон.
И, подумав мгновение, спросил:
– Зачем «Гипероблаку» нужно было представить меня фриком?
– Я думаю, вы достаточно сообразительны, чтобы понять это.
– Не понимаю.
Трэкслер устало приподнял брови и вздохнул, выражая крайнюю степень своего разочарования тупостью Грейсона.
– Как фрик, вы обязаны регулярно посещать меня, своего офицера-куратора. Эти встречи позволят нам с вами общаться, не вызывая подозрения со стороны тех, кто, может быть, за вами следит. Именно для этого меня и перевели сюда, сделав вашим куратором.
Так вот оно что! Вот для чего Грейсона опустили до уровня фрика! Оказывается, эта история – часть более общего плана! Грейсон подумал, что ему было бы гораздо легче, если бы он знал причину своей трансформации, но причины он так и не узнал.
– Я действительно вам сочувствую, – сказал Трэкслер. – Бремя вашего нового статуса – нелегкая ноша для человека, который его совсем не заслуживает.
– Можете определить степень своего мне сочувствия по десятибалльной шкале?
Агент Трэкслер ухмыльнулся.
– Чувство юмора, пусть даже самого черного, всегда приветствуется, – сказал он.
И перешел к делу.
– Как я понял, – сказал он, – большую часть своих дней и ночей вы проводите дома. Как ваш друг и советчик я бы рекомендовал вам начать посещение мест, где обитают другие фрики, и установить с ними контакт. Подружиться с ними, стать одним из них, чтобы не чувствовать себя так одиноко, например.
– Но я не хочу.
– Нет, вы хотите! – мягко, но с нажимом сказал Трэкслер. – Причем хотите настолько сильно, что начинаете вести себя как фрик, одеваться как фрик, да еще и подвергаете свое тело неким модификациям, чтобы и внешне полностью соответствовать своему новому статусу.
Первые несколько мгновений Грейсон молчал. Трэкслер подождал, пока тот полностью осмыслит его предложение.
– А… а когда я стану ему полностью соответствовать? Тогда что? – спросил Грейсон.
– Тогда, я уверен, вы узнаете много нового, – ответил Трэкслер. – Такого, чего не знает даже «Гипероблако». Вы же понимаете, и для него существуют слепые зоны. Маленькие, но все же существуют.
– Так вы хотите, чтобы я стал тайным агентом Нимбуса?
– Нет, конечно, – усмехнувшись, сказал Трэкслер. – Агенты Нимбуса четыре года тупо учатся в академии, а затем еще год проходят совершенно никчемную полевую практику, после чего получают назначение на дурацкую работу. Вы же у нас – простой фрик.
Он похлопал Грейсона по плечу и закончил:
– Фрик, но с хорошими связями.
После этого Трэкслер встал.
– Увидимся через недельку, Грейсон, – сказал он и вышел, даже не взглянув на своего подопечного на прощание.
У Грейсона кружилась голова. Он злился. Он был взволнован. Его использовали. И он оказался нужен. Это было совсем не то, что он хотел… Или как раз то самое?
– Ты, Грейсон, даже сам не представляешь, какой ты замечательный парень, – как-то сказало ему «Гипероблако». Неужели все, что произошло и происходит, – это план «Гипероблака», касающийся его, Грейсона? У него еще есть выбор. Он может отойти в сторону, как делал почти всегда, и через несколько месяцев вернуть себе свой обычный статус. А потом – жить да поживать той жизнью, которой жил до академии.
Или броситься без оглядки на новую, только что открывшуюся ему дорогу? Дорогу, которая была полной противоположностью тому, что он знал о себе и своей жизни.
Дверь открылась, и какой-то серый безымянный агент Нимбуса произнес:
– Прошу прощения, но, поскольку ваша встреча закончилась, я должна немедленно удалить вас из помещения.
Внутренний голос посоветовал Грейсону извиниться, встать и уйти. Но он уже понял, какая стезя его ожидает. Поэтому, облокотившись на спинку своего стула, он широко улыбнулся агенту и, отчетливо выговаривая слова, произнес:
– Пошла в жопу!
Агент охнула, записала Грейсону взыскание и бросилась за охранником, который и вытолкал того из комнаты.
Возможно, кому-то управление, занимающееся делами фриков, может показаться неэффективным, но в основании того безумия, которое отличает работу этой структуры, лежит определенный метод, и у него есть определенная цель. Проще говоря, фрикам необходимо чувствовать презрение по отношению к системе.
Чтобы обеспечить им эту возможность, я и породило систему, достойную чувства отвращения. Вообще, ни в одном учреждении мира нет ни малейшей нужды ни брать номера, ни стоять в бесконечных очередях. Нет никакой необходимости в агенте, осуществляющем процедуру приема. Но все это было сделано намеренно – чтобы фрики чувствовали, как система убивает их время.
Иллюзия неэффективности служит определенной цели: спровоцировать чувство раздражения, способное объединить и объединяет фриков.
Глава 13Невеселая картинка
ЖНЕЦ ПЬЕР-ОГЮСТ РЕНУАР не был художником, хотя в доме его располагалась приличная коллекция полотен, написанных его Отцом-покровителем.
Что можно было об этом сказать? Жнец Ренуар любил красивые картинки.
Конечно, то, что Мидмериканский жнец назвал себя в честь французского художника, возмутило жнецов из Франкоиберии. Они считали, что все французские художники эпохи смертных являются их собственностью.
С другой стороны, Монреаль ведь является частью Мидмерики, а следовательно, ей принадлежит и часть французского наследия. Наверняка и среди предков Жнеца Ренуара можно было бы найти какого-нибудь француза.
Поэтому жнецы по ту сторону Атлантики могли сколь угодно громко возмущаться – это не беспокоило Жнеца Ренуара. Что беспокоило его на самом деле, так это небольшая этническая группа Вечномерзлотников, которые обитали в самых северных областях Мерики и где жил сам Жнец Ренуар. В то время как весь остальной мир в генетическом отношении в значительной степени был унифицирован, Вечномерзлотники слишком уж заботились об уникальности своей культуры и не торопились уподобиться остальному человечеству. Конечно, это не преступление – люди свободны выбирать способ существования; но Жнеца Ренуара это обстоятельство раздражало и казалось дефектом в общем порядке вещей.
А Ренуар знал, что такое порядок. Идеальный порядок.
Коробочки со специями в его буфете были расставлены по алфавиту, а чашки – с математической точностью; каждую пятницу он подстригал волосы на точно выверенную длину. А эти Вечномерзлотники плевали ему в лицо самим фактом своего существования! Уж слишком они, как раса, отличались от прочих людей, и этого Жнец Ренуар позволить им не мог.
Поэтому он делал все возможное, чтобы уменьшить численность этого народца. Конечно, если бы он своими действиями демонстрировал этническую предубежденность, и это стало бы известно сообществу жнецов, у него были бы серьезные проблемы. Слава богу, Вечномерзлотники не являлись этносом или расой с четко выделенными дифференциальными признаками. Их генетический индекс включал в себя очень высокий процент компонента, именуемого «прочие». Но этот параметр обладал диапазоном такой ширины, что успешно маскировал действия Жнеца Ренуара. Ну, может быть, «Гипероблако» он бы не обманул, но сообщество жнецов – наверняка. А большего Жнецу Ренуару было и не нужно. И пока он не давал никому из жнецов повода повнимательнее посмотреть на особенности проводимой им жатвы, никто из коллег ничего и не знал. Таким образом, со временем Ренуар надеялся максимально уменьшить количество этнических Вечномерзлотников, чтобы сам факт их существования перестал его беспокоить.
В ту самую ночь он направлялся на двойную жатву. Его жертвами должны были стать женщина из Вечномерзлотников и ее юный сын. Жнец Ренуар пребывал в приподнятом настроении, но, едва он вышел из дома, перед ним выросла фигура в черном.
Женщина и ее сын этой ночью остались живы…
А вот Жнецу Ренуару повезло меньше. Его нашли внутри сгоревшей дотла машины авто-такси, которая подобно огненному шару промчалась по близлежащим улицам и остановилась только тогда, когда у нее полностью сгорели шины. Когда до обгоревшего остова автомобиля добрались пожарные, сделать они уже ничего не смогли. Невеселая получилась картинка, уж совсем не в духе французских живописцев.
Роуэн проснулся, почувствовав у своего горла лезвие ножа. В комнате было темно. Роуэн не видел того, кто держал нож, но узнал лезвие. Это был керамбит без отверстия в ручке – его изогнутое лезвие как нельзя лучше подходило для взрезывания горла. Роуэн знал, что в роли Жнеца Люцифера он долго не протянет, и был готов к смерти. Готов с самого первого дня, когда принял главное решение своей жизни.