— Хороша весна в этом году, — сказал пассажир.
Я бросил взгляд в зеркало.
— Да, погода радует, — ответил я.
— Если бы ещё не эти жуткие новости о происшествиях каждый день, вообще была бы красота.
— Ещё и люди пропадают, слышал, - поддакнул ему, поддерживая разговор.
— Люди говорят, шашлычник какой-то причастен, - оживился мужчина. - Вроде как к нему идут, общаются, а потом — пшик, исчезают. Полиция молчит, доказухи нет. Никакой связи, по их мнению.
— Ну это же только слухи, — пробормотал я в ответ. — А так, да, интересная теория.
Клиент хмыкнул и уткнулся в телефон. Я довёз его, высадил у офиса. Никак тихонько тявкнул, будто провожая.
Следующий пассажир сел у «Проспекта Тира» — женщина, лет тридцати, в длинном пальто с сумкой через плечо. Попросила довезти до «Юго-Западной». Я кивнул, вырулил на дорогу. Когда проезжали станцию метро, женщина вдруг оживилась.
— Тут часто стали люди в чёрных куртках ошиваться, — сказала она, кивая на окно. — Вон там, видите?
Я глянул в указанную сторону. У станции, чуть дальше от входа, действительно стояли трое. Чёрные куртки, капюшоны низко натянуты.
Руки в карманах, лиц не разглядеть.
— В каком смысле часто? — спросил её.
— Очень часто, — ответила женщина, понизив голос. — Да каждый день. Вон там, у ларьков, собираются. — Она показала пальцем на угол, где мигала вывеска «Шаурма». — Странные они. Стоят, молчат. Ничего не предлагают, если вы подумали. Месяц назад такого ещё не было.
Я прищурился. Трое в чёрном не двигались, но один повернул голову — тень под капюшоном шевельнулась. Никак смотрел в окно, прижав уши.
— Занятно, — сказал я, сворачивая к тротуару.
Высадил спутницу, она расплатилась и ушла, не оглядываясь. Я бросил взгляд на место у ларьков — «Братство Огня» — а это определённо были они — всё ещё стояло там, как статуи. Метка грелась, а в голове крутились слова: "Ищут тебя". Я завёл мотор, Никак смотрел на меня умными спокойными глазами. Я на всякий случай запомнил угол у «Юго-Западной». Возможно, это был какой-то след.
Вдруг в кармане куртки завибрировал телефон. Я вытащил его, глянул на дисплей — высветилось «Дед Исмагил». Ткнул пальцем в экран, поднёс трубку к уху, держа руль одной рукой.
— Стас, ты где пропадаешь? — голос деда был хриплым, с лёгким акцентом, но твёрдым, как старый дуб.
— Только выехал, дед. Что-то случилось? — Я бросил взгляд на дорогу.
— Да куда ты вечно спешишь? — дед кашлянул, в трубке послышался шорох, будто он перекладывал бумаги или старые книги на столе. — Как жизнь-то у тебя? Чем занят? Куда пропал совсем?
— Работаю, дед, как обычно, — Я вздохнул, перехватывая руль поудобнее.
— Такси, пассажиры, пробки. Ничего нового.
— Работаешь, значит? — дед хмыкнул, и я почти увидел, как он качает головой, сидя в своём кресле с потёртой обивкой. — А семейные дела как? Знаю, что с Еленой разошёлся, но вдруг обратно сошлись? Дело молодое, всякое бывает.
Я немного скривился, вспомнив бывшую — её острый голос, упрёки про квартиру в Душино, которая, между прочим, осталась ей.
— Нет, дед, не сошлись, — отрезал. — И не собираемся. Всё кончено навсегда.
— Ну, как знаешь, — дед помолчал, в трубке звякнула ложка о чашку, будто он размешивал сахар. — Молодёжь нынче своенравная. А я вот думаю, может, зря ты её отпустил. Помню, по малолетству твоему, лет в шесть или семь, прибежал ко мне на веранду, весь в слезах, потому что девчонка соседская тебе косичкой по носу хлестнула. А ты всё равно за ней бегал, цветы с клумбы рвал.
Я усмехнулся, несмотря на внутреннее напряжение.
— Да ну тебя, дед. Я уже давно об этом забыл. И Ленка совсем не та девчонка, поверь.
— Может, и не та, — дед хохотнул, коротко, но тепло. — Но ты всегда славился своим упрямством. А вот ещё случай был, как ты в лес сбежал, искал ту старуху, что тебе сказки рассказывала. Нашёл ведь, вернулся весь в грязи, но довольный. Говорил, она тебе про огонь что-то интересное рассказывала.
Я замер. Метка на ладони кольнула. Старуха. Знак. Сглотнул внезапный ком в горле, голос стал тише.
— Ты это к чему вспомнил, дед?
— Да так, к слову пришлось, — Исмагил отмахнулся, но в голосе мелькнула тень тревоги. — Ты редко появляешься, Стас. Совсем старика забыл. Раньше хоть заезжал, а теперь только по телефону и слышу.
— Некогда было, дед, — Я почувствовал лёгкий укол совести. — Обязательно скоро заеду. Так зачем звонил? Что-то серьёзное?
— А то! — дед оживился. — Заходи на чай, посидим, поболтаем. Заварка у меня хорошая, с травами, не то что эти ваши магазинные пакетики с пылью.
Я глянул на пса. Никак сидел настороже, уши торчком, светлая шерсть блестела.
— Всегда ты занят, а на деда времени нет. Посидишь пять минут, не убегут от тебя твои дела. Я тебе пирогов с картошкой пожарю, как ты любишь.
Да брось ты свои отговорки, — дед фыркнул, в голосе послышалась привычная хитринка. — Чай попьём, поговорим. Не хочешь — заставлю. Сколько мне ещё ждать, чтобы ты ко мне заглянул?
Я закатил глаза, но улыбнулся краешком губ.
— Ладно, уговорил, — буркнул в ответ. — Всё равно к тебе собирался на днях.
— Вот и умница, — дед хмыкнул, довольный. — Только не думай, что это просто так. Есть разговор серьёзный. И он не телефонный.
Я насторожился. Жар пробежал по ладони от метки до кончиков пальцев.
— Серьёзный? Это про что? Что со здоровьем, дед? — спросил, сбавляя скорость на повороте.
— Приедешь — узнаешь, — отрезал дед и голос его стал твёрдым, как камень. — Давай ко мне, внучек. Не тяни. Время не ждёт.
Я кивнул, хотя дед этого не видел, и сбросил вызов, убрав телефон в карман.
— Чуешь нехорошее, Никак? — поглядев на пса, пробормотал я.
Никак сидел тихо, глаза следили за дорогой, уши были приподняты. Я свернул на шоссе, мысли крутились вокруг слов деда. Воспоминание о старухе в лесу, намёк на огонь, какой-то серьёзный разговор — всё это складывалось в картину, которую я пока не мог разглядеть целиком. Телефон завибрировал прямо в руке, когда я закрывал приложение такси. На экране засветилось «Елена». Имя, которое за три месяца ни разу не мелькнуло на дисплее. Никак приоткрыл один глаз, наблюдая, как я задерживаю дыхание на секунду перед ответом.
— Станислав, — Её голос напомнил мне автоматическое объявление в метро: та же безупречная дикция, та же отстранённость. — Я подаю документы на развод. Нужна твоя подпись.
Капли мелкого весеннего дождика на лобовом стекле сливались в ручейки, повторяя узор трещин на пластике панели. Я провёл пальцем по шраму на ладони.
— Подавай, — ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Поступай, как тебе удобнее.
— Ты уверен? — спросила она с интонацией кассира, уточняющего про чек.
— Обратного пути не будет.
— Сколько можно ходить по кругу? — Я усмехнулся, глядя, как Никак зевает, обнажая острые клыки. — Решено же.
— Хорошо. — Бумажный шелест в трубке. — Есть пожелания по разделу имущества?
— Ты же в курсе. Ничего не изменилось. Квартира твоя. — Я поёрзал в кресле. — Остальное — тоже. Запиши, чтобы не забыть.
— Учту. — Клик ручки. — Ничего не заберёшь? Остались твои фотографии, — наконец сказала она. — В синей коробке. Нужны?
Я закрыл глаза. Вспомнил, как мы вместе выбирали эту коробку в модном магазине. «Для воспоминаний», — сказала она тогда. Теперь это просто «синяя коробка».
— Выбрось.
Пауза. Только мерное дыхание в трубке и шум дворника за стеклом.
— По закону могут предложить месяц на примирение, — произнесла она, словно зачитывая параграф.
— Примирение? — Я засмеялся, но звук получился горьким. — Это обязательно?
— Процедура. — Сухой щелчок зажигалки на фоне. — Месяц минимум.
— А тебе? — Я сжал руль. — Нужен этот месяц?
Тишина слегка растянулась.
— Лена?
— Не знаю, — наконец ответила она, и в голосе впервые появилась трещина. — Но так положено.
— Ну, раз положено — пусть лежит. — Я вздохнул. — Когда явка?
— Через неделю. Районный суд. — Бумажный шорох. — Придёшь?
— Приду. — Никак положил морду мне на колено. — Чтобы быстрее закончить. Скинь потом адрес и время.
— Я пришлю детали. — Деловой тон вернулся мгновенно. — У тебя есть ко мне вопросы?
— Уже давно нет, Лена.
— До свидания, Станислав.
Трубка замолчала раньше, чем я успел ответить. Я ещё минуту смотрел на экран, где таймер звонка застыл на отметке 3:17. Ровно столько времени понадобилось, чтобы поставить точку в пяти годах совместной жизни.
Никак лизнул мне пальцы, и я вдруг осознал, что за весь разговор она ни разу не назвала меня Стасом — только полным именем, как постороннего.
Я убрал телефон в карман, откинулся на сиденье и уставился в потолок машины. Холодная она, как вода сегодня в Яузе, ни слова лишнего, ни намёка на то, что мы когда-то друг другу были не чужими. Развод, суд, время на примирение — звучит как грустная формальность неприятной стороны сегодняшней жизни, а ведь я её голос раньше по-другому слышал, живым, тёплым. Теперь вот всё официально, и даже спорить не тянет — пусть делает, как хочет. Только эта тягомотина с судом напрягает, тащиться туда, смотреть на каменное лицо теперь уже бывшей, выслушивать казённые фразы. Но раз надо, значит, надо — лишь бы поскорее вычеркнуть эту историю из головы.
Я продолжал сидеть в машине, глядя, на дождь за окном. Телефон пиликнул — новый заказ в приложении, кому-то нужно было срочно добраться с «Каганской» до «Завелецкой». Пальцы уже потянулись принять, но неожиданно для самого себя, я остановился, выдохнул и ткнул «отказаться». Никак приоткрыл глаз, будто спрашивал: «Чего сидишь?». А я подумал: хватит, не до заказов сейчас, действительно пора к деду ехать.
Теперь, после всей этой чертовщины — метка, сектанты, запах дыма, — внутри засвербело: надо ехать, и точка. Дед всегда был не просто стариком, со старыми байками, он точно знал что-то такое, чего я пока не понимал. Пора уточнить, разузнать, что к чему, тем более он сам меня ждёт. Я повернул ключ в замке зажигания и несколько секунд слушал журчание мотора.