— Ерунду читаешь! — сказал недоверчиво Сиволоб, заглядывая в книгу, точно он мог проверить, что там напечатано.
— Я перевел все точно. Вот, смотрите, картинки: змея, собака, садовник, Петр Великий…
— Не думал я, что немцы такие глупости пишут, — сказал староста, но тут же спохватился: — Это при старом режиме, при кайзере Вильгельме так немцы писали, пока у них фюрера не было… Теперь немцы хорошо пишут, гладко.
— Теперь они хорошо пишут, — подтвердил Юрась. — Вчера Марченко привез из Гладова немецкий приказ, я читал. Там все гладко написано: кого повесить, кого расстрелять, кого в лагерь, кого в тюрьму…
Староста уставился на Юрася, не понимая, издевается мальчишка или говорит серьезно. На всякий случай он заметил:
— Не одобряю, что родителя зовешь по фамилии. Отродясь такого не слыхал. Обязательно скажу ему. Пусть он тебе через одно место ума прибавит! Истинно говорится: сокрушай детям кости смолоду…
КОНЕЦ СИВОЛОБА
Под вечер Владик услышал в овраге осторожные шаги. Выглянув из малинника, он увидел Тимофея Петровича. Рядом с ним шагал высокий тощий старик.
— Ну, как ты здесь? — спросил Тимофей Петрович и, не дожидаясь ответа, сказал: — Как стемнеет, пойдешь с дедом к тете Сане. Не бойся, все будет хорошо! А пока что — подкрепись. — Он вытащил из карманов сверток и бутылку молока.
— Спасибо, — сказал Владик. — Не нужно. Я наелся малины…
Тимофей Петрович поставил бутылку в траву и положил рядом сверток.
— Это не от меня, — сказал он глухо. — От Юрася… Можешь есть.
И пошел прочь…
По пути в Зоричи старик не проронил ни единого слова. Он молча вошел во двор Александры Ниловны, тихо постучал в дверь и, когда дверь открылась, исчез в темноте.
С тех пор как Сиволоб доставил в Гладов политрука, минула неделя. Подходила пора уборки хлеба. Присланные из Гладова немецкие механики отремонтировали два трактора, но не успели они уехать, как тракторы оказались опять сломанными. Кто-то перебил трубки питания. Ясно, что в Зоричах орудуют красные. Но кто? Ответить на этот вопрос Сиволоб не мог. А между тем в гладовском гестапо офицер сказал ему очень ясно:
— На поиски бандитов даю неделю. Повешу их публично…
И теперь Сиволоб ночами шнырял по деревне, заглядывая во все дворы и окна. Он был убежден, что "красные" орудуют по ночам. Вот и сегодня на рассвете староста "прочесывал" деревню, прислушиваясь к малейшему шороху, высматривая, не светятся ли у кого окна.
Как назло, Гармаша в деревне не было. Вдвоем не так боязно ходить. Но полицая послали на неделю в карательную экспедицию.
Староста остановился у домика Александры Ниловны, бесшумно открыл калитку и вошел во двор. В предутренней тишине было слышно, как тяжело вздыхает в хлеву корова. Посреди двора на веревке было развешено белье. Взгляд Сиволоба остановился на детской рубашке. Он насторожился: откуда у старухи эта рубашка? Внуков у нее нет, живет одна. К тому же, рубашка совсем не похожа на деревенскую — шелковая, с короткими рукавами. Рядом висели маленькие носки.
"Неужели старуха прячет у себя какого-то мальчишку? Похоже на то! Но зачем же мальчишке прятаться? — рассуждал Сиволоб, возвращаясь домой. Тут может быть только одно: мальчишка либо еврей, либо сын большого комиссара. В таком разе — времени терять нельзя. Надо одним ударом прикончить двух зайцев. Арест мальчишки отведет от меня наказание за поломку трактора, а заодно — разделаюсь и со старухой…"
Однако дома Сиволоба охватили сомнения: а может, никакого мальчишки и нет? Просто, кто-нибудь из больных соседок, у кого есть ребята, попросили Полякову постирать рубаху и носочки… То-то будет срамота: нагрянут они к старухе, а ловить-то и некого! Староста ясно представил себе, как будет ехидничать злоязычная Александра Ниловна, как будет насмехаться над ним вся деревня. Нет, сперва надо окончательно убедиться самому, что старуха кого-то прячет.
Вечером Сиволоб снова подошел к дому сторожихи. В доме стояла тишина. Должно быть, хозяйка улеглась спать. Сиволоб уже собирался уходить, когда через неплотно прикрытую форточку до него донесся голос Александры Ниловны. Старуха с кем-то разговаривала. Староста прислушался. Слов разобрать он не мог. Александра Ниловна говорила тихо, но голос ее был сердитый. Она умолкла, и Сиволоб услышал детский голос:
— Я научусь, тетя Саня. У меня уже немножко получается. Только она очень неспокойная…
Теперь сомнений не было: старуха прячет неизвестного мальчишку. Этого достаточно, чтобы ее арестовать. Давно пора рассчитаться за старое!..
Довольный Сиволоб спал в эту ночь крепким, спокойным сном. Утром к нему неожиданно заявилась Александра Ниловна:
— Сестра у меня при смерти в соседней деревне, отпусти, сделай милость, навестить.
Сиволоб обрадовался: пока старухи не будет, мальчишка никуда из дома не денется. Надо только проследить, чтобы она его с собой не увела.
— Дам тебе на трое суток справку, — важно сказал он. — Когда думаешь отправляться?
— Да сегодня бы и пошла. Мои сборы недолги…
— Тогда ступай собирайся. А я пока выправлю тебе документ…
Прошел целый час. Александра Ниловна за справкой не являлась. Сиволоб забеспокоился: уж не раздумала ли? Надо проверить. Но едва он вышел из дома, как встретил ее.
— Где тебя, старую, носит?
— Да ведь дела разные, пан староста, соседки зашли, то да сё…
— Вот тебе бумага. Через три дня чтоб была на месте и доложилась мне! Поняла? Ну, пойдем, провожу до околицы.
— Чего меня провожать, ты не кавалер, я не барышня…
— Сам знаю, кого провожать, кого в тюрьму сажать! Сказано, идем, значит, идем!
Сиволоб хотел убедиться, что старуха уходит одна. На околице они расстались. Староста посмотрел ей вслед и усмехнулся:
— Гуляй, гуляй! Скоро я тебе припомню… как мужик твой руки мне у амбара заламывал…
И торопливо направился к дому сторожихи.
Безлюдные деревенские улочки настораживали его своей тишиной. "Точно по кладбищу идешь", — подумал он тоскливо, и тут же заметил, как в нескольких окнах дрогнули занавески. "Следят, следят за мной, дьяволы колхозные!" Он нарочно остановился, неторопливо закурил сигарету и степенно зашагал дальше. "Пусть следят! Теперь я никого не боюсь! Теперь меня все боятся! Так-то!"
Он вошел во двор сторожихи и сразу же приметил на дверях хлева большой висячий замок. Сиволоб подошел ближе, прислушался. Из хлева доносилось равномерное тяжелое дыхание Краснухи. Староста подергал замок, бросил взгляд на закрытые ставнями окна и удалился с довольным видом…
Прошло уже два дня, как Александра Ниловна ушла к больной сестре. Все это время Сиволоб вертелся вокруг ее дома. И наконец решил: дальше тянуть нечего. Надо идти к Марченко. Вдвоем они с этим делом справятся.
Но идти ему не пришлось. Лесник навестил старосту сам.
— Вот спасибо! Не забыл, значит, меня! — засуетился Сиволоб. — Садись, дорогой гость! Уж так я тебе рад, что и сказать не могу! Помощь мне твоя нужна. Для общего дела…
— Для общего дела я готов. Говори, Кузьма Семеныч. Какая тебе помощь нужна?
— Сейчас все обсудим. — Сиволоб вытащил из буфета четвертную бутыль самогона.
— Хороша посудина! — одобрил лесник. — С такой не соскучишься.
— Тут дело политическое, — начал староста, ставя на стол чугунок с холодным картофелем, миску квашеной капусты и тарелку, на которой лежал толстый кусок сала. — Тут у нас с тобой большие могут быть неприятности от немцев через одну старушку. — Он наполнил самогоном две большие кружки и перекрестился. — Господи благослови, поехали!
Тимофей Петрович придвинул к себе кружку, но пить не торопился.
— Что ты, Кузьма Семеныч? Какие нам от немцев неприятности? Сам знаешь, от кого нам беды ждать… Вот если, не дай бог… красные вернутся…
— Про то и думать не моги! — отмахнулся староста. — Ну давай, за успех будущего дела!
Они чокнулись. Сиволоб запрокинул голову и выпил все до дна.
— Какое же дело у тебя? — спросил Тимофей Петрович.
— Полякову старуху не забыл?
— Злющая баба!
— Истинно! Так вот, она прячет у себя мальчишку. Какого, спрашивается? Понимаешь, чем пахнет?!
Тимофей Петрович недоверчиво покачал головой.
— Неужели прячет?! Не ошибаешься? — Он взял бутыль и наполнил кружки самогоном. — Не пойму я, откуда же этот мальчишка появился?.. Твое здоровье!
Сиволоб выпил, закусил салом и вытер ладонью рот.
— В том и есть политический вопрос. Откуда? Это не нам с тобой выяснять. Того мальчишку мы изловим и доставим вместе со старухой в гестапу. Понял? А уж в гестапе завсегда правду дознают: кто, зачем и откуда. И будет нам с тобой от немцев полная благодарность…
— Может, ты путаешь, Семеныч? — все еще сомневался Тимофей Петрович. — Может, тебе почудилось? Ведь если мы никого у старухи не найдем, над нами вся деревня потешаться будет.
— Точно говорю тебе — прячет! Своими ушами слышал! — староста стукнул кулаком по столу. Хмель исподволь начал подбираться к нему. — Давно подозрение имею, а нынче получил полное подтверждение.
— Рассказывай, рассказывай…
— Я, брат, старуху вокруг пальца обвел! Сейчас все расскажу. Да ты чего не пьешь, не закусываешь? — Он потянулся к бутыли, но Тимофей Петрович сам быстро налил ему полную кружку. В свою плеснул на донышко.
— Теперь, значит, выпьем за твое здоровье! — Сиволоб чокнулся с гостем, лицо его начало багроветь, глаза помутнели.
— Как же ты одурачил старуху? — спросил с интересом Тимофей Петрович.
— Запросто! — захихикал Сиволоб. — Промашку дала, ведьма! Категорично! — Староста икнул. — Пришла ко мне проситься к сестре. Сестру, вишь, больную навестить задумала. Ладно, говорю, поезжай, старая, пешим ходом. Не соскучусь! Выправил ей бумагу, она, дура, и потопала. Третий день уже шляется! А я тут и выяснил. Наблюдение вел… — Сиволоб с трудом ворочал языком. — Да… наблюдение, значит, вел… За коровой…
— За кем? — Тимофей Петрович подумал, что ослышался.