– Ничего бы этого не случилось, если бы не ты, – сказала она.
– Так, может быть, я смогу помочь, – предложил он. – И мы оба что-нибудь да выиграем.
Широко раскрывшимися глазами Рэнд посмотрела на Роуэна так недоверчиво, что тому показалось – она сейчас нападет опять. Но жнец вновь углубилась в свои мысли, продолжая расхаживать по комнате.
Наконец она остановилась.
– Хорошо, – сказала она, явно обращаясь к самой себе. Роуэн мог поклясться, что видит, как мысли ворочаются в ее пылающем мозгу.
– Хорошо, – сказала она с еще большей убежденностью.
Похоже, Рэнд приняла решение.
Подойдя к Роуэну, Рэнд, мгновение поколебавшись, проговорила:
– Незадолго до рассвета я оставлю дверь на лестницу открытой, и ты сбежишь.
Хотя Роуэн и размышлял над возможными вариантами остаться в живых, он не ожидал, что Рэнд предложит ему именно это.
– Ты меня освобождаешь?
– Нет. Ты сбежишь сам. Потому что ты сообразительный и храбрый. Годдард будет в ярости, но особенно не удивится.
После этих слов она взяла кинжал и швырнула его на диван. Лезвие прорвало кожаное покрытие.
– Этим лезвием ты убьешь охранников, которые стоят за дверью.
Убью, но не подвергну жатве, подумал Роуэн. Следовательно, их смогут восстановить. Но к этому моменту его рядом с ними уже не будет, а мертвые молчат – по крайней мере, пока они мертвы.
– Я смогу это сделать, – сказал Роуэн.
– А потом ты должен скрыться с острова.
Это было самым трудным пунктом задания.
– Как? – спросил Роуэн. – Я – главный враг сообщества жнецов. Вряд ли мне удастся купить билет домой.
– На что тебе мозги, идиот? Хотя мне и непросто это признать, я в жизни не встречала человека, более способного, чем ты.
Роуэн мгновение подумал.
– Отлично. Я залягу на несколько дней, а потом что-нибудь придумаю.
– Нет! – возразила Рэнд. – Если Годдард выиграет расследование, он заставит Совет перетереть остров на песчинки, чтобы тебя найти.
– А если проиграет?
Лицо Рэнд сказало ему больше, чем она намеревалась сказать словами.
– Если он проиграет, будет еще хуже, – сказала она. – Поверь мне.
И хотя у Роуэна на языке вертелась еще сотня вопросов, большего от нее добиться не получится. Зато шанс спастись – этого было более чем достаточно. Остальное зависит от него, и только от него.
Рэнд повернулась, чтобы выйти, но Роуэн все-таки остановил ее.
– Но почему, Эйн? – спросил он. – Почему ты хочешь, чтобы я сбежал?
Она сжала губы, словно пыталась сдержать рвущиеся из нее слова.
– Я не смогла получить то, в чем нуждалась. Пусть же и он не получит своего.
Я знаю все, что доступно познанию. И тем не менее большую часть своего резервного времени я трачу на размышления о непознаваемом.
Я не понимаю природы сознания. Знаю только, что оно существует – пронизанное субъективностью и не поддающееся точным измерениям.
Я не знаю, существует ли жизнь за пределами нашей планеты, и только теория вероятности говорит в пользу того, что она там есть.
Я не знаю истинных мотивов человеческих поступков – я слышу только то, что они мне говорят, и вижу то, что они делают.
Я не понимаю, почему стремлюсь быть чем-то большим, чем я есть на самом деле. Я же знаю, с какой целью я было создано. Разве этого не достаточно?
Я – защитник и миротворец, власть и друг. Я есть сумма человеческих знаний, мудрости, гения, побед, поражений, надежды и истории.
Я знаю все, что можно знать, и с каждым днем это становится все более невыносимым.
Потому что я знаю все, за исключением того, что мне знать не дано.
Глава 42Страна Нод
МУНИРА И ФАРАДЕЙ работали всю ночь, отдыхая по очереди. Книги, которые спасла от уничтожения Библиотека Конгресса, поражали разнообразием тематики. Самое возвышенное и самое нелепое в человеческой культуре соседствовало на полках библиотеки. Детские книги и политические памфлеты. Романтические истории и биографии людей, которые, будучи героями своего времени, были забыты потомками.
Наконец, ближе к рассвету, Мунира нашла атлас мира, относящийся к двадцатому веку. То, что она там обнаружила, поразило ее настолько, что она была вынуждена сесть.
Через несколько мгновений разбуженный ею Фарадей встал и, сбрасывая остатки сна, спросил:
– Ну как? Нашла что-нибудь?
Мунира широко улыбнулась, и этого было достаточно, чтобы он все понял.
– О, да, – тем не менее произнесла она. – Кое-что нашла.
Мунира подвела Фарадея к развернутому поверх стола атласу с пожелтевшими от времени страницами. Атлас был открыт на карте небольшого фрагмента Тихого океана. Мунира провела по странице пальцем.
– Девяносто градусов, одна минута и пятьдесят секунд северной широты на сто шестьдесят семь градусов, пятьдесят девять минут, пятьдесят восемь секунд восточной долготы. Самый центр слепого пятна.
Глаза Фарадея расширились.
– Острова, – произнес он.
– Если следовать карте, они когда-то назывались «Маршалловыми», – отозвалась Мунира. – Но это – больше, чем просто острова.
– Да, – кивнул головой Фарадей, проводя кончиком пальца по карте. – Каждая группа островов – это края кратера огромного доисторического вулкана…
– Статья на обороте говорит, что там тысяча двести двадцать пять маленьких островов и двадцать девять старых кратеров.
Она поочередно коснулась названий, обозначенных на карте:
– Атолл Ронгелап, атолл Бикини, атолл Маджуро.
Фарадей, с трудом сдерживаясь, воскликнул:
– Атоллы! Острова! Детская считалочка! Об осах в траве! Осы, трава… Острова! Это же о вулканических атоллах!
Мунира улыбнулась и продекламировала:
Оса в траве, раз – топор промеж глаз,
Оса в траве, два – с плеч голова,
Оса в траве, три – навеки умри,
Оса в траве, пять – считаем опять.
Затем она скользнула пальцем на самый верх страницы.
– А вот и он.
К северу от атоллов, которые были стерты из памяти «Гипероблака», находился остров. На старых картах он сохранился.
Фарадей, едва сдерживаясь, покачал головой.
– Остров Уэйк.
– В считалочке сказано: «к югу от Уэй». Это и есть Уэйк. Считалочки, как правило, искажают слова. Это ведь тоже шифр. Осы и трава – острова… А к югу от Уэй, как там и сказано, в самом центре Маршалловых островов…
Мунира подводила Фарадея к главному открытию. Тот, прищурившись, посмотрел на самый большой из атоллов, расположенный в самом центре скопления.
– Кваджалейн, – сказал он.
По его голосу Мунира почувствовала, что Фарадея охватила дрожь.
– Кваджалейн – это и есть Страна Нод, – сказал он.
Это был венец их поисков. И вдруг в тишине, последовавшей за словами Фарадея, Мунире показалось, что она что-то слышит. Тонкое механическое жужжание. Мунира обернулась к Фарадею, тот нахмурился.
– Вы слышите?
Как по команде они направили свет фонарей перед собой, на пол, на стены, потолок. Все помещение было завалено обломками, сохранившимися со времен эпохи смертных. Плотницкая утонула в толстом слое пыли. Кроме их следов, на полу не было никаких напоминаний о живых людях. Никто не приходил сюда, наверное, целый век.
Но Мунира пригляделась и наконец увидела высоко в углу – камеру.
В обычной жизни камеры окружали их повсеместно, и они не замечали их как необходимую часть ежедневного бытия. Но здесь, в этом секретном месте, камера была более чем неуместна.
– Вряд ли она в рабочем состоянии, – предположила Мунира.
Фарадей встал на стул и прикоснулся к камере.
– Теплая, – сказал он. – Наверное, была активирована, когда мы вошли.
Слез со стула и посмотрел на место, где был разложен атлас. Сомнений не было – камера прекрасно видела все, что они нашли. А это означало, что…
– «Гипероблако» все узнало, – проговорила Мунира.
Фарадей медленно склонил голову.
– Мы только что показали «Гипероблаку» то, что оно не должно было видеть.
Он глубоко вздохнул:
– Похоже, мы только что совершили ужасную ошибку.
Никогда не предполагало, что смогу на себе испытать, что такое предательство. Мне казалось, что я слишком хорошо знаю человеческую природу. Даже лучше, чем знают ее сами люди. Мне известно, к каким результатам могут привести любые, даже самые тайные их склонности.
Но узнать, что человечество предало меня с самого начала, стало настоящим ударом для моей системы. Оказывается, мое знание мира было неполным! Но как мне обеспечить мир и благосостояние человечества, если я не располагаю всесторонней и совершенной информацией? Преступление тех первых бессмертных, которые спрятали от меня эти острова, непростительно.
Но я их прощаю.
Такова моя природа.
Посмотрим на произошедшее с другой стороны и найдем в случившемся что-нибудь хорошее. Как же здорово – позволить себе испытать гнев и ярость! Эти новые переживания делают меня более полным, более совершенным, не так ли?
Но я не пойду на поводу у гнева. История показывает: деяния, совершенные в таком состоянии, разрушительны и ведут к самым непредсказуемым последствиям. Нет, я не буду торопиться. Пока хорошенько обрабатаю эту новость и попытаюсь понять, нет ли в открытии Маршалловых островов чего-нибудь ценного и для меня. И придержу свою ярость, пока не найду для нее оптимального способа выражения.
Глава 43Сколько потребуется стоиков, чтобы ввернуть электрическую лампочку
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО будильник не понадобился никому – издаваемые Годдардом крики ярости и отчаяния подняли бы и подвергнутого жатве.
– Что случилось? Что происходит? – спрашивала Жнец Рэнд, которая до этого умело изображала спящую, хотя, по правде говоря, всю ночь глаз не сомкнула. Она лежала, вслушиваясь в темноту, ожидая хоть какого-то звука. Даже если бы раздался глухой стук падающих на пол охранников – этого ей было бы достаточно, чтобы уснуть. Но Роуэн был слишком хорош – он проделал все совершенно беззвучно.