– Вы уже поговорили с Константином? – спросила Анастасия, и это немного остудило воодушевление Ксенократа.
– Я несколько отдалил от себя Константина, если вам интересно, – сказал он Анастасии словно бы лично, но так, чтобы слышали все. – Я уверен, он хочет обсудить с вами последнюю информацию о вашем старом друге Роуэне Дэмише. Мне же это неинтересно – это забота уже нового Высокого Лезвия.
Упоминание имени Роуэна прозвучало как удар, но Анастасия и виду не подала.
– Вам следует поговорить с Константином, – сказала она. – Это крайне важно.
И, чтобы разговор действительно произошел, она кивнула Константину, который тотчас же подошел к ним.
– Ваше превосходительство, – спросил Константин, – мне нужно знать, кто сообщил вам о вашем назначении.
Ксенократ был явно оскорблен.
– Никто, естественно. Назначение Верховного Жнеца – секретная информация.
– Да, но, быть может, кто-нибудь узнал или услышал об этом случайно?
Ксенократ помедлил с ответом, и все поняли, что он чего-то недоговаривает.
– Да нет, никто.
Константин молчал, ожидая, что Ксенократ все-таки вспомнит.
– Новость пришла во время званого обеда, – сказал наконец Ксенократ.
Высокое Лезвие был знаменит своими зваными обедами. Всегда в узком кругу – только он да еще два-три жнеца. Преломить хлеб с Высоким Лезвием считалось честью, а Ксенократ, как искусный дипломат, всегда приглашал жнецов, которые ненавидели друг друга, таким образом стараясь либо наладить дружеские отношения, либо сформировать альянсы. Иногда у него получалось, иногда – нет.
– И кто был с вами? – настаивал Константин.
– Я принял звонок из соседней комнаты.
– Да, но все-таки?
– У меня обедали двое – Твен и Брамс.
Анастасия отлично знала Жнеца Твена. Он декларировал свою независимость, хотя по принципиальным вопросам был всегда солидарен со старой гвардией. Брамса же она знала только по разговорам.
– Его посвятили в жнецы в Год Улитки, – сказала как-то Мари. – В самую точку, потому что, куда бы он ни пошел, всегда оставляет за собой след слизи.
С другой стороны, Брамс казался вполне безопасным. Жаждущий успеха, но ленивый жнец, который выполняет свою работу – и больше ничего. Вряд ли такой тип может быть организатором покушения.
Перед самым концом перерыва Анастасия подошла к Жнецу Брамсу, зависшему над столом с десертом. Она хотела определить его симпатии и связи.
– Не знаю, как вы справляетесь, – сказала она, – но на конклавах десерт в меня уже не помещается.
– Фокус в том, чтобы есть медленно, – отозвался Брамс. – Со скоростью пудинга, как говорила моя мать.
Он взял со стола кусок яблочного пирога, и Анастасия увидела, что руки его трясутся.
– Вам следует пройти осмотр, – посоветовала она, показав на его руки. – Наверняка нужно отрегулировать наночастицы.
– Это просто волнение, – отозвался Брамс. – Не каждый же день выбираешь Высокое Лезвие.
– Может ли Жнец Кюри рассчитывать на ваш голос?
Брамс усмехнулся:
– Во всяком случае, за Ницше я не стану голосовать.
И, извинившись, он исчез в толпе с куском пирога в руке.
Торговцам оружием сообщили, что времени на возню с их товаром не будет, и отправили паковаться. Все послеобеденное время будет принадлежать Жнецам Ницше и Кюри, и каждый из них попытается убедить остальных жнецов подать свои голоса за него или за нее.
– Я знаю, вы этого не хотите, – сказала Мари Анастасия. – Но должны вести себя так, словно хотите этого.
Жнец Кюри взглянула на нее, слегка удивленная.
– Ты собираешься учить меня, как мне преподнести себя сообществу жнецов? – спросила она.
– Нет… – запнулась было Анастасия.
Но потом она вспомнила, как держится перед жнецами Моррисон, и уже уверенным тоном сказала:
– Да, именно так. Вся эта история похожа на школьный конкурс, где выбирают самого популярного в классе. А я в этом лучше разбираюсь, чем вы – ведь я совсем недавно из школы.
– В самую точку! – невесело усмехнулась Кюри. – Именно в это и превратилось сообщество жнецов – в школу убийц.
Высокое Лезвие в последний раз призвал сообщество жнецов к порядку. Кандидаты обязаны были произнести программную речь, после чего парламентарий, сидящий по правую руку Высокого Лезвия, проводил дебаты. Кандидатам зададут вопросы, а потом специальный служащий организует тайное голосование.
Чтобы решить, кому из кандидатов выступать первым, сообщество жнецов придумало использовать в высшей степени современный и сложный метод – бросить монетку. Но, поскольку физические деньги уже давно людьми не использовались, одного из учеников отправили поискать монетку в офисах сообщества.
Пока же ждали ее прибытия, в зале конклава началось нечто совершенно сюрреалистическое.
– Прошу извинить меня, ваше превосходительство, – прозвучал дрожащий голос. Затем вновь – немного тверже:
– Прошу извинить меня, ваше превосходительство.
Это был Жнец Брамс. Что-то в его облике изменилось, но Анастасия не могла понять что.
