Чаще всего в этой связи приходят на ум космические катастрофы. На Луне, на обитаемой станции, произошла утечка кислорода, и почти тысяча людей задохнулась, причем восстановить их так и не удалось.
На Марсе недавно созданная колония стала жертвой пожара, поглотившего и комплекс, и всех, кто там находился.
А орбитальная станция «Надежда» – прототип, который, как я предполагало, станет основой обитаемого кольца станций на орбите Земли, – был прожжен насквозь случайно включившимися двигателями грузового шаттла.
После этой катастрофы я закрыло программу колонизации космоса. И, хотя я по-прежнему бросаю миллионы людей на разработку и развитие новых технологий, призванных принести много пользы в будущем, и самим этим технологиям, и людям, которые их разрабатывают и реализуют, частенько не везет.
Хотя, в невезение я не верю. Как не верю в случайность и совпадения.
Верьте мне, когда я говорю, что отлично понимаю, какие люди и какие обстоятельства находятся «вне моего контроля».
Глава 32Скромные до высокомерия
7 ЯНВАРЯ ГОДА ХИЩНИКА, в день, на который был назначен Зимний конклав, утро выдалось холодным, но безветренным. Стужа была естественной – специально для сословия жнецов «Гипероблако» погоду не меняло. Это были времена, когда жнецы жаловались на неудобства климата и взваливали вину исключительно на «Гипероблако», что было нелепо; но некоторым людям обязательно нужен козел отпущения.
Охраны в этот раз было гораздо больше, чем на рядовых конклавах. Обычно стражи просто оттесняли толпу любопытных, чтобы жнецы могли свободно пройти по ступеням в здание, но на этот раз они выстроились плотной стеной, отчего зеваки едва могли различить мантии, шествовавшие вверх по лестнице.
Кое-кто все же попытался прорваться, чтобы сфотографировать какого-нибудь жнеца или прикоснуться к его мантии. Но если прежде охранники просто оттаскивали не в меру разошедшегося зрителя и ограничивались внушением, то теперь они получили разрешение стрелять. И только после того как несколько излишне рьяных зевак были увезены дронами в восстановительные центры, порядок удалось навести.
Как и во всем остальном, мнения жнецов по поводу новшеств в обеспечении безопасности полярно разделились.
– Мне это совсем не нравится, – ворчал Жнец Солк. – Разве эти люди не имеют права лицезреть нас во всем нашем великолепии? Или каждый из них должен ждать, пока жнец явится к нему с кинжалом или револьвером?
Жнец Брамс придерживался совершенно иного мнения.
– За особую заботу о нашей безопасности Его превосходительство Высокое Лезвие достойно аплодисментов, – провозгласил он. – Мы можем быть совершенно спокойны.
Жнец О’Киф саркастически заметил, что следующей мерой могло бы быть строительство подземного тоннеля. И, хотя это была просто шутка, Жнец Карнеги заявил, что это первая здравая мысль, которую О’Киф выдал за долгие годы.
Недовольство росло, и жнецы, еще не успев войти в здание, пребывали во взвинченном состоянии.
– Как только Жнеца Люцифера поймают, все вернется в обычное русло, – говорил уже не один жнец, как будто поимка бунтаря в черной мантии могла быть лекарством от всех бед.
Стараясь забыть на день, что ее зовут не Ситра Терранова, а Анастасия, жнец в бирюзовой мантии пыталась держаться столь же гордо и осанисто, как это делала Жнец Кюри. Пока они поднимались по лестнице, она слышала разговоры про Жнеца Люцифера, но они скорее радовали ее, чем беспокоили. Выходило так, что, говоря о Жнеце Люцифере, жнецы, хоть и ненамеренно, признавали Роуэна одним из их касты.
– Неужели они думают, что, остановив Роуэна, они решат все проблемы сообщества? – спросила она Мари.
– Многие предпочитают не замечать проблем, – ответила Жнец Кюри.
Анастасии не верилось в это, хотя, с другой стороны, искать козла отпущения при решении сложных вопросов было у людей обычным делом с тех давних времен, когда первый пещерный человек камнем разбил голову другому.
Правда состояла в том, что раскол в сообществе жнецов стал глубоким, как рана на теле жертвы, подвергнутой жатве. С одной стороны стояли новые жнецы, которые придумывали самые разнообразные оправдания своим садистским аппетитам, с другой – старая гвардия, которая знала, как следует вести дела сообщества, но не была способна к активным действиям. Две фракции готовы были схватиться не на жизнь, а на смерть, но ни одна из них не могла умереть по определению.
Как всегда, в ротонде, где перед началом конклава жнецы встретились в неформальной обстановке, был подан роскошный завтрак. Сегодня столы ломились от блюд из морепродуктов, приготовленных с удивительным мастерством. Холмы копченого лосося и сельди, горы креветок и устриц на льду, ручного изготовления хлеб и бесконечные варианты сортов сыра – все это взывало к аппетиту жнецов.
Анастасия думала, что есть ей совсем не хочется, но такое обилие отличной еды разбудило бы и мертвого, подняв его к последней трапезе. И все-таки она колебалась, отведать ли ей чего-нибудь или нет: столь патетическое событие, как конклав, не вязалось в ее сознании с поеданием устриц и сыра.
Но остальные жнецы, хороши они были или же плохи, атаковали столы, подобно пираньям, а потому Анастасия сдалась и присоединилась к своим собратьям.
– Это неофициальный ритуал, восходящий к старым добрым временам, – однажды сказала ей Жнец Кюри. – Самые суровые и воздержанные из жнецов трижды в году отдают дань обжорству, причем без всяких угрызений совести.
Мари привлекла внимание Анастасии к стоящим то тут, то там группам жнецов. Нигде расслоение на фракции не было столь очевидным, как в ротонде. От стоящих отдельно новых жнецов исходил ощущаемый почти физически дух вызывающего эгоцентризма – совершенно отличный от атмосферы сдержанного самоуважения, в которой купалась остальная часть сообщества.
– Все мы высокомерны, – сказала однажды Мари. – Но, в конце концов, нас и избрали потому, что мы самые умные и достойные. А потому самое лучшее, что мы можем себе позволить – это быть скромными в нашем высокомерии и высокомерными в нашей скромности.
Анастасия вошла в толпу и, удивленная, остановилась. Как много жнецов стали украшать свои мантии драгоценными камнями в честь Годдарда, своего святого и мученика! Камни, благодаря ему, стали символом новой генерации жнецов.
Когда Ситра в качестве ученика впервые явилась на конклав, среди членов сообщества было гораздо больше независимых жнецов, которые не ассоциировали себя ни с той, ни с другой фракцией. Теперь их становилось все меньше и меньше, так как разделяющая старых и новых жнецов граница превратилась в глубокую трещину, способную поглотить тех, кто не принял ничью сторону. Ситра ужаснулась: даже Досточтимый Жнец Неру добавил аметисты к своей оловянно-серой мантии.
– Вольта был моим учеником, – объяснил он. – Когда он присоединился к новым жнецам, я воспринял это как личное оскорбление… Но потом, когда он умер во время пожара в монастыре тоновиков, я понял, что многим обязан ему, например – своим свободомыслием. И теперь я нахожу удовольствие в жатве. Самое удивительное, что теперь я не воспринимаю ее как нечто ужасное.
Анастасия слишком уважала почтенного жнеца, чтобы высказывать свое мнение, но Мари не стала держать язык за зубами.
– Я знаю, что вы любили Вольту, – сказала она. – Но горе не может быть оправданием безнравственности.
Неру, выпучив глаза, не смог проговорить ни слова, на что Жнец Кюри и рассчитывала.
Они, закусывая, стояли среди жнецов, разделявших их убеждения, и все жнецы громко сожалели о том, куда катится сообщество.
– Нам не следовало позволять им называть себя «новыми жнецами», – говорил Жнец Мандела. – В том, что они делают, нет ничего нового. К тому же называть тех, кто придерживается идеалов Основателей, «старой гвардией» – это означает унижать их. Мы гораздо более прогрессивны в своих идеях, чем те, кто служит лишь самым примитивным своим инстинктам.
– Как вы можете говорить такое, проглотив целый фунт креветок, Нельсон? – не без сарказма спросил Жнец Твен.
Стоящие вокруг засмеялись, но Манделу это нисколько не смутило.
– Пиры, которые мы устраиваем на конклавах, предназначаются для тех, чья жизнь – суровое самоотречение, – сказал он. – Это есть некая форма компенсации. Но они не значат ничего для тех, кто никогда и ни от чего не отрекается.
– Перемены хороши, когда ведут к увеличению количества добра, – сказала Жнец Кюри. – Но новые жнецы стремятся не к этому.
– Мы обязаны продолжить борьбу, Мари, – воскликнула Жнец Меир. – Поддерживать и развивать добродетели, на которых всегда зижделось сообщество. Высокие этические стандарты – вот наша опора. Осуществляя жатву, мы обязаны руководствоваться мудростью и состраданием, ибо мудрость и сострадание есть основа нашего бытия. И мы не можем с легкостью относиться к делу жатвы. Для нас это бремя, а не удовольствие. Привилегия, а не приятное времяпрепровождение.
– Отлично сказано! – согласился Жнец Твен. – Я надеюсь, что добродетель одержит верх над эгоизмом новых жнецов.
Но затем он лукаво посмотрел на Жнеца Меир и сказал с усмешкой:
– Похоже, Голда, вы готовы побороться за должность Высокого Лезвия?
Жнец Меир весело рассмеялась:
– Это не та работа, которой я жажду.
– Но вы же слышали, о чем говорят тут и там, верно? – спросил Твен.
Жнец Меир пожала плечами:
– Люди любят поболтать. Пусть сплетничают те из жнецов, кто еще не совершил ни одного разворота. Что до меня, я слишком давно живу, чтобы участвовать в распространении пустых слухов.
Анастасия повернулась к Жнецу Кюри.
– Какие такие слухи? – спросила она.
Жнец Кюри состроила ироническую гримаску.
– Каждые пару лет распространяются слухи, будто Ксенократ покидает пост Высокого Лезвия. Но, поскольку с должностью он не расстается, я думаю, что эти слухи он распускает сам, чтобы оставаться в центре внимания.