– Конклав узнал Досточтимого Жнеца Брамса, – сказал Ксенократ. – Но, прошу вас, говорите быстрее, у нас мало времени.
– Я хочу предложить еще одну кандидатуру, – проговорил Брамс.
– Мне жаль, Брамс, – усмехнулся Ксенократ. – Но вы не можете выдвигать себя. Кто-то должен это делать за вас.
Жнецы презрительно рассмеялись.
– Я выдвигаю не себя, ваше превосходительство.
Брамс откашлялся, и в этот момент Анастасия поняла, что же в нем изменилось. Мантия! Она осталась того же, персикового цвета с голубой каймой по краям, но теперь была украшена опалами, сияющими как звезды.
– Я хочу выдвинуть кандидатуру Досточтимого Жнеца Годдарда на должность Высокого Лезвия Мидмерики.
На мгновение в зале воцарилась тишина, прерываемая редким смехом, но он был уже не презрительным, а скорее нервным.
– Брамс! – медленно сказал Ксенократ. – Если вы забыли, то я вам напомню: Жнец Годдард уже более года мертв.
А затем тяжелые бронзовые двери зала конклава начали медленно открываться.
Я знаю, что такое боль. Конечно, не физическая боль, а боль, происходящая от понимания, что из-за горизонта надвигается нечто ужасное, что-то такое, чего я не могу предотвратить. При всей силе интеллекта, вложенного в меня человечеством, есть вещи, изменить которые я не в силах.
Не могу вмешиваться в то, о чем мне сообщают конфиденциально.
Не могу предпринять ничего по факту изображений, передаваемых моими камерами, поставленными в частных владениях.
И самое главное, ничего не могу поделать с тем, что хотя бы отдаленно относится к делам сообщества жнецов.
Единственное, на что я могу замахнуться, так это намекнуть самым деликатным способом на то, что необходимо сделать, оставив сами действия в компетенции человечества.
Но даже в этом случае нет никакой гарантии, что из миллиона возможных действий они предпримут именно то, которое действительно предотвратит катастрофу.
А боль… Невыносима боль, когда знаешь что-то, но это знание не приносит пользы. Потому что глаза мои никогда не закрываются. Никогда. И все, на что я способно – это наблюдать, как возлюбленное мое человечество медленно, но верно вьет веревку, которая вскоре оборвет его дни.
Глава 34Худший из возможных миров
БРОНЗОВЫЕ ДВЕРИ ОТВОРИЛИСЬ, и в зал вошел погибший в огне жнец. Все помещение наполнилось сдавленными охами, скрипом кресел – жнецы встали со своих мест, чтобы подойти поближе.
– Это действительно он?
– Не может быть!
– Это какой-то фокус.
– Наверняка самозванец.
Вошедший прошел по центральному проходу походкой, явно позаимствованной у кого-то другого. Походкой более вольной. Более молодой. И сам он был несколько ниже ростом, чем раньше.
– Да, это Годдард.
– Восстал из пепла.
– Как нельзя кстати.
– Как нельзя некстати.
Следом за Годдардом двигалась еще одна знакомая фигура в ярко-зеленом одеянии. И Жнец Рэнд тоже восстала из мертвых? Все глаза устремились к бронзовым дверям, ожидая Жнецов Вольту и Хомского, но тщетно – в зал больше никто не вошел.
Белый как полотно Ксенократ с трудом выговорил:
– Что… что происходит? Что это значит?
– Простите мое отсутствие на последних конклавах, ваше превосходительство, – произнес Годдард голосом, сильно отличавшимся от того, к которому все привыкли. – Но мне снесли голову, а в таком виде я просто не мог присутствовать. Жнец Рэнд подтвердит мои слова.
– Но ведь… ведь ваше тело было идентифицировано. Оно же сгорело до костей!
– Тело – да, – сказал Годдард. – Но Жнец Рэнд была настолько добра, что нашла мне новое.
Поднялся явно смущенный Жнец Ницше, как и все, ошеломленный поворотом событий.
– Ваше превосходительство, – провозгласил он. – Я желал бы взять самоотвод и официально поддержать выдвижение Жнеца Годдарда.
В зале воцарился хаос. Гневные обвинения и печальные возгласы смешались с радостным смехом и взволнованными криками. Все возможные эмоции, вызванные явлением Жнеца Годдарда, излились наружу. Лишь один Жнец Брамс не демонстрировал удивления, и Анастасия поняла – он был не организатором покушения, а его инструментом. Червяком в яблоке. Орудием Годдарда.
– Но это против всяких правил! – промямлил Ксенократ.
– Нет! – возразил Годдард. – Против правил то, что вы до сих пор не поймали зверя, который убил Жнецов Хомского и Вольта и попытался покончить со мной и Жнецом Рэнд. Пока мы здесь болтаем, он гуляет на свободе, убивает жнецов налево и направо, а вы не делаете ничего, чтобы завершить все дела достойным образом и стать членом Всемирного Совета.
Затем Годдард повернулся к жнецам.
– Когда я стану Высоким Лезвием, я поймаю Роуэна Дэмиша, и он дорого заплатит за свои преступления. Обещаю вам, что сделаю это до завершения моей первой недели пребывания в этой должности